— Вы…
В продолжении Джордж не сомневался:… «арестованы!» Но слово так и не прозвучало. В неожиданном припадке безумия Джордж кинулся действовать. При обычных обстоятельствах склонности к буйству он не проявлял, но сейчас выручить могло только буйство. В мозгу у него пронеслась картинка того, что случится, если он не примется действовать быстро и решительно. Его арестуют, упрячут за решетку. А Молли никто не встретит, хуже того — никто на ней не женится завтра!
Джордж не колебался ни секунды. Уцепив скатерть, он рывком сдернул ее. Вихрем взлетели яблочный пирог, ледяной чай, хлеб, картошка, салат, poulet roti. Высоко взметнув скатерть, словно тореадор на арене, он опустил ее на голову полисмена. Со всех сторон посыпались заинтересованные возгласы. Ресторанчик был не чопорный, в нем всегда царил дух богемного веселья, но даже здесь все это вызвало живейший интерес. Четверо обедавших счастливо расхохотались, пятый воскликнул: «У-ух! Наддай жару!», шестой призвал: «Нет, вы только взгляните!».
В нью-йоркской полиции лодырей нет. Полицейские могут вести себя тихо, но отдела не отлынивают. Цепкая рука выпросталась из-под скатерти и ухватила Джорджа за плечо. Другая цепкая рука зависла над его воротничком. Пальцы первой сжали крепче.
Джордж был не в том настроении, чтобы терпеть подобные выходки. Он ударил, и попал по чему-то крепкому.
— Casta dimura salve e pura! Молодец! Врежь ему еще! — посоветовал Джузеппе, смекнувший, что человек под скатертью не из тех, кто принимает интересы «Цыпленка» близко к сердцу.
Джордж совету последовал. Скатерть заволновалась еще пуще. Рука с его плеча упала.
В этот момент из внутреннего зала донеслись нестройные крики и погас свет.
Лучшего Джордж и желать не мог. Темнота как раз отвечала его интересам. Скакнув к пожарной лестнице, он взобрался на нее с такой же прытью, с какой миссис Уоддингтон недавно спускалась, добрался до крыши и, приостановившись на минутку, вслушался в суматоху внизу. Потом, разобрав сквозь грохот и шум на лестнице, что по ней кто-то взбирается, сиганул к спальной веранде и нырнул под кровать. Искать убежища в квартире, понимал он, бесполезно. Это первое место, куда кинется его преследователь.
Джордж затаил дыхание. Шаги приблизились. Дверь открылась, вспыхнул свет.
2
Предполагая, что люди, которые забираются по пожарной лестнице, преследуют его, Джордж допустил вполне простительную ошибку: в силу самых разных обстоятельств бегство его из «Цыпленка» прошло незамеченным.
Во-первых, когда Гарроуэй уже выпутывался из складок скатерти, Джузеппе с преданностью хозяевам, достойной всяческих похвал, хватил его кофейником в глаз, что снова затуманило взор полисмена. А пока в голове у него прояснялось, погас свет.
Одновременно луна, явно выступавшая на стороне Джорджа, унырнула за густое облако, где и схоронилась. А потому ни один человеческий глаз не наблюдал, как спасался бегством наш герой.
Шаги же, которые он услышал на пожарной лестнице, принадлежали молодой паре, на уме у которой, как и у него самого, было одно — убраться подальше. Ни малейшей враждебности к Джорджу у них и в мыслях не было. Напротив, заметь они его, только бы поторопили и пожелали удачи. Ведь то были мадам Юлали и Дж. Хамилтон Бимиш собственной персоной.
Хамилтон с невестой прибыл в ресторан через несколько минут после Джорджа и, как и Джордж, обнаружили, что столики заняты все до единого.
Однако, в отличие от Джорджа, он не смирился с ситуацией безропотно и покорно. Пустив в ход всю силу своего величия, он вызвал из небытия добавочный столик, который поставили и накрыли в уютном местечке, на границе внутреннего и внешнего залов.
У места этого на первый взгляд было много недостатков. Часто пробегавшие официанты неизменно спотыкались о стул Бимиша, что особенно неприятно, когда человек пытается разговаривать с любимой девушкой. Но близился момент, когда все недостатки поблекли в сравнении со стратегическими преимуществами. В минуту, когда облаву объявили, можно сказать, официально, Хамилтон наливал даме сердца то, что у администрации сходило за шампанское. Но любезному его жесту помешали: тяжелая рука легла ему на плечо и грубый резкий голос сообщил, что он арестован.
Последовал ли бы Хамилтон пылкой тактике Джорджа Финча, закутавшего полисмена в скатерть, а потом ударившего его, останется неведомым, поскольку необходимость подобных действий была устранена внезапно погасшим светом. И вот в этот-то момент и раскрылись все преимущества его месторасположения.
До пожарной лестницы было всего несколько шагов. Хамилтон, схватив невесту за руку, быстро потащил ее туда и, поставив на нижнюю перекладину, так энергично подтолкнул вверх, что неправильных толкований возникнуть не могло. Через секунду мадам Юлали поспешно карабкалась к крыше, а Хамилтон поспешал за ней по пятам.
Достигнув конца пути, они встали рядом, глядя вниз. Свет в «Цыпленке» все еще не зажегся, из темноты доносился галдеж, свидетельствующий, что неведомые личности обходятся весьма грубо с другими неведомыми личностями. Мадам Юлали сочла, что они удачно удрали оттуда, что и высказала.
— Я даже и не подозревала, Джимми, дорогой, как замечательно иметь тебя рядом в минуту опасности! — заявила она. — До чего ж ловко ты выдернул нас оттуда! В жизни такого не видала. У тебя, должно быть, преогромный опыт!
Хамилтон отирал платком куполообразный лоб. Ночь была теплая, а подъем — скоростной.
— Никогда себе не прощу, что подверг тебя таким испытаниям!
— Ну что ты! Это очень весело!
— Ладно, все закончилось благополучно, и слава Богу…
— Закончилось ли? — перебила мадам Юлали.
— О чем ты? Она указала вниз.
— Сюда кто-то поднимается.
— Да! Ты права!
— Что же нам делать? Сбежать по лестнице?
— Вход они, по всей вероятности, охраняют, — покачал головой Хамилтон.
— Тогда — что?
В минуты, подобные этой, и отличишь великий ум. Человек заурядный зашел бы в тупик, и, конечно, ему пришлось бы потратить уйму драгоценного времени на раздумья. Хамилтон же, единой вспышкой гигантского ума, блестяще решил проблему всего за четыре секунды с четвертушкой.
Взяв невесту под руку, он развернул ее.
— Смотри!
— Куда?
— Туда!
— Что там?
— Это.
— Что — это? — На красивом личике проступило замешательство. — Я не пойму. На чего мне смотреть-то?
— На что мне смотреть, — автоматически поправил Ха-милтон и потянул ее через крышу. — Видишь веранду? Это летняя спальня Джорджа Финча. Зайди, закрой дверь, включи свет…
— Но…
— …и частично разденься.
— Что?
— Если кто явится, скажешь, Джордж сдал тебе веранду, и ты как раз переодеваешься, чтобы идти на обед. А я между тем спущусь к себе в квартиру и поднимусь через несколько минут проверить, готова ли ты. — Гордость, вполне объяснимая, обуяла его настолько, что, пренебрегши даже чистотой слога, он опустился до жаргона. — Ну, классный фокус-покус? — в восторге спросил он. — Отпад, а?
Невеста благоговейно взглянула на него. Одно из утешений, которые есть у нас, у людей с интеллектом, — то, что, когда грянет кризис, ум побеждает женское сердце. В минуты мира женщины могут увлекаться шейхами и смотреть томным взглядом на светских щеголей, которые только и способны, что проделать первые три па чарльстона. Но пусть только что-то пойдет не так, пусть только грянет внезапная угроза беды — и кто тогда король? Кто главный спасатель? Тот, у кого размер шляпы — восемь с четвертью!
— Джимми! — воскликнула мадам Юлали. — Это — блеск!
— Вот именно.
— Мы спасены!
— Правильно. Быстрее! Нельзя терять ни секунды!
3
Так и случилось, что Джордж, затаившийся под кроватью, получил еще один шок, от которого, как ему показалось (хотя он должен бы попривыкнуть к шокам) волосы у него мгновенно поседели — все, до последнего волоска!
После того как глаза попривыкли к свету, первой в сознание Джорджа Финча вторглась лодыжка в прозрачном чулке. К ней почти сразу же присоединилась вторая. Довольно долго обе эти лодыжки, хотя и стройные, занимали так много места в Джорджевом мире, что, можно сказать, затмили весь горизонт. Потом они исчезли.