Принц Отто Саксен-Пфеннигский стоял за кулисами и весь трясся. Неописуемые немецкие проклятия сыпались у него с языка. На несколько шагов поодаль выжидали шесть крепких рабочих сцены с засученными рукавами. Это они скрутили генерала, пока опускался пожарный занавес, чтобы он не ринулся с саблей в партер. По первому знаку распорядителя они бы и снова его скрутили.

Распорядитель старался позолотить пилюлю.

— Бог ты мой, ваше высочество, — уговаривал он, — ничего такого. С каждым случается. Спросите самых что ни на есть зубров, как их освистывали поначалу. Да чего, и из звезд кое-кто в некоторые города носа не кажет, вечно им там достается. Не берите в голову, это…

Подошел курьер с запиской в руке.

— Тут парнишка в очках, одетый не разбери-поймешь, просил передать вашему высочеству.

Принц выхватил листок.

Послание было написано круглым детским почерком, с подписью «Доброжелатель». Там стояло: «Генерал Водкинофф сегодня специально подослал своих людей ошикать Вас, потому что завидует из-за колонки в «Анкор» на этой неделе».

Принц Отто сразу взял себя в руки.

— Извините, ваше высочество, — забеспокоился распорядитель, видя, что он двинулся с места, — вам нельзя на сцену. Стань тут, Билл.

— А как же, сэр!

Принц Отто приветливо улыбнулся.

— Опасность миновала. Я не имею намерения идти на сцену. Я думаю на минутку заглянуть в «Шотландский погребок».

— О, тогда, ваше высочество, всего доброго, ваше высочество! Ни пуха, ни пера на завтра, ваше высочество!

С тех пор как два генерала присоединились к актерскому братству, они стали захаживать после выступления в «Шотландский погребок», где беседовали, загораживая проход, по строгим правилам звездного этикета.

Принц ни капли не сомневался, что найдет Водкиноффа там.

Он не ошибся. Русский генерал был на месте, болтал у стойки с барменшей о погоде.

Он приветствовал принца нарочито небрежным кивком.

— Хорошо принимали? — бросил он мимоходом. Принц Отто сжал кулаки; но он прошел суровую дипломатическую выучку и умел владеть собой. Заговорил он на знакомом языке дипломатии.

— Дождь прекратился, — сказал он, — но мостовые еще мокрые. Ваша светлость не забыли надеть прочные галоши?

Выпад явно достиг цели, но великий князь отвечал со всей невозмутимостью:

— Дождь, — объявил он, попивая вермут, — всегда мокрый, а иногда и холодный.

— Но он никогда не идет снизу вверх, — подчеркнул принц.

— Насколько я могу судить, нечасто. Вы наблюдательны, дорогой принц.

Воцарилось молчание; затем принц, сбитый было с толку, возобновил атаку.

— От Чаринг-кросса до Хаммерсмитского Бродвея быстрее всего добираться на метро.

— Людям случалось умирать на Хаммерсмитском Бродвее, — непринужденно отметил великий князь.

Принц заскрежетал зубами. Он уступал своему изворотливому сопернику по части дипломатического языка и сознавал это.

— Солнце встает на востоке, — воскликнул он, чуть не задыхаясь, — но оно сядет… оно сядет!

— Будто курица на яйца, — прозвучал циничный ответ.

Остатки самообладания покинули принца. Эфемерная дипломатическая болтовня ужасно действует на нервы тому, кто к ней не расположен. Ей самое место в сверкающей бальной зале при каком-нибудь фривольном дворе. Если человека только что ошикали в мюзик-холле, да еще стараниями другого, и он пытается вырвать у собеседника признание, она просто бесит.

— Курица! — отозвался он, сжимая и разжимая кулаки. — Вы изучали куриные повадки?

Ему казалось, он вот-вот добьется правды, но искусный дипломат, стоявший перед ним, выкручивался и из более затруднительных положений.

— Пулярки на южной стороне, — лениво процедил он, — обычно с желтыми ножками и созревают быстрее.

Принц стал в тупик. У него не было готового ответа. Вмешалась барменша.

— Смешно как вы говорите оба!

Этого хватило. Вполне безобидное замечание стало последней каплей. Принц грохнул кулаком по стойке.

— Да, — загремел он, — ваша правда. Мы говорим смешно, но пора покончить с этим. Я устал от словесной пикировки. Прямой ответ на прямой вопрос: вы посылали сегодня свои войска, чтобы меня ошикать, или нет?

— Мой дорогой принц! Великий князь поднял брови.

— Посылали или нет?

— Мудрец, — заявил русский, все еще надеясь на увертки, — не глядит по сторонам, разве что переходя улицу.

Принц расколотил стакан.

— Посылали! — рявкнул он. — Я знаю! Слушайте, вы! Даю вам шанс. Даю вам и вашим треклятым солдатам двадцать четыре часа, считая с полуночи, чтобы покинуть страну. Если не уберетесь, то…

Он выдержал драматическую паузу. Великий князь медленно допил вермут.

— Вы видели мое профессиональное объявление в «Эре», любезный принц? — спросил он.

— Видел. Ну и что?

— И ничего не заметили?

— Нет.

— А-а. Будь вы более внимательны, вам бы бросилось в глаза: «Постоянное место жительства — Хэмпстед».

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду, что не вижу надобности менять объявление ни в малейшей степени.

Снова нависла напряженная тишина. Двое мужчин вперили глаза друг в друга.

— Это ваше окончательное решение? — спросил германец. Русский поклонился.

— Вот, значит, как, — сказал принц, поворачиваясь к двери. — Имею честь пожелать вам всего хорошего.

— Вам также, — отвечал великий князь. — Осторожно, ступенька.

Известие о том, что дошло до открытого разрыва между генералами-завоевателями, не заставило себя долго ждать. О нем взахлеб говорили в ранних изданиях вечерних газет. Поспешно заручились мнениями д-ра Эмиля Райха,[137] д-ра Салиби,[138] Эугена Зандова,[139] мистера Чиозза-Мани[140] и леди Гроув.[141] В редакциях молодые люди с крутыми шишковатыми лбами строчили очерки о двух генералах. Все бурлило и кипело.

Тем временем устроители лондонских публичных зрелищ не отходили от телефонных и телеграфных аппаратов. Ссора произошла вечером в пятницу. Если не принять меры, бой мог начаться уже субботним утром. Не надо быть финансовым гением, чтобы подсчитать убытки для представлений, назначенных днем в субботу. Пострадали бы утренние спектакли. На ложах и партере, возможно, сражение бы не так сказалось, но сборы за дешевые места и галерку, несомненно, упали бы донельзя. Для публики, заполняющей театральную галерку, масштабная баталия неотразима. Если заурядная уличная драка собирает сотни зрителей, надо думать, никакое лицедейство на подмостках не выдержит конкуренции с битвой германской и русской армий.

Многочисленные футбольные стадионы также понесли бы тяжелый урон. В «Олимпии» должен был состояться грандиозный карнавал на роликовых коньках, и он был бы испорчен.

Не прошло и часа с появления первой вечерней газеты, как делегации от устроителей зрелищ поспешили в оба лагеря. Они представили положение дел откровенно и красноречиво. Генералы не остались глухи. Армии обменялись парламентерами, и в конце концов было решено приостановить военные действия до утра понедельника.

Хотя владельцы театров и директора футбольных клубов остались довольны, в некоторых отношениях вышло неудачно. С точки зрения историка, это все испортило. Если бы не отсрочка, читатели нашей хроники, вероятно — даже обязательно — получили бы яркий и мастерский отчет о великом сражении, с подробным описанием победной тактики. Расположение тех или иных полков, военные хитрости, стремительные атаки, стратегические отступления и уроки войны — все было бы разложено по полочкам.