— У меня есть такой секретарь.

— Тогда вы спросите, надел он теплые кальсоны? Погода что-то сыровата, а он такой слабенький.

Если бы пророк Иов вошел в этот момент в кабинет, Т. Патерсон Фрисби пожал бы ему руку и сказал: «Старина, теперь я понимаю, каково тебе было». Страдальческая морщина прорезала его лоб. Больше всего на свете, полном неприятных неожиданностей, он не терпел звонков персоналу по его личному телефону. А уж звонки об исподнем резали его ножом по сердцу.

— Не вешайте трубку, — сдавленно сказал он и нажал кнопку на столе.

Раздался резкий звонок, а вслед за ним в комнату вошел личный секретарь мистера Фрисби, загорелый и подтянутый.

Берри Конвей мало походил на чьего бы то ни было личного секретаря. Он плохо соответствовал этой роли. Конечно, трудно очертить некие жесткие правила, которым должна отвечать внешность секретаря; во всяком случае ей следует хотя бы приблизительно отвечать определенным ожиданиям. Скажем, отнюдь не помешали бы очки в роговой оправе и легкая бледность.

Берри Конвей — поджарый, атлетически сложенный, с внешностью боксера полулегкого веса, который принимает по утрам холодный душ и при этом поет — был далек от идеала. Лицо у него было чисто выбритым, тело мускулистым. А мистер Фрисби, даже в те минуты, когда не страдал желудочными коликами, имел наружность совсем иного рода. Его подспудно оскорблял вид маячившего перед ним человека. Берри мог был взять мистера Фрисби одной рукой и съесть как цыпленка; и подчас вечерами, после трудов праведных, сожалел о том, что этого еще не сделал. Дело в том, что мистер Фрисби умел быть неприятным.

Вот и сейчас он сделался неприятным.

— Эй, вы! — рубанул он. — Что вы о себе воображаете? Почему ваши друзья звонят сюда? Какая-то полоумная баба требует вас к телефону. Ответьте ей.

Разговор, последовавший затем, продлился недолго. Невидимая собеседница говорила — и, по-видимому, наступательно, — а Берри, рдея лицом и ушами, робко отвечал: «Конечно, нет — сегодня ведь тепло — я хорошо себя чувствую — да хорошо, хорошо!». — И, положив трубку, всем своим видом он выражал стыд и смятение.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Это моя старая няня.

— Няня?

— Бывшая няня. Она никак не может примириться с мыслью, что я уже вырос.

Мистер Фрисби шумно вдохнул.

— Она спросила — меня спросила — надели ли вы теплые кальсоны.

— Знаю, — залившись краской, ответил Берри. — Этого больше не случится.

— А вы надели? — спросил мистер Фрисби с понятным любопытством.

— Нет, — коротко ответил Берри.

— Уфф! — выдохнул мистер Фрисби.

— Сэр?

— Живот болит, — пояснил финансист. — У вас бывало несварение желудка?

— Нет, сэр.

Мистер Фрисби неодобрительно смерил взглядом секретаря.

— Так-таки не бывало? Ну ничего, еще будет. И у вас, и у вашей няньки заодно. Запишите: племянница — титулованная леди — газеты.

— Простите, сэр…

— Вы что, по-английски не понимаете? — спросил мистер Фрисби. — Моя племянница приезжает из Америки на Лондонский Сезон, и ее мамаша желает, чтобы я поместил объявление в газеты, что требуется титулованная дама в качестве компаньонки. Не понимаю, что тут неясного. Мне кажется, это доступно любому, кто имеет хоть чуточку серого вещества. Поместите объявление в «Тайме», «Морнинг пост» и так далее. Сформулируйте как знаете.

— Да, сэр.

— Хорошо. Все.

Берри направился к двери. Дойдя до нее, он остановился. Ему в голову пришла мысль. Как человек добросердечный, он старался по возможности совершать добрые поступки. Ему показалось, что сейчас явилась как раз такая возможность.

— Могу я кое-что предложить, сэр?

— Нет, — ответил мистер Фрисби.

Берри не так-то просто было обескуражить.

— Я просто подумал, что леди Вера Мейс может вам подойти.

— Кто?

— Леди Вера Мейс.

— Кто такая?

— Сестра лорда Ходдесдона. Она вышла замуж за человека по фамилии Мейс.

— Откуда вы его знаете?

— Я учился в школе с ее племянником, лордом Бискертоном.

Мистер Фрисби с интересом взглянул на своего работника.

— Что-то я не пойму, — протянул он. — Вы якшаетесь с верхушкой аристократии, в школу ходите с их племянниками, а сами работаете у меня в конторе…

— За смешное жалованье, сэр? Истинно так. История довольно грустная. Меня усыновила богатая тетушка, которая вдруг превратилась в бедную.

— Действительно грустно, — заметил мистер Фрисби, вынимая из флакончика таблетку пепсина.

— Если бы, — предположил Берри, — вы выразили сочувствие в виде небольшой прибавки…

— Идите к черту, — прервал его мистер Фрисби. — Переменим тему.

— Хорошо, сэр. Поговорим о леди Вере Мейс.

— Вы с ней знакомы?

— Виделся однажды. Она как-то приехала к нам в школу и выставила угощение. Кофе, орешки, клубничное желе, два вида джема, два вида кекса, мороженое и сосиски с картофельным пюре, — перечислил Берри, в сердце которого это воспоминание хранило неувядаемую свежесть.

У мистера Фрисби воспоминание о еде вызвало иную реакцию. Его чувствительный желудок произвел четыре мощных спазма и затих.

— Не говорите о таких вещах, — сказал он, передернувшись всем телом. — Даже не заикайтесь о еде в моем присутствии.

— Хорошо, сэр. Так я могу передать леди Вере, чтобы она к вам обратилась?

— Если хотите. Вреда не будет.

— Огромное вам спасибо, сэр, — сказал Берри.

Он не мешкая вышел в коридор и позвонил в клуб «Трутни». Как он и ожидал, лорд Бискертон оставался на месте.

— Алло? — сказал Бисквит.

— Это Берри.

— Высказывайся побыстрей, старина, — сказал Бисквит. — Слушаю тебя внимательно. Только в темпе, потому что ты оторвал меня от крайне напряженной игры. Что случилось?

— Бисквит, я помогу тебе наварить деньжат.

На другом конце провода произошел эмоциональный взрыв.

— Да ты что!

— Похоже, что так. Бисквит впал в задумчивость.

— А что я должен делать? — спросил он. — На убийство я вроде не очень гожусь, и фальшивые деньги вряд ли сумею печатать. Не пробовал никогда. Но постараюсь.

— Племянница старика Фрисби приезжает из Америки на Сезон. Ей нужна компаньонка.

— Ах так, — разочарованно протянул Бисквит. — А я тут с какого боку припека? Ты хочешь, чтобы я нанялся на эту работу, ловко прикинувшись вдовствующей герцогиней? Зря ты беспокоишь занятого человека этакой ерундой, Берри. Честно ли пробуждать надежды, чтобы махом их разбить?

— Осел ты, братец. Я думал, это дело подойдет твоей тетке.

— А! — Бисквит переменил тон. — Теперь понимаю. Понимаю твою мысль. Работа для тети Веры, так? Недурно. Это денежное дельце, так?

— Ну конечно. Еще какое денежное!

— И она с этим справится, она такая! — сказал лорд Бискертон. — Ну, ты молодец! Прямо манна небесная.

— Так позвони ей и введи в курс. Если дельце выгорит, тебе обломится от ее доходов.

— Думаешь? — переспросил Бисквит. — Думаешь, обломится? Я, естественно, буду настаивать на комиссионных, а уж мы с тобой поделим их пополам — ты получишь долю как автор идеи, а я за тетушку.

— Идея не моя, — сказал Берри. — Я тут ни при чем. Я просто посредник, Санта Клаус.

Лорд Бискертон умилился.

— Берри! Это благородно. Да, именно так. Благородно. По-нашему, по-скаутски. Настоящий друг. Скажи, а каковы шансы моей родственницы зацепиться за эту крайне выгодную должность?

— Очень большие. Если она вовремя подсуетится и вырвется вперед.

— Я заставлю ее попыхтеть через полчаса.

— Передай, чтобы она позвонила на Паддингтон-лейн, 6, и спросила мистера Фрисби.

— Обязательно. Да наградят тебя небеса за то, что ты сегодня сделал. Удача впервые улыбнулась нашему семейству за годы, годы и годы. Надо отметить это событие. Вечером устрою пир!

Если бы мистер Фрисби принадлежал к той породе людей, которые способны замечать оттенки чувств на лицах своих подчиненных, при последней встрече с секретарем он, должно быть, обратил бы внимание на необычную веселость в его поведении. Берри обладал живым темпераментом, который легко зажигался любой блеснувшей грезой, и чем глубже он вдумывался в идею, поданную Бисквитом, тем более привлекательной она ему казалась. Он сам себе удивлялся — как за столько лет не удосужился подумать о том, чтобы извлечь какие-то деньги из медных копей.