— О! И какими судьбами?
— Я приехала в гости к дяде, — сказала девушка. — Вот сюда—И кивком золотой головки она указала в сторону соседнего дома. — Перелезла через забор. Ваш сад в ужасном состоянии. За ним несколько недель никто не ухаживал. Я просто видеть не могу запущенный сад. А сейчас пыталась привести его в порядок.
— Ужасно мило с вашей стороны, — сказал Бисквит. — Так поступают настоящие девушки. Рад, что вы любите садовничать. Это одно из моих любимейших занятий. Можем вместе поработать граблями и лопатой.
— Вы только въехали?
— Да. Вещи привезли позавчера. Надеюсь, старина Берри проследил, чтобы все было как следует. Он обещал.
— Берри?
— Берри Конвей, из Уголка. Мой сосед.
— Я не знакома с мистером Конвеем.
— Зато вы познакомились со мной, — сказал Бисквит. — Разве этого удовольствия недостаточно для девушки величиной с пол-орешка?
Он прикусил язык, сообразив, что дал ему многовато воли. Новообрученный молодой человек, беседующий с голубоглазой блондинкой, должен быть более сдержан.
— Чудесный день, — значительно произнес он.
— Замечательный.
— Вы здесь надолго?
— Очень вероятно.
— Прелестно! — сказал Бисквит. — А имечко?
— Какое имечко?
— Ваше, конечно, тугодум вы этакий. Чье же еще?
— Вэлентайн.
— А для неформального общения?
— Кичи.
— Насморк схватили?
— Я назвала свое имя. Кичи. Взгляд Бисквита стал суровым.
— Мое открытое лицо и честный взор не должны вводить вас в заблуждение; не думайте, что можете так легко меня Дурачить, — заявил он. — Позвольте вам заметить, что я очень умный и могу отличить имя от чиха. Девушка не может так зваться.
— Тем не менее это сокращенное от Кэтрин. А вас как зовут?
— Годфри. Сокращенное от Уильям.
— Ну что ж, — сказала девушка, которая во все время разговора неотрывно изучала его верхнюю губу. — Позвольте и мне кое-что вам сказать. Надо что-то сделать с вашими усами — либо отрастить, либо сбрить. А то вы похожи на Чарли Чаплина. Простите за переход на личности.
— Отвечаю в обратном порядке. Не стесняйтесь переходить наличности. Кому и беседовать по душам, как не таким старинным приятелям вроде нас? Во-вторых, я должен заметить, что не вижу ничего предосудительного в том, чтобы быть похожим на Чарли Чаплина, человека многих достоинств, которого я глубоко уважаю. В-третьих, я нахожусь в процессе отращивания усов — до умеренной длины, в определенных границах. А теперь, когда мы объяснились по всем пунктам, скажите: как вам нравится в Англии? Рады, что приехали?
— Очень нравится. Но скучаю по дому.
— Вот как? А где ваш дом?
— Около Нью-Йорка. Городок называется Крепкая Шея.
— И вы скучаете по нему?
— Конечно.
— Почему конечно? — продолжал допытываться Бисквит. — Какая вы все же необычная девушка. Ведете увлекательную беседу с одним из лучших умов Вэлли Филдс, причем этот лучший ум облечен в новый костюм, сшитый самым модным лондонским портным, и говорите, что скучаете по какой-то Крепкой Шее! Невероятно! Что там такого неотразимо влекущего?
— Там Мер, — ответила девушка.
— Mere?[17] Ваша матушка, хотите сказать?
— Да нет, я сказала — Мер. Мервин Флок. Человек, с которым я обручена. Папа ужасно огорчился, потому что Мер — актер, и отослал меня подальше от него, в Англию. Поняли теперь?
Бисквит понял. И, как ни странно, это ему не понравилось. Для обрученного мужчины новость о том, что золотоволосая голубоглазая девушка, с которой он только что познакомился, оказывается, тоже обручена, должна быть приятной. Она должна наводить на мысль, что они оба принадлежат к некоему великому сообществу. Он должен чувствовать себя как любящий брат, которому принесли благую весть о сестре. Ничего подобного не чувствовал лорд Бискертон. Несмотря на сердечное обожание, которым он был преисполнен по отношению к своей суженой, информация о помолвке стоявшей перед ним девушки вызвала у него неприятные ощущения.
— Мервин Флок! — повторил он сквозь зубы.
— Слышали бы вы, как Мер играет на гавайской гитаре!
— Я не желаю слушать, как Мер играет на гавайской гитаре! — с жаром отозвался лорд Бискертон. — Я не стал бы этого слушать даже за деньги. Мервин! Ха!
— Вот именно — Мервин, — с ответной теплотой произнесла мисс Вэлентайн. — Это имя звучит гораздо лучше, чем Годфри.
Бисквита неприятно поразило, что разговор начинает приобретать недружелюбный оттенок.
— Извините, — сказал он. — Давайте не будем ссориться. И Боге ними, нашими половинами. Переменим тему. Каковы ваши впечатления от английской жизни? Каково вам в «Лесном Замке»? Весело? Празднично?
— Не слишком. Я ожидала, что попаду в местечко пообширнее. Когда мне сказали, что у меня есть дядя, который живет в доме с таким названием — Кастлвуд, я решила, что это дворец.
— А что? В усадьбе есть летний домик и ванная. Чего вам еще? Уж если вы недовольны, что говорить обо мне? Где тот прием, который должен быть мне оказан? Где толпы пейзан?
— Каких пейзан?
— Я всегда думал, что в таких случаях на сцену является хор пейзан, чтобы приветствовать нового эсквайра танцами и пением. Но мне пришлось быстро убедиться, что я утратил все права владетельного сеньора. Легко, думаете?
— А зачем вам они?
— К примеру, по дороге сюда я заметил нечто вроде озера. Могу ли я ловить в нем рыбу? А лебеди, которые там плавают, мои или нет? Если да, я возьму лук и выпущу в них все свои стрелы. Без разговоров.
Девушка пристально смотрела на него.
— Знаете, — сказала она, — когда вы быстро говорите, вы очень напоминаете Мера. Он нос так же морщит.
На языке лорда Бискертона уже вертелось нечто такое ядовитое, что начавшая вызревать между ним и девушкой дружба завяла бы на корню, как росток крокуса от удара молнии. Но в эту секунду краем глаза он углядел, что в Замке творится что-то странное.
— Слушайте-ка, — сказал он, обращая внимание собеседницы к этому явлению, — там в окне какой-то жуткий типус в очках пялится на нас и машет руками.
— Это мой дядя.
— Прошу прощения.
— Не за что, — мило ответила девушка.
Бисквит с интересом наблюдал за живым семафором.
— А что это он делает? Шведскую гимнастику?
— Он, наверное, хочет, чтобы я шла домой. Я вспомнила, что, когда сказала ему о своем намерении пойти в ваш сад, он ответил, что мне не следует этого делать, пока он не свяжется с вами и не определит, что вы за человек. Так что мне лучше идти.
— А я как раз собирался пригласить вас в дом, чтобы вы его осмотрели. Там наверняка многое взывает к женскому участию.
— Как-нибудь в другой раз. Мне еще письма надо написать. Я прочла в газете, что девушка, с которой я познакомилась на пароходе, обручилась. Нужно поздравить.
— Обручилась! — угрюмо повторил Бисквит. — Сдается мне, весь мир заразился этой бациллой.
— И вы в том числе?
— Я! — взвился Бисквит. — Слушайте, вам лучше поторопиться. Дядюшка сейчас из окошка вывалится.
Он немного постоял, восхищенно наблюдая, с какой удивительной грацией его маленькая подружка перемахнула через забор. Потом в глубокой задумчивости проделал путь до дверей дома, чтобы убедиться в том, в какую дыру угодил он благодаря судьбе и кредиторам.
* * *
В тот же вечер, за дружеским перекуром с соседом Джоном Бересфордом Конвеем, лорд Бискертон, к удивлению друга, с глубоким одобрением, моментами вырастающим до экстаза, заговорил о привычках Верховного Мормона.
Верховный Мормон, сказал Бисквит, гениально устроил свою жизнь. Это самая замечательная жизнь на свете. Он заметил также, что, по его мнению, бигамию, нормальный результат творческих сил природы, ни в коем случае не нужно наказывать.
— И еще, старина, я не понимаю, что ты имеешь против Вэлли Филдс, — сказал он. — Нет места, которое понравилось бы мне больше. Это же эдемский сад. Можешь передать мое мнение в печать, я не стану отказываться.