Лорд Ходдесдон опешил. Произошедшее казалось ему невероятным. Знай он наперед, что вежливый малец и человек в кепи были сыном и отцом, он подивился бы тому, что ненависть к котелкам, сжигавшая отца, перешла к сыну. То был заурядный пример наследственности. Но он этого не знал. Он успел подумать про кровь в связи с сыном лишь одно: тот ее жаждал; и это заставило его прибавить шагу. Хотя лорд Ходдесдон не бегал уже много лет, он сумел догнать сорванца, успевшего порядочно удрать.

Есть две школы в методике воспитания юнцов, швыряющихся на улицах камнями в тех, кто старше и во всех отношениях лучше их. Одна учит, что их следует шлепать по заднему месту, другая рекомендует подзатыльники. Лорд Ходдесдон, ничтоже сумняшеся, использовал оба способа. Причем для человека, не практиковавшего ни того, ни другого со школьных времен в Итоне, замечательно в этом преуспел. С полминуты он трудился, не щадя сил, и, подустав, повернулся и продолжил путь к Малберри-гроув.

Его самочувствие разительно изменилось. Как будто целительный бальзам пролился на его наболевшую душу. Впервые за весь день он почувствовал себя счастливым. Благодаря физическим усилиям душа его очистилась от скверны. Ему захотелось насвистывать что-нибудь жизнерадостное, и он уже сложил губы трубочкой, но его остановил чей-то голос.

— Эй! — сказал голос.

Это был человек в кепи. Уже без трубки, он шагал бок о бок с лордом Ходдесдоном, дыша парами эля всех сортов. Глаза его дико вращались и горели красноватым светом, как будто в них горел огонь. Следом за ним тянулся с недавнего поля боя раненый.

— Ты зачем моего мальца тронул? — спросил человек в кепи. Лорд Ходдесдон оставил вопрос без ответа. Не потому что не нашелся, у него в запасе был прекрасный ответ. Просто он не пожелал снизойти до объяснений с этим типом. И продолжал путь в молчании.

— Ты почто побил моего малыша Герберта?

Лорд Ходдесдон почувствовал легкое беспокойство. Что значит «моего малыша»? Этот намек означал, что этих двоих связывали узы родства. То, что поначалу казалось досужим любопытством постороннего, извергаясь из глубин отцовского сердца, приобретало зловещий смысл. Глянув краем глаза на нежелательного спутника, он почувствовал неудовольствие от его близости. Уж слишком того было много.

Лорд Ходдесдон прибавил шагу. Он вдруг всей кожей ощутил устрашающую безлюдность местности, по которой ему выпало идти. Никакого намека на присутствие полиции. «В таких краях, — печально подумал он, — на всю округу небось всего один полицейский, и тот спит где-нибудь вместо того, чтобы исполнять свой долг на благо общества». В эту минуту лорд Ходдесдон был крайне сурово настроен по отношению к провинциальной полиции.

Но он не мог долго думать о чем-либо, кроме этого неприятного человека, неотступно следовавшего рядом и издававшего невнятные бормотанья. Несчастный лорд уловил слова «городской клерк» и «буржуй», повторявшиеся довольно часто. В любых обстоятельствах, будучи человеком амбициозным, он запротестовал бы против того, чтобы его принимали за клерка; но сейчас эти слова звучали особенно оскорбительно, потому что этот тип, очевидно, сильно недолюбливал городских клерков. Последнее выразилось с полной определенностью, когда здоровяк в кепке, повысив голос, стал распространяться насчет того, с каким удовольствием он поотрывал бы бошки этим шалопаям в серых котелках. Так, если лорд Ходдесдон точно услышал, поступил бы с ними в Москве Стейлин, а что хорошо для Стейлина, то хорошо и для него, Кепчатого.

И тут, вдохновленный новой идеей, этот тип начал обсуждать, что лучше — вывалять лорда Ходдесдона в грязи или посадить его на штырь в ограде, которая отделяла тротуар от проезжей части. Бедный пэр, некоторое время пытавшийся сохранить лицо, делая вид, что просто шагает в свойственной ему быстрой манере, беззастенчиво перешел на рысь. Свернув за угол, он увидел перед собой дома, и ему показалось, что в одном из них он сможет найти желанное спасение. Резким рывком лорд Ходдесдон перешел с рыси на галоп. Небезынтересно поразмышлять, как часто Судьба выбирает один и тот же предмет в прямо противоположных целях. Серый котелок лорда Ходдесдона навлек на него неприятности, и именно этот серый котелок помог ему от них избавиться. Потому что, когда его владелец бросился бежать, котелок свалился с его головы и покатился по дороге, а его спутник, решительно вышедший на тропу войны, не смог удержаться от искушения и после секундного раздумья бросился вдогонку.

Он настиг котелок у канавы и сладострастно пнул. Потом пнул еще раз. Наконец подпрыгнул и пнул в третий. Проделав все это, он оглянулся и увидел, как лорд Ходдесдон исчезает за калиткой первого по проулку дома. Подбежав к воротам с надписью «Лесной замок», он не увидел более ничего интересного и решил обогнуть владение.

Но позади дома было пусто. Он задумался.

В моменты крайней опасности разум работает быстрее обычного. Поначалу лорд Ходдесдон намеревался со всем присущим ему достоинством войти через парадный вход, позвонить в колокольчик, спросить хозяина или хозяйку, сказать им, что спасается от преследований пьяного разбойника и надеется, что в ответ его пригласят в гостиную, усадят в удобное кресло и позвонят в полицию. Но программа оказалась скомканной.

Прежде всего, не было времени на то, чтобы спокойно звонить в звонок. Надо было немедленно ввести в действие альтернативный план. Этот план еще не созрел к тому моменту, когда лорд Ходдесдон появился в саду «Замка», но осенил его, когда он завернул за угол и увидел на первом этаже открытое окно. С быстротой кролика он нырнул в окно — придирчивый глаз мог бы отметить лишь незначительные несовершенства в технике прыжка, — и когда его преследователь вошел в сад, уже полз на четвереньках внутрь комнаты.

На этом развитие событий приостановилось.

На сколько оно могло зависнуть, сказать трудно. Кепчатый был тугодумом, и ему, по-видимому, требовалось некоторое время для выработки решения. И надо же было такому случиться, что в этот момент лорду Ходдесдону приспичило поднять голову и выглянуть из окна, чтобы посмотреть, что творится в большом мире. Первое, что он увидел, был его преследователь, который как раз в этот момент смотрел в это самое окно.

В следующую секунду лорд Ходдесдон с грохотом опустил раму и закрыл на защелку. Представители Труда и Старого Режима молча уставились друг на друга через стекло, как редкие рыбки в стоящих рядом аквариумах.

Лорд Ходдесдон первым нарушил достигнутое равновесие. Он слишком долго терпел общество Кепчатого и, надо сказать, порядочно им пресытился. Даже сквозь стекло в его воспаленных глазах горела угроза, и лорду Ходдесдону захотелось оказаться как можно дальше от него. Поспешно ретировавшись, он вышел в коридор, в конце которого увидел возле входной двери вешалку для шляп, на которой торчали головные уборы, напоминавшие головы буржуев после одной из социальных революций. При виде их мысль лорда Ходдесдона приняла другое направление.

До сего момента утрата серого котелка не столь глубоко трогала его. Подсознательно он, конечно, о ней не забывал, но только теперь она предстала перед ним во весь свой рост. Глядя на шляпы, висевшие на вешалке, он впервые ощутил свою, так сказать, неприкрытость и прочувствовал необходимость исправить положение. Его не покидала тщеславная надежда вернуться в Лондон, вырвавшись из этого проклятого пригорода. Но даже на секунду он не мог представить, что возвращается туда с непокрытой головой — каждая капля его голубой крови стыла от этого в жилах. Перемещаться по улицам Лондона без шляпы было немыслимо.

Тем временем он стоял, изучая шляпы на вешалке, подобно потерпевшему кораблекрушение моряку, завидевшему на горизонте парус, и сердце его опускалось в пятки. Кто бы ни был хозяин этого дома, по части головных уборов он обладал весьма причудливым вкусом. На трех крюках соответственно были представлены: кепи в лиловую крапинку (сущий кошмар), невероятная конструкция из черной соломки и цилиндр. Лорд устремил свой взор именно на цилиндр. Две другие вещицы, как он сразу определил, не могли приниматься к рассмотрению.