Он онемел от удивления. Такого еще никогда не случалось. Ни разу за все время их общения с мистером Фрисби от него не поступало такого предложения. И теперь в это верилось с трудом.
— Выезжаю прямо теперь. На авто. Не вернусь до вечера. Вам два задания. Ступайте в агентство Меллона и Пирбрайта на Бонд-стрит и закажите мне два места у прохода на какое-нибудь хорошее представление сегодня вечером. Пусть запишут на мой счет и пришлют билеты на дом.
— Слушаюсь, сэр.
— Скажите, что мне нужно что-нибудь действительно стоящее. А потом поезжайте в ресторан «Беркли» и закажите столик для ужина.
— Слушаюсь, сэр.
— Столик на двоих. Подальше от оркестра.
— Слушаюсь, сэр.
— Хорошо. Кстати, насчет вашей просьбы. Я вчера говорил с этим Хоуком. Сказал ему про ваш рудник. Он заинтересовался.
Душа Берри затрепетала.
— Вот как, сэр?
— Да. Как ни странно, он оказался в курсе дела. Вы вечером на месте?
— Да, сэр.
— Я скажу, чтобы он заехал повидаться. Между нами: не проговоритесь, что я вам сказал, но он готов выложить до пяти сотен.
— Неужели?
— Сам сказал. Пытался обойтись меньшей суммой, но я уверил его, что вы не согласитесь. Так что если вам подходит, он привезет бумаги, и вы обстряпаете дельце прямо сегодня. И я даже не потребую от вас комиссионных, — хихикнув, добавил мистер Фрисби.
Берри потупился. Искреннее раскаяние кольнуло его в сердце при мысли о том, что не раз в душе своей он припечатывал этого сердечнейшего человека эпитетом акула-рабовладелец. Теперь он видел его в истинном свете — и это был ангел во плоти.
— Чрезвычайно обязан, сэр, — заикаясь, проговорил он.
— Не стоит благодарности.
— Вы правда думаете, что он даст мне пятьсот фунтов?
— Конечно, даст. Ну ладно, все. До свидания, — сказал мистер Фрисби и отбыл.
Несколько мгновений Берри стоял как вкопанный. Но недвижным было только его тело. Мозг его лихорадочно работал.
Пятьсот фунтов! Это значит — жизнь и свобода. Он заплатит долг Эттуотеру. Определит содержание Обломку Прошлого и избавится от нее. И, исполнив эти обязанности перед обществом, сможет броситься в пучину приключений.
Берри глубоко вздохнул. Телом он еще пребывал в кабинете хозяина, но духом уже летел по улочкам залитого солнцем городка, лежащего в горной долине. И местные жители, глядя ему вслед, понимающе кивали.
— Это он, — говорили они. — Видите этого парня? Крутой Конвей! Круче не бывает.
* * *
Приближалось время ленча, когда Берри, совершив покупку театральных билетов, вновь вышел из конторы Меллона и Пирбрайта на шумную и сверкающую Бонд-стрит.
День достиг новых сияющих высот. Солнце светило в небе, солнце согревало сердце. Волшебный экстаз будоражил воздух. Берри в восторге оглядывал Бонд-стрит.
Для пресыщенного светского хлыща или отъявленного фланера Бонд-стрит в час дня пополудни в разгар Лондонского Сезона — всего лишь Бонд-стрит. Но для молодого человека с любовным жаром в груди, на которого свалился нежданный выходной, сулящий чудесные приключения, — это главная улица, это сказочный Багдад. Берри почувствовал в крови сладкий яд, ощутив себя центром мира.
У него было в обычае, гуляя по Лондону, озираться в надежде на то, что вот-вот с ним случится нечто необычное. Пока что ничего, имеющего хоть малейший интерес, не происходило, и Берри даже чувствовал себя иной раз обделенным. Но Бонд-стрит оживила его оптимизм. Уж тут-то, думал он, в любой момент может случиться все что угодно.
Где, если не здесь, говорил он себе, изящная дамская ручка в тонкой перчатке могла бы вложить в руку такого мужчины, как он, узкий конверт с Морским Соглашением, выкраденным нынче утром в министерстве иностранных дел, узнав его по гардении в петлице. В то время как на Треднидл-стрит или в Вэлли Филдс можно всю жизнь прогулять, не дождавшись ничего серьезнее почтовой открытки с видом.
Вдоль по узкой улице сновали дорогие автомобили, на тротуарах было полным-полно дорого одетых пешеходов. Кто-то из них задел Берри локтем, толкнув к мостовой, и в тот же момент перед ним остановился двухместный автомобиль. А в следующую секунду к нему обратился человек в автомобиле, говоривший с чудовищным акцентом.
— Извините, это, вы могли бы указать мне путь к Лестеррр-скверрр?
Берри поднял на него глаза. Нет, то была не Мата Хари, а какой-то странный субъект с лохматыми бровями и черной бородкой.
— Лестер-сквер? — переспросил Берри. — Налево и потом через площадь Пиккадилли.
— Спасибо, сэррр.
Берри стоял, глядя вслед удаляющейся машине. Что-то в этом человеке озаботило его. Конечно, он не сказал ничего такого, что могло бы бросить тень на репутацию, но что-то в его облике вселяло подозрение, что карманы этого типа просто набиты украденными документами политической важности. Берри стоял, задумчиво глядя вдаль, и мог бы простоять так до бесконечности, если бы какой-то оголодавший пешеход, спешивший на ленч, не наткнулся на него сзади.
Возвращенный таким способом в реальность, Берри проследовал к ресторану «Беркли», чтобы заказать столик для мистера Фрисби.
Очевидно, мистер Фрисби был частым гостем в «Беркли». Одно только упоминание его имени вызвало уважительный интерес. Метрдотель, больше похожий на итальянского поэта, уверил Берри, что все будет в лучшем виде. Столик на двоих, подальше от оркестра. Именно так.
Потом метрдотель ласково осведомился, не желает ли Берри откушать у них в ресторане, и искусительным жестом указал на столик. Берри хотел было ответить, что такая роскошь ему не по карману, но, повернувшись, чтобы взглянуть на столик, увидел картину, от которой слова застряли у него в гортани.
Бородатый субъект сидел в шести шагах от него и тыкал вилкой в копченого лосося.
Берри колебался не дольше секунды. Для человека, стесненного в средствах, ленч в таком месте был безрассудной, отчаянной, можно сказать — дьявольской авантюрой. Этот шаг стоил бы ему тяжких трудов в течение многих долгих дней. Но, видно, сама Судьба послала ему этого Таинственного Незнакомца, и со стороны Берри было бы непростительной дерзостью пренебречь ее вниманием из недостойных соображений.
Этот человек заинтриговал Берри. Очень подозрительная личность. Появиться с такой бородой в Лондоне! Больше того; после того как ему ясно объяснили, что надо повернуть налево и ехать через Пиккадилли, он повернул направо и явился в «Беркли». Если тут скрыта не тайна, то что тогда?
Берри сел, и тут же над ним склонился официант, протягивавший меню.
Бородач теперь ел рыбу под соусом. По мере наблюдения за ним подозрение Берри росло с каждой секундой. Борода явно фальшивая. Очень уж она мешает владельцу. Он просовывает кусочки рыбы в рот с осторожностью натуралиста, входящего в неведомые дебри. Он не из тех несчастных, которым не под силу справиться с буйной растительностью и кто достоин искреннего сочувствия, а не осуждения; нет, он нарочно нацепил бороду, Бог весть из каких темных побуждений возвел дебри на собственном лице, чтобы в любой момент скрыться в них и избавиться от преследования. Было бы ребячеством недооценивать опасность, которая исходила от этого человека.
И, словно в подтверждение этой мысли, последовала сцена столь красноречивая, что Берри содрогнулся, став ее свидетелем.
Поглаживая седые усы, в ресторан вошел импозантный джентльмен лет пятидесяти. Он что-то сказал метрдотелю, видимо, спросил столик. Потом, когда повернулся, чтобы пройти в холл, где посетители ожидали своих гостей, взгляд его упал на бородача. Джентльмен вздрогнул, будто увидел нечто ужасное — да, собственно, так и было, — и подошел к бородачу. Произошел краткий разговор, во время которого, видимо, пожилого джентльмена пытались успокоить. После чего он, глубоко потрясенный, прошествовал к выходу.
Берри в возбуждении подался вперед. Он расколол бородача. Он все видел. Это наверняка Нюхач, таинственный главарь великого Кокаинового кольца, доставляющий столько хлопот Скотланд-Ярду. Что касается седоусого, то он, должно быть, связной из высшего света, какой-нибудь баронет с безупречной репутацией, которого никто не заподозрит в преступных деяниях. И его нескрываемое волнение было вызвано шоком от встречи с Нюхачом в таком месте, как «Беркли», где борода неминуемо должна вызвать провал.
