– Мам, я не хочу яичницу. Мне печенье с молоком, – сде–лал я заказ, потому что знал: нет ничего вкуснее этого печенья, только что вынутого из духовки. Что-что, а готовить мама умела.

Я получил стакан теплого молока и тарелку печеных вкусно–стей, быстро с ними расправился, поблагодарил и собрался идти в свою комнату облачаться в белую рубашку и коричневый кос–тюмчик. Но мама меня задержала:

– Малыш, скушай еще яблочко. Там витамины, они тебе се–годня пригодятся.

Я задержался. Мама положила яблоко на разделочную дос–ку, занесла над ним нож, послышалось сочное «хрусь», плод рас–крылся двумя половинками, а следом мама вскрикнула: «О гос–поди!» – и отшатнулась, выронив нож, – тот громко звякнул о кафельный пол. Папа поднял на супругу глаза, я подошел по–смотреть, что же такое испугало маму.

На бледно-желтом теле яблока, покрытом испариной сока, вокруг гнезда коричневых семечек изгибалась тоненькая бо–роздка, обозначенная бурыми точками. В ней шевелился мо–лочно-белый червячок с черной головкой.

Я взял обе половинки яблока, внимательно рассмотрел со всех сторон. Мне бросилось в глаза то, что снаружи кожура была совершенно целой. Я подошел к отцу, спросил:

– Пап, как червячок попал внутрь? Его норка нигде не выхо–дит наружу.

Отец взял половинки яблок, тоже внимательно осмотрел, за–думался. Было видно, что решать такие ребусы на невыспавшу–юся голову ему совсем не хочется. Наконец сказал:

– Он залез туда, когда был настолько маленький, что его чер–воточину теперь не видно невооруженным глазом.

Довольный, что нашелся с ответом, отец отдал мне половин–ки яблока и вернулся к завтраку. Я сильно сомневался в том, что он сказал мне правду, потому что к тому времени научился различать, когда отец уверен в своих словах, а когда нет. На этот раз он просто выдал мне первое, что пришло в голову –гипотезу оккупации яблока червями-младенцами – и на этом поставил точку.

– Выброси! – потребовала мама. Она смотрела на половин–ку яблока с червяком как на источник бубонной чумы. – Ябло–ко испорчено!

«Испорченные» половинки плода выскользнули из моих ла–доней и упали в корзину для мусора. Я смотрел на них и думал о том, что должен понять, как и почему в таком чистом, сочном и аппетитном яблоке появляются черви. Разрозненные нити жиз–ни – обрывки какой-то информации, размышлений и событий, маминых «О господи!» и спокойной рассудительности отца, длин–ный список пометок «с этим надо разобраться» и «папа не зна–ет, что это такое» и многое-многое другое, чего даже словами невозможно было описать, – вдруг сплелись воедино, и я по–чувствовал, что если когда-нибудь смогу ответить на этот воп–рос: почему в идеальном, практически первозданном плоде по–являются черви, которые одним своим присутствием портят саму суть яблока, – то смогу ответить и на все остальные воп–росы. Словно Его Величество Знание дыхнуло на меня освежа–ющей прохладой просвещения, словно хотело мне подсказать направление, в котором я должен двигаться. И я понял его. По–нял и внял его совету – начал искать червей. И пару месяцев спустя я нашел первого.

Мы сидели за партами и прилежно внимали рассказу высо–кой и грустной женщины (нашей учительницы) о девочке, кото–рая подходила ко всем подряд и радостно объявляла, что ее папа поправился. До этого папа очень долго лежал в больнице и перенес операцию, а может, и две. Дети, которым девочка упорно навязывала свое общение, в основном реагировали одинаково, они вопрошали: «Ну и что?» Но вот нашелся один славный мальчик, который порадовался вместе с героиней рас–сказа, весь разулыбался и ответил: «Как здорово! Давай нарвем цветов и пойдем его поздравим!» На этом история закончилась. Такой себе пресный рассказик, который я внимательно слушал, ожидая чего-то интересного в конце. Но развязка оказалась банальной и совершенно скучной, и я подумал, что лучше бы нам прочитали отрывок из Незнайки. Но тут учительница зада–ла вопрос, который меня насторожил:

– Дети, кто, по-вашему, в этой истории поступил правильно? В свои семь лет я ясно почувствовал, что меня держат за

дурака. Потому что было очевидно, какой ответ желает полу–чить учительница. Отец никогда не задавал мне вопросов, от которых я чувствовал бы себя глупым. Я уже хотел было за–смеяться, но, глядя на десяток рук, поднятых в желании поско–рее обрадовать учительницу «правильным» ответом, прикусил язык.

– Последний мальчик поступил правильно!..

Я не знал еще, что такое лицемерие, но за два месяца успел более-менее познакомиться с товарищами по классу и понять, кто что из себя представляет. Большая часть одноклассников, не задумываясь, послали бы девочку куда подальше. Но после того как учительница задала свой идиотский вопрос, это стано–вилось не важно, теперь главное заключалось в другом: не обя–зательно поступать правильно, достаточно знать, как поступать правильно. Это называется праведность.

– А ты что думаешь? – спросила меня учительница, обратив внимание на отсутствие активности с моей стороны. А может, на мою озадаченную физиономию, решив, что озадаченность –реакция на сложный вопрос.

Я сказал:

– А где он хотел рвать цветы?

Вопрос привел учительницу в замешательство. Я вниматель–но смотрел на нее и ждал, что она скажет.

В нашем поселке цветы не росли на улицах, и единственное место, где их можно было достать, – оранжерея. Но там их тоже не раздавали бесплатно. Как-то мы с товарищем решили пора–довать наших мам тюльпанами, и нам, застигнутым на месте преступления, пришлось спешно уносить ноги. Так что в свое время я усвоил твердо: если берешь чужое, можешь огрести тумаков. Ради выздоровевшего папы совершенно чужой для меня девочки я бы не полез в оранжерею – вот что я имел в виду. Сказать: «поздравляю» – пожалуйста. Улыбнуться – от меня не убудет. Но цветы – это перебор.

– Да какая разница! – наконец воскликнула учительница, все еще не понимая, почему я вообще на этих цветах сделал акцент.

Я отрицательно покачал головой и твердо сказал:

– Я не буду рвать цветы для чужого папы.

Кто-то хихикнул, кто-то повертел пальцем у виска. И в самом деле, кто ты, если не дурачок, когда отвечаешь то, что думаешь, а не то, чего от тебя ждут. В мире праведности честность не доб–родетель. Мало того, в среде праведности честность – синоним бестактности и даже вероломства. Ну что стоит ответить пра–вильно и тем самым дать учителю возможность со спокойной душой закрыть тему? Честный ответ – это посягательство на спокойствие и заведенный уклад, потому что на него необходи–мо реагировать, с ним необходимо считаться, а стало быть, тра–тить время, силы, а то и нервы. Нет, в мире праведности чест–ность – не добродетель.

– Наверное, мне стоит повидаться с твоими родителями, –произнесла учительница озадаченно.

Я пожал плечами, никакой вины за собой я не чувствовал. Но, как выяснилось позже, учительница не собиралась жало–ваться на меня. Она хотела ближе узнать родителей, чтобы, так сказать, прочувствовать среду, в которой варится ее подопеч–ный. Пыталась, как говорится, быть хорошим педагогом. Хотя можно ли быть хорошим педагогом, действуя в рамках террито–рии морали?.. Но мне это было уже неинтересно, потому что на том уроке я почувствовал дисгармонию, дисбаланс между мной и обществом, возникший только потому, что я не хотел делать то, чего от меня ожидали, и запомнил это на всю жизнь. Много лет спустя, анализируя свое прошлое, я пришел к выводу, что на том уроке я нашел своего первого червяка в яблоке этики. К моменту окончания школы этот плод уже кишел ими.

Мару я знал лет пять. Его кто-то приволок на одну из наших студенческих пьянок. Мара скромно попил, еще скромнее поел, был немногословен и улыбчив. А когда понял, что компания попалась адекватная, быстро и качественно раскурил всех в водяной пар. Чем вызвал к своей персоне глубокую симпатию и уважение.