— Привет! Рад тебя видеть.

— Как поживаешь?

— Спасибо, неплохо.

— Ноги больше не беспокоят?

— Нисколько.

— Вот и отлично.

— Выглядишь на все сто.

Тут я нисколько не преувеличил. Энн была из тех, кто всегда выглядит так, словно только что сделал гимнастику и принял холодный душ.

— Спасибо, не жалуюсь. А тебя каким ветром занесло в Голливуд?

— Да так, разные дела… — Я замялся. Возникла неловкая пауза. — Так ты, значит, обручилась со стариной Эгги?

— Да. Меня, похоже, тянет к вашей семье.

— Пожалуй.

— Ты не против?

Я подумал, прежде чем ответить.

— Ну, на мой взгляд, это, пожалуй, самое лучшее, что Эгги сделал за всю свою жизнь. А вот ты… Твое будущее представляется не слишком радужным.

— Почему? Тебе не нравится Эгги?

— Я люблю его как родного брата, мы друзья с младенчества, только, мне кажется, что для домашнего употребления тебе больше подошел бы кто-нибудь, кто хоть иногда бывает трезвым.

— У Эгги все в порядке.

— Это точно, — хмыкнул я. — Его-то все устраивает.

— В нем много хорошего.

— О да! И с каждой минутой все больше.

— Его главная беда — слишком много денег и свободного времени. Все, что ему нужно, это работа, и я нашла ему работу.

— И он согласился? — недоверчиво спросил я.

— Еще бы не согласился.

Я уважительно взглянул на нее.

— Энн, ты просто чудо!

— С какой это стати?

— Никому еще не удавалось запрячь Эгги.

— Ну что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз. Завтра он начнет работать.

— Здорово! Не могу не посочувствовать тому, на кого он будет работать, но все равно здорово. Все родственники так волновались…

— И неудивительно. Вот уж кто умеет заставить семью поволноваться! Иов легко отделался, что не был с ним в родстве.

Сад наполнялся гостями, и жаждущие души потянулись к нашему столу, как львы к водопою. Мы отошли в сторону.

— А ты чем занимаешься? — поинтересовался я. — Небось, трудишься, как пчелка?

— Ага, — кивнула она. — Какая ни есть, а работа.

— Что значит, какая ни есть? Ты как будто не слишком довольна?

— Не очень.

— А мне казалось, что тебе очень подходит заниматься рекламой.

— Чем? — подняла брови Энн.

— Эгги сказал, что ты — пресс-секретарь Эйприл Джун, — пояснил я.

— Он слегка поспешил. Я только надеюсь им стать, но пока еще ничего не решено. Вот если выгорит одно дельце…

— Какое?

— Да так, один мой план. Если получится, как задумано, она даст «добро», так и сказала. Дня через два будет ясно, а пока я то ли гувернантка, то ли нянька.

— Как? — не понял я.

— Не знаю даже, как толком объяснить, — поморщилась Энн. — Ты слышал что-нибудь о малыше Джо Кули?

— А, ребенок-кинозвезда, — кивнул я. — Эйприл Джун, кажется, говорила, что он снимался в ее последнем фильме.

— Он самый. Вот за ним я и присматриваю. Хожу следом, охраняю и все такое.

— А как же газета? Я думал, ты журналистка.

— Была до последнего времени, но наступил кризис, и из газеты меня уволили. Я было сунулась в другие, но куда там — в наше время даже внештатной работы не найдешь. Вот и пришлось браться за что попало, не помирать же с голоду. Так и оказалась нянькой при Джо.

У меня сжалось сердце. Я знал, как она любила свою работу.

— Вот ведь как… Сочувствую.

— Спасибо, Реджи, я знаю, какое у тебя доброе сердце.

— Ну, не знаю, — смутился я.

— Да-да, прямо золотое, — улыбнулась она. — Если бы не ноги…

— Черт побери! — вскинулся я. — Может, хватит твердить об этом?

— Разве я твержу?

— Еще бы! Уже второй раз выкапываешь на свет божий мои несчастные ноги! Если бы ты знала, как они меня достали в тот вечер… Я думал, они вот-вот разлетятся вдребезги. Ладно, что уж теперь… Я правда переживаю за тебя. Работенка, конечно, не сахар.

— Ну, на самом деле она не так уж плоха. Не буду строить из себя мученицу. Малыш Джо просто прелесть, он такой забавный.

— Так или иначе, это не для тебя. Я же знаю, ты любишь бывать здесь и там, высматривать, вынюхивать, искать горяченькое или как там оно у вас называется…

— Спасибо за сочувствие, Реджи, но ты не слишком перевивай, думаю, все скоро наладится. Я почти уверена, что то, о чем я говорила, получится — иначе просто быть не может, — и тогда я восстану из праха и воспарю к новым высотам.

— Хорошо бы.

— Хотя и тут есть свои минусы: работать на Эйприл Джун совсем не сладко.

— Как? Почему?

— Она стерва.

Я содрогнулся от носа до кормы, словно корабль под натиском волн.

— Она кто!

— Стерва, — отчеканила Энн. — Правда, другое слово было бы точнее, но «стерва» приличнее.

Мне стоило нечеловеческих усилий сдержать свои чувства.

— Эйприл Джун, — произнес я с расстановкой, — самая прекрасная и благородная девушка на свете! Прелестное, божественное создание, равного которому не найдешь, проживи хоть тысячу жизней, и столь же доброе. Она чудесна, великолепна, она лучше всех. Она само совершенство!

Энн прищурилась.

— Эй, что все это значит? Мне нечего было скрывать.

— Я люблю ее!

— Да ты что?

— Именно так.

— Невероятно!

— Это правда. Я готов целовать землю, по которой она ступает.

— Елки зеленые!

— Не знаю, что означает сие изысканное выражение, но повторяю и настаиваю: я готов целовать землю, по которой она ступает!

Помолчав, Энн произнесла с видимым облегчением:

— Ладно… Слава богу, у тебя нет ни единого шанса. Эйприл в твою сторону даже не взглянет.

— Почему это вдруг?

— По всему Голливуду идут разговоры, что она уже подцепила какого-то английского придурка по имени лорд Хавершот. Замуж за него собирается.

Мощный электрический разряд пронизал меня с головы до пяток.

— Что?

— Вот так, — усмехнулась Энн.

— На самом деле?

— Нисколько не сомневаюсь.

У меня перехватило дыхание. Цветные фонарики вокруг заплясали, выделывая кренделя.

— Ура! Это же я!

— Что?

— Я самый и есть! С тех пор, как мы с тобой… э-э… виделись в последний раз, в нашей семье несколько повысилась смертность, и титул достался мне.

Она вытаращила глаза.

— Черт побери!

— Почему вдруг «черт побери»?

— Какой ужас!

— Никакого ужаса. Я счастлив. Энн вцепилась в мой пиджак.

— Реджи, не надо! Не выставляй себя на посмешище!

— Почему?

— Поверь мне, она принесет тебе лишь несчастье! Пускай от нее зависит мой кусок хлеба, но я обязана открыть тебе глаза. Ты просто милый дурачок, который не замечает очевидного. Эта женщина — ядовитая гадина, она на всех наводит страх. Тщеславная, лживая, корыстная, у нее каменное сердце!

Я невольно рассмеялся.

— Каменное, говоришь?

— Стальное!

Ну и чушь. Просто обхохочешься.

— Ты так считаешь? — фыркнул я. — Странно, в высшей степени странно. Потому что как раз в первую очередь она нежна, чувствительна, легко ранима и все такое прочее. Позволь привести лишь один пример. Когда мы ехали в поезде, я стал описывать ей пятый раунд из последнего боя на чемпионате по боксу, и что бы ты думала? Едва услышав про кровь, она закатила глаза и грохнулась в обморок!

— Она? В обморок? — скривилась Энн.

— По полной программе! Я в жизни не видывал такой женственности.

— А тебе не пришло в голову, что это была игра?

— Игра?

— Спектакль. И похоже, весьма успешный, поскольку теперь, как я слышала, ты всюду бегаешь за ней с блеянием, как овечка.

— С каким таким блеянием?

— Именно с блеянием, об этом говорят во всех клубах. В ясный день тебя слышно на милю в округе. Бедняжка Реджи, как же она тебя одурачила! Да эта женщина не пропускает ни одного боя в Лос-Анджелесе, она просто упивается ими.

— Не верю.

— Уверяю тебя, так и есть, — не унималась Энн. — Неужели ты не видишь, что она разыгрывает роль, и только потому, что ты лорд Хавершот? Ей нужен титул, и больше ничего. Ради бога, Реджи, беги, пока еще есть время!