Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда Люк, подав мне руку, галантно подсаживал меня в такси, мы чуть головы себе не оторвали, стараясь встретиться глазами и улыбнуться друг другу. Подъехав к «Ля бон шери», мы вышли из машины, чтобы тут же обменяться ослепительными улыбками. Мы улыбались всем существом, вплоть до пальцев ног. Потом – короткая пауза: он расплачивался в шофером. И тут же мы снова поворачиваемся друг к другу, и впиваемся друг в друга глазами.

Он спросил: «Ну как?» – ирландский вариант «Пойдем?», предложил мне свою согнутую руку, и мы вплыли в ресторан, где с большим энтузиазмом, хоть и на непонятном языке, нас приветствовали официанты. И от радости мы, конечно, тут же снова обменялись взглядами и улыбками.

Нас провели к столику, который был так слабо освещен, что я едва могла видеть Люка.

– Тебе нравится, детка? – прошептал он.

Просияв, я кивнула. Все было просто чудесно.

Создалась, правда, некоторая неловкость, когда мы уселись друг против друга, потому что раньше мы никогда так не сидели. Есть только одна ситуация, более располагающая к стеснительности, чем первый раз в постели с мужчиной. Это когда ты в первый раз с мужчиной в ресторане. Люк попробовал завязать разговор, начав с жизнерадостного «Ну?». Я стала придумывать, что бы такое ответить, но тут моя радость вырвалась на свободу и выразила себя в еще одной страстной, я бы сказала, экстатической улыбке, после которой говорить что-либо было уже излишним. Люк тут же выслал мне ответную улыбку. Так мы и сидели, сияя, как пара деревенских дурачков, пока елейный лягушатник-официант не подошел и не предложил нам меню.

– Думаю, нам надо бы… – Люк указал на меню.

– Ах да, конечно, – кивнула я и постаралась сосредоточиться.

Через несколько секунд, оторвавшись от меню и подняв голову, я обнаружила, что Люк неотрывно на меня смотрит, и мы снова сорвались на улыбки. Застеснявшись, я опустила глаза, но, не справившись с собой, снова взглянула на него, а так как он все еще смотрел на меня, то нам обоим ничего не оставалось, как снова улыбнуться друг другу. И снова я одновременно обрадовалась и застеснялась, и сказала: «Перестань», а он ответил: «Прости, я не могу. Ты такая…». И мы оба рассмеялись теплым счастливым смехом, а потом он снова вспомнил про меню, и сказал: «Пожалуй, нам надо бы…», а я ответила: «Еще как надо бы!»

Я боялась просто лопнуть от счастья. Я казалась себе похожей на огромную жабу, раздувшуюся от радости.

Он заказал шампанского.

– Зачем? – спросила я.

– Потому что… – он задумчиво смотрел на меня.

– Потому что… – повторил он, улыбаясь глазами. Я затаила дыханье, ожидая, что он признается мне в любви. – Потому что мы это заслужили.

Я понимающе улыбнулась. Я прекрасно знала, как он ко мне относится. И он знал, что я знаю.

Весь вечер я казалась очень спокойной, но под маской спокойствия просто задыхалась от счастья. Мои легкие с трудом вмещали столько воздуха, сердце едва выдерживало бешеный ритм, я физически ощущала, как моя кровь течет по венам. Все процессы в организме пошли совсем с другой скоростью, подстегиваемые моей любовью.

Все чувства обострились. Как будто нервы оголились, и моя нервная система представляла собой нечто вроде Центра Помпиду. Каждый вздох доставлял мне радость. Я смаковала каждый удар своего сердца, каждое сокращение мышц. Каждый новый вдох воспринимался как победа, моя грудь вздымалась и опадала, потом следовала неправдоподобно долгая пауза, потом снова вздымалась и опадала. Как будто я одолевала подъем на невысокий холм. И еще на один. И еще.

– Вкусно? – спросил он, кивнув на мое pomme au fenêtre, или не помню что это было.

– Чудесно, – прошептала я, и мне даже удалось проглотить несколько микроскопических частичек кушанья.

Наши вилки порхали над блюдами, которые, вероятно, были великолепны, но вся беда заключалась в том, что мы совершенно не могли есть. Только улыбались друг другу, как двое слабоумных. Время от времени мы клали вилки на стол и впивались друг в друга глазами, затем новая серия улыбок.

Я чувствовала себя легкой и воздушной, если, конечно, не обращать внимания на странное ощущение, как будто твой желудок и пищевод наполнены быстро отвердевающим цементом. Кажется, мы оба понимали: то, что мы чувствуем друг к другу, – хрупкая, драгоценная материя, с которой надо обращаться очень осторожно и бережно. Ее нельзя было трогать, не рекомендовалось тревожить. И хотя она пребывала в полном покое, мы каждую секунду ощущали ее присутствие. Только это и ощущали.

Не было никакой необходимости развлекать друг друга смешными историями: мы оба знали, что умеем рассказывать смешные истории. Не было необходимости набрасываться друг на друга и срывать одежду: всему свой черед. Единственный рискованный момент за весь вечер случился, когда Люк вдруг спросил:

– Как поживает Дерил?

– Послушай, – испытывая неловкость, проговорила я, решив выложить хотя бы часть своих карт на стол, – между мною и Дерилом ничего нет.

– Не сомневаюсь, – кивнул он.

– Почему это? – спросила я, несколько задетая.

– Потому что он гей! – рассмеялся Люк.

Я стала красная, как помидор. А ведь мне приходила в голову такая мысль. В общем, это многое объясняло.

Только вот почему он тогда бормотал «мама», а не «папа»?

– А вообще-то, он слишком много сил тратит на добывание наркотиков, чтобы иметь хоть какую-нибудь сексуальную ориентацию, – с отвращением заметил Люк.

– Понятно, – сказала я, просто чтобы что-нибудь сказать.

Весь вечер ровный поток желания струился по скале уверенности, которую мы вдруг ощутили друг в друге. Когда Люк оплатил счет (видите, видите? – он же сказал «Приглашаю пообедать»), ноток усилился. Когда мы вышли в сырой вечер, Люк вежливо спросил:

– Пройдемся или поймать такси?

– Пройдемся, – ответила я. Продлить чудесное чувство предвкушения.

Он даже не взял меня за руку, только слегка приобнял, и, честное слово, это было очень круто. Его нарочитое стремление держаться на расстоянии, очень близко, но все же не вплотную, не прикасаясь, усиливало мое желание. Подойдя к моей парадной, я испытала огромное облегчение. «Пора, черт возьми!» – подумала я. Не дотрагиваться до него оказалось труднее, чем я предполагала. Я радостно следовала сценарию: «Ты не зайдешь на чашку кофе?»

Я ускорила шаги, настроенная ворваться в дом и бегом помчаться вверх по лестнице, но он вдруг сбавил скорость. Потом остановился. Он слегка отодвинул меня в сторону, отсекая от потока пешеходов, и поцеловал в щеку. Я-то умирала от желания схватить его между ног, но раз уж у нас сегодня такое чудесное, сдержанное свидание, можно было и потерпеть еще немного.

– Спасибо за чудесный вечер, – пробормотал он.

– Пожалуйста, – ответила я. – Тебе спасибо.

Вежливо улыбаясь, я думала: «Хватит дурака валять, пошли наверх, ты повалишь меня на пол и запустишь руку мне под юбку, как ты это обычно делаешь».

– Скоро увидимся? – спросил он. – Позвонить завтра?

– Конечно, – сказала я.

Мое настроение стало стремительно падать, как будто вилку выдернули из розетки. Он что, серьезно? Все это было чудесно, но только потому, что я ни на секунду не сомневалась: эта его галантность – притворство. Неужели я зря надевала чулки и пояс, неужели некому будет все это снять с меня?

– Спокойной ночи, – сказал он, быстро поцеловав меня в губы. Его губы прижались к моим ровно настолько, чтобы я успела почувствовать, что это – святое. Когда он отодвинулся, у меня кружилась голова, а в глазах рябило. – Чуть не забыл, – и он вручил мне маленький сверточек, неизвестно откуда вдруг возникший у него в руках. И не сказав больше ни слова, он повернулся на каблуках и пошел по улице, оставив меня со странной легкостью в голове и открытым ртом.

Ну, пожалуйста, подумала я, не веря своим глазам, пожалуйста! Я дала ему несколько минут, чтобы обернуться, рассмеяться и сказать: «Шутка! Ты не хочешь посмотреть на мою штучку?». Но он шел и шел, и не оглядывался. Я все-таки ждала, надеясь, что он вдруг снова появится из-за угла, за который только что завернул. Наконец, поняв, что все кончено, я открыла дверь и, жестоко разочарованная, начала подниматься вверх по лестнице. «К чему были все эти игры?» – пробормотала я. Нет, правда, зачем он это все затеял?

70
{"b":"111911","o":1}