Я кивнула и поняла, что уже говорю на языке своего тела. При упоминании Хелен я вся сжалась, обхватила себя руками, стиснула колени. Так не пойдет. Джозефина черт знает что себе нафантазирует, поглядев на то, как я сижу.

Я заставила себя опустить руки вдоль тела, раздвинула колени и расслабилась. То-то Майк, наверно, обрадовался. Представив себе, как он сейчас пожирает глазами мою промежность, я снова сдвинула колени.

– Кажется, ваша сестра произвела здесь некоторый переполох, – заметила Джозефина.

– С ней всегда так, – небрежно ответила я.

Не надо было! Я прямо чуяла охотничий азарт Джозефины.

– Правда? Я слышала, она очень привлекательная молодая женщина.

Я вздрогнула. Ничего не смогла с собой поделать. Меня не так волновало, что сестры красивее меня. Меня выводило из себя то, что когда это выяснялось, другие люди тут же начинали меня жалеть.

– А какая у вас разница в возрасте?

– Шесть лет. Ей скоро будет двадцать один, – ответила я, стараясь говорить безразличным тоном, как будто мой голос не имеет ко мне самой никакого отношения.

– Вы так расстроенно об этом говорите, – заметила Джозефина. – Ее молодость огорчает вас?

Я криво улыбнулась. Теперь уже было все равно, что я делаю. В любом моем жесте она прочитала бы негатив. Джозефина вопросительно смотрела на меня.

– Ничего, я стараюсь держаться, – пошутила я.

– Я знаю, – с убийственной серьезностью кивнула она.

– Да нет же, я просто пошутила…

– Вероятно, вы сильно ревновали, когда Хелен родилась, – не дослушала Джозефина.

– Вообще-то, нет, – удивленно ответила я. Я удивилась, потому что это было явно мимо цели. Ей не удастся заставить меня размазывать сопли, как она это проделала с Нейлом и Джоном Джоуи.

Тра-ля-ля! Надеюсь, она умеет проигрывать.

– Честно говоря, я вообще не помню, когда она родилась, – ответила я абсолютно искренне.

– Хорошо, тогда расскажите нам о том времени, когда родилась Анна. – Сколько вам было лет?

И вдруг вся моя уверенность в себе куда-то испарилась. Мне вовсе не хотелось говорить об Анне.

– Так сколько вам было лет?

Я была раздосадована: не ответив сразу, я обнаружила свои чувства.

– Три с половиной, – отозвалась я.

– До появления Анны вы были самой младшей?

– Угу.

– И вы ревновали, когда родилась Анна?

– Нет!

Откуда она знает? Я совершенно выпустила из виду, что она просто действует методом тыка. Она ведь задавала мне тот же вопрос о Хелен. Вот и вся ее система.

– И вы не щипали Анну? Не доводили ее до слез? Я уставилась на нее, потрясенная. Откуда, черт возьми, она это знает? И почему об этом нужно рассказывать всему свету? Все в комнате подобрались. Даже Майк оставил наконец старания разглядеть мои трусики.

– Наверно, вы ненавидели Анну за то, что она отнимает у вас внимание родителей? – предположила Джозефина.

– Вовсе нет.

– Конечно, да.

Мне стало жарко. Я вся взмокла. Меня распирало от злости и страха. Зачем меня возвращают в тот ужасный мир, где мои поступки всегда имели катастрофические последствия? Я бы предпочла, чтобы она зачитала отзыв Люка, честное слово.

Я не желала этого вспоминать! Хотя я постоянно жила с этим, но помнила лишь наполовину – помнила и не помнила.

– Рейчел, вам было три года. В этом возрасте, как утверждают все психологи, дети очень тяжело переносят появление нового члена семьи. Ваша ревность была совершенно естественна, – Джозефина была сама нежность. – Что вы сейчас чувствуете? – спросила она.

Я открыла рот, собираясь сказать ей, чтобы отвязалась от меня, и вдруг со слезами выдавила:

– Мне стыдно.

– А почему вы тогда не сказали матери, что вы чувствуете?

– Не могла, – удивленно ответила я. Я ведь должна была обрадоваться новой сестренке, а не наоборот. – Ну, в общем, мама как-то странно себя вела тогда.

Я кожей чувствовала, как растет интерес присутствующих.

– Она часто лежала в постели и много плакала.

– Почему?

– Потому что я так плохо вела себя с Анной, – медленно выговорила я. У меня внутри все сжалось, когда я произнесла эти слова. Да, я заставила свою мать шесть месяцев лежать в постели и плакать.

– А что такого ужасного вы делали с Анной?

Я молчала. Как я могла рассказать ей и всем этим людям о том, как щипала это маленькое беззащитное тельце, как молилась о том, чтобы Анна умерла, как мечтала выбросить ее в мусорное ведро?

– Ну ладно, – Джозефина решила помочь мне, поняв, что сама я не решусь. – Вы пытались убить ее?

– Не-ет, – я чуть не расхохоталась. – Конечно, нет.

– Ну что ж, в таком случае, вы не совершили ничего ужасного.

– Совершила, – возразила я. – Я заставила папу уехать.

– Куда?

– В Манчестер.

– Почему он уехал в Манчестер?

Зачем спрашивать? Разве не ясно? Он уехал из-за меня.

– Это я виновата, – выпалила я. – Если бы я не ненавидела Анну, мама не лежала бы в постели и не плакала, и папе не надоели бы мы все, и он бы не уехал, – и тут я, к своему ужасу, ударилась в слезы. Но плакала я недолго, скоро собралась и промямлила: «Извините».

– А вам никогда не приходило в голову, что ваша мать просто могла страдать послеродовой депрессией? – спросила Джозефина.

– Нет, не думаю, – твердо ответила я. – Это было не то. Это все из-за меня.

– Вы слишком много на себя берете, – сказала Джозефина. – Вы ведь были всего лишь маленькой девочкой, и не могли так много значить для взрослых людей.

– Да как вы смеете! Я много для них значила!

– Ага, – пробормотала она. – Значит, вы считаете себя очень важным человеком?

– Нет, я не то имела в виду! – в ярости выкрикнула я. – Я никогда не считала себя лучше других.

– Когда вы поступили в Клойстерс, все выглядело совсем иначе, – мягко возразила она.

– Но тут одни фермеры-алкоголики! – взорвалась я, не успев сообразить, что говорю. В следующую секунду я была готова перерезать себе голосовые связки ножом для чистки картофеля.

– Думаю, бесполезно отрицать: при очень развитом чувстве собственной значимости, типичном для наркоманов, у вас весьма низкая самооценка.

– Это все глупости, – пробормотала я. – Все ерунда.

– Но именно так обстоит дело. Известно, что люди, склонные к наркомании, очень часто принадлежат к определенному психологическому типу.

– Понятно. Значит, ты уже рождаешься наркоманом, – с издевкой сказала я, – и у тебя нет никаких шансов.

– Так считают представители только одной из школ. Мы в Клойстерсе понимаем это по-другому. Мы считаем, что тут имеет место сочетание природных качеств и личностного опыта. Возьмем ваш случай… Вы были менее эмоционально… устойчивой, чем другие люди, которые могли бы оказаться в ваших обстоятельствах. Это не ваша вина. У кого-то от рождения слабое зрение, у кого-то – повышенная эмоциональная чувствительность. А вы были травмированы появлением нового ребенка в семье, причем именно в том возрасте, когда этим легко травмировать…

– Понятно, – злобно перебила я. – То есть всякий, у кого есть младшая сестра, неизбежно садится на кокаин? А у меня ведь две младших сестры. Так что, я должна еще и на героин подсесть? Хорошо еще, что у меня их не три!

– Рейчел, вы острите, потому что у вас сработала защитная реакция…

Она осеклась, когда я вдруг взревела, как разъяренная волчица:

– Хватит! Я больше не могу… Это просто… пытка!

– Мы коснулись болевой точки, Рейчел, – спокойно заметила она, когда у меня уже чуть ли не пена изо рта пошла. – Сосредоточьтесь на этих своих чувствах вместо того, чтобы прятаться от них, как вы всегда и поступали раньше. Вы должны простить маленькую трехлетнюю Рейчел.

Я чуть не застонала. Хорошо еще, она не произнесла этих ужасных тошнотворных слов: «вашего внутреннего ребенка».

– А всем остальным скажу, – закончила она, – не думайте, что если вы не несете тяжкого бремени детской обиды, то вы не являетесь алкоголиками и наркоманами.