Театральные новости пришли к Кларенсу с телеграфной ленты в репортерской его газеты, но широкая публика узнала известия, только прочитав заголовки:

Кларенс саркастически усмехался, пока аппарат выстукивал новости. Пришло начало конца. Сеять раздор между генералами-соперниками просто. Сеять раздор между артистами мюзик-холла — на свете нет ничего проще.

Среди публики, разумеется, известие произвело сенсацию. В подземке и омнибусах только о том и говорили. Газеты разразились передовицами на тему. Поначалу все надеялись, что генералы выступят с комическим диалогом вроде «А с кем это я видел тебя вчера на улице?», и были разочарованы, когда ангажементы оказались в разные мюзик-холлы. Циркулировали слухи. Поговаривали, будто великий князь — опытный шпагоглотатель, хоть и не профессионал, и в Англию вторгся не в последнюю очередь для того, чтобы выйти на сцену; будто в Потсдаме[116] принц Отто исполняет песенки в стиле Джорджа Роби,[117] и тем знаменит; будто оба они выделывают головокружительные трюки на велосипеде.

Затем правда вышла наружу. Особого амплуа ни у того, ни у другого нет, они будут просто торчать на сцене и читать лекции.

В артистическом мире кипели страсти. Федерация артистов варьете обсуждала, не объявить ли забастовку. «Великий орден водяных крыс», встретившись под покровом тайны в пивной на улице Мейден-лейн, за час с четвертью принял пятнадцать резолюций. Сэр Гарри Лодер в интервью еженедельнику «Эра»[118] выразил мнение, что великий князь и принц — оболтусы, которым лучше попридержать язык. Сам он намерен отправиться в Америку, где настоящие артисты собирают толпы на улицах и едят хаггис[119] на званых обедах, и где им не запускают лапу в карман всякие иностранные выскочки-любители.

Кларенс, обозревая положение с олимпийской высоты, к радости своей, обнаружил, что новый поворот событий уже уменьшил силы завоевателей. Как только в газетах сообщили о дебюте двух генералов, военачальник армии Монако поспешил к антрепренерам в поисках ангажемента. Он поднаторел в карточных трюках, чем и мог привлечь зрителей. Импресарио встречали его с прохладцей. Браун и Дей попросили зайти попозже. Фостер передал через секретаря, что слишком занят, к сожалению, принять его не сможет. У Де-Фриса он промаялся два часа в приемной, полной искрометных субреток перекисно-блондинистого вида и плохо выбритых мужчин в обшарпанных котелках, которые наперебой рассказывали друг другу, какой успех они имели в провинции, и в отчаянии удалился.

На следующий день, кипя от возмущения, он вывел из страны свои войска.

Численность захватчиков мало-помалу таяла.

— Доколе? — шептал Кларенс, пока стучал телеграфный аппарат. — Доколе?

У Кларенса вошло в обыкновение каждый день покидать репортерскую родной газеты в час дня, чтобы перекусить в соседнем кафе компании «Воздушные хлебцы».[120] Он был там и на следующий день после выступления двух генералов в двух мюзик-холлах. Он захватил с собой дневной выпуск газеты и просматривал рецензию на представления, пока пил молоко и жевал лепешку с маслом.

И того, и другого принимали хорошо, даже если поначалу оба слегка нервничали. Русский генерал, чья манера, по утверждению критика, чем-то напоминала Т. Э. Данвилла,[121] особенно пришелся по душе галерке. Под конец автор еще раз напоминал, что гонорары обоих — восемьсот семьдесят пять фунтов в неделю — составили рекорд за всю историю мюзик-холла по эту сторону Атлантики.

Едва Кларенс закончил чтение, как до его ушей донесся тихий призыв тарантула к детенышам.

Он поднял глаза. Напротив него, за соседним столом, сидел довольно растрепанный юноша лет пятнадцати. Он пристально смотрел на Кларенса.

Тот снял очки, протер их и снова надел на нос. Пока он манипулировал очками, тоненький скрип тарантула прозвенел снова. И глазом не моргнув, Кларенс предусмотрительно издал грудное ворчание рыбы-песчанки, застигнутой во время купания.

Этого оказалось достаточно. Сосед поднялся, вытянув правую руку перед собой на уровне плеч, ладонью вперед — большой палец на мизинце, остальные три пальца вверх.

Кларенс быстро подвигал шляпой вверх-вниз, ухватившись сзади за поля.

Сосед, не колеблясь более, подошел к его столику.

— Всего! — негромко сказал он.

— Бывай — и боже храни короля! — прошептал Кларенс. Тайная церемония, необходимая двум бойскаутам при встрече в общественном месте, состоялась.

— Рядовой Биггс из восемнадцатого звена Тарантулов, сэр, — сообщил юноша почтительно, узнав Кларенса.

Тот слегка наклонил голову.

— Можете сесть, рядовой Биггс, — благосклонно предложил он. — У вас донесение?

— Важное донесение, сэр, мне кажется.

— Приступайте.

Рядовой Биггс перенес свой шипучий лимонад и сдобную булочку с одного столика на другой, сделал глоток и пустился в разъяснения.

— Я работаю, сэр, — сообщил он, — младшим клерком и посыльным у мистера Солли Куэйна, импресарио.

Кларенс задумчиво постучал по лбу; затем его лицо прояснилось.

— Помню. Именно он устроил ангажемент для генералов.

— Он самый, сэр.

— Продолжайте.

Бойскаут возобновил повествование.

— Моя обязанность — сидеть в особой клетушке в приемной, спрашивать фамилии у посетителей, а главное — следить, чтобы никто не входил к мистеру Куэйну, пока сам не вызовет. Это самое трудное в моей работе. Вы не поверите, до чего нахальные нынче актеры. Не успеют войти, уже сочиняют, будто им назначено. Жулики мелкие!

Кларенс сочувственно кивнул.

— Сегодня утром один человек-змея, акробат из общества, поднял такой шум, что в конце концов пришлось отнести его карточку в кабинет. Мистер Куэйн говорил с одним джентльменом, собственно, со своим братом, мистером Кохуном, я его сразу узнал. Они были поглощены беседой и не обратили на меня внимания. Я и не думал подслушивать, но, так или иначе, услышал. Речь шла о генералах. «Да, я знаю, в газетах пишут про восемьсот семьдесят пять, старина, — разобрал я слова мистера Куэйна, — но строго между нами, они столько не получают. Германец потянул пятьсот монет, а русского я едва сосватал за четыреста пятьдесят. Почему — ума не приложу. На мой взгляд, скорее уж он соберет зрителей. Комик в своем роде!» Тут он меня заметил. Последовало некоторое недоразумение. В общем, меня уволили. Только я освободился, сразу отправился вас искать. Мне подумалось, что это, быть может, важная информация.

У Кларенса заблистали глаза.

— Вы сослужили хорошую службу, рядовой… нет, капрал Биггс. Не жалейте о потерянном месте. Наша организация найдет вам другую работу. Донесение, что вы доставили, — величайшей, чрезвычайной важности. Будь я проклят! — воскликнул он, забываясь от восторга. — Мы их поймали врасплох. Ну, если через день-другой они не перегрызутся, я здорово в них ошибся.

Он встал, затем снова сел.

— Капрал… нет, прах меня побери, сержант Биггс, давайте разопьем стаканчик по такому случаю. Ваши новости могут означать спасение для Англии. Что вам заказать?