— Почему же они лежат в вашей сумке? — терпеливо поинтересовался Андрей.

— Хорошие перчатки, чего их выбрасывать? Я хотела постирать, да забыла про них.

— Я их забираю. — Котлов опустил перчатки в полиэтиленовый мешочек.

Покончив с сумками, Котлов переворошил постель, поднимал диван и даже ковер. Не выдвигал, а вынимал все ящики шкафов и трельяжа и отодвигал их от стены. Наконец, он пошел в туалет и вернулся оттуда с веником.

— Веник конфискуется, — заявил он и сел писать протокол.

Еленская тем временем хотела было начать прибирать, но Котлов запретил ей вставать с кресла и сказал, что она соберет вещи и наведет порядок, когда мы уйдем. Подписать протокол Еленская отказалась. Пожелав ей всего хорошего, мы вновь собрались в нашей маленькой комнате.

— Отпечатки пальцев мы возьмем у нее официальным путем, — говорил Андрей, — вертолет вот-вот должен быть. На ее матерчатых перчатках — угольная пыль и жирные пятна.

— Гильзы искала? — предположил я.

Котлов взглянул на меня с неудовольствием:

— Рано еще говорить. Что это — копоть, мазут, каменноугольная пыль, может сказать только экспертиза.

Юра сказал, что он должен идти. Ведется расчистка посадочной площадки. Лыжники расчищают теннисный корт, до вертолетной не добраться. Ему там надо быть. Котлов не стал его держать. Он положил на стол веник Еленской и достал найденную перед котельной веточку проса. Она точно совпадала с обломом на венике.

— Можно поздравить вас, Андрей Петрович? Вы прекрасный детектив! — сказал я с искренним восхищением.

Он остановил меня, выдвинул ладонь вперед:

— Не торопитесь.

И как в воду смотрел. Дверь без стука распахнулась, и в нее ворвался Голубев. Вид у него был неважный. Небритый, с вытаращенными глазами и взъерошенными остатками волос на голове, он мог вполне сойти за сумасшедшего. Стараясь взять себя в руки, он заговорил срывающимся голосом:

— С Катей что-то случилось. Дверь закрыта, и она не отзывается. Боюсь, как бы...

— У кого вторые ключи? — соколом повернулся ко мне Андрей.

— У сестры-хозяйки, наверное, или уборщицы.

— Найдите и быстро к двери! — приказал Котлов.

Ключ удалось найти не сразу. У сестры-хозяйки его не было, уборщицы на первом этаже не оказалось. Когда я нашел ее на третьем, то никак не мог втолковать местной женщине, зачем мне ключ. Тогда я просто вырвал у нее найденный ею ключ от восьмого номера и побежал. Она за мной, да еще с криками и воплями. На лестнице мы налетели на целую компанию загипсованных лыжников, у кого нога в гипсе, у кого — рука. Покатился по ступенькам чей-то костыль. Но с ног мы, слава богу, никого не сбили. Я прибежал к двери в тот момент, когда Котлов ее открывал, он взломал замок неизвестно откуда взявшейся монтировкой. У двери уже собрался народ. Вошли мы втроем — Андрей, Глеб и я. В номере Еленской никого не было.

Котлов распахнул окно и выпрыгнул на снег. Мы за ним.

— Смотрите! — показал он на лыжный след, уходящий от дома в сосновый бор. Хоть снег уже немного и уплотнился, след был очень глубоким.

Мы выскочили раздетыми и без темных очков, а солнце такое, что и глаз не открыть. Решили не лезть обратно в окно, обойти дом. Тут как раз Амарян подошел с одним из своих спасателей. Увидев уходящий в лес след, не стал задавать вопросов. Пошли вокруг дома.

— Автобус куда доходит? — спрашивает у Юры Андрей.

— Расчистили до Келькена.

— Сколько времени ей нужно?

— При таком снеге? При нормальных условиях мы на лыжах за два часа спускаемся. А ей и за четыре не добраться.

— Андрей, — сказал я, — да неужели я ее не догоню?! В два счета!

— Догонишь — и что? — ответил он. — Понесешь обратно на руках?

— Сопровожу до людей, задержим, не дадим уехать. А там как скажешь, связь будем держать по рации.

— А на вертолете нельзя?

— Как он сядет? — отвечает Андрею Юра. — Я сам пойду с Сашей.

— И я, и я с вами! Я ее уговорю, она меня послушает, — страстно заговорил Голубев, — она не может меня не послушать. У нее никого нет, она одна. Только я... Она поймет, а я...

— Нет! — резко оборвал его Котлов. И зло добавил: — Вы остаетесь. Я запрещаю.

Он хотел еще что-то сказать, но тут вдалеке грохнула лавина. И сразу вслед за этим послышался отдаленный гул вертолета.

— Иди одевайся! — сказал мне Юра.

Когда я вышел с лыжами, вертолет уже сел, Котлов встречал прилетевших, и у подъезда среди толпы лыжников стоял Амарян с одним из своих спасателей. Юра говорил в мегафон:

— Прошу всех вернуться в гостиницу! Инструкторам проверить наличие своих людей. Об исполнении доложить старшему инструктору.

Лыжники, все в снегу и с лопатами, потянулись к входной двери. Амарян положил руку на плечо стоявшего возле него спасателя:

— Снимай рюкзак. Рация в нем? Аптечка?

И, получив положительный ответ, стал снимать с шеи ремень мегафона и надевать поверх своей красной пуховки рюкзак спасателя.

— Связь каждый час, — сказал он спасателю, — дальше по договоренности. Ты за старшего, Кирилл, посматривай...

Шли быстро и часто менялись. Лыжи утопали в снегу по колено и даже глубже, а палки погружались в снег по самую рукоятку и не доставали до земли. Так что палками мы и не пользовались, разве что для равновесия. Топтавший впереди, устав, делал шаг в сторону, уступая место другому, а сам вставал за ним. Юра, наверное, тоже удивлялся тому, как могла пройти здесь по целине хрупкая женщина. Ведь она торопилась, как и мы, спешила спуститься скорее до первой машины, пока не обнаружили ее бегства и не догнали.

Мы не разговаривали, только пыхтели. Так прошли дорогой через лес до реки, перешли мост и потопали по автомобильной дороге через сосновый бор, которым так знаменито наше ущелье. Уклон здесь небольшой и наката нет, не поедешь, как, бывало, можно было тут ехать по накатанной и утрамбованной дороге. Участки леса на дороге прерывались открытыми, безлесными. Перед такими мы останавливались, и Юра с тоской смотрел на выходящие к дороге кулуары. Именно по ним и сходят на дорогу лавины. Но он ждал их на второй-третий день при потеплении. Хотя кто их знает? Такие места мы проходили побыстрее, а достигнув леса, не сразу могли отдышаться.

Лыжный след уверенно вел нас вниз и вниз. Но вот, выйдя из леса, мы увидели следы сошедшей на дорогу лавины. Это была небольшая лавина, она только перехлестнула дорогу и остановилась, не доходя до противоположного склона. Снег в лавинном конусе спрессовался под давлением и не проваливался под лыжами.

Перейдя лавинный конус, Юра остановился. Я подошел и все понял: лыжного следа дальше не было...

— Не будем стоять здесь, вернемся к лесу, — сказал начспас, и мы направились к соснам.

— Но если лавина сошла, чего нам бояться? — не понял я Юру. — Не пойдет же она второй раз?

— Это Аксай, — вздохнул Юра. — В это горло, — кивнул он на боковое ущелье, — сходятся наверху пять кулуаров.

Он снял рукавицу и растопырил пальцы.

— Стало быть, возможна не только вторая, но и целых пять подряд. Очень коварное место. Думаю, лавина сошла из самого маленького кулуара, вот из этого, — согнул он все пальцы, оставив торчать мизинец. — Правда, почему-то раньше времени. Но надо все равно сделать пока хотя бы наружный осмотр.

— Ты думаешь, она может быть жива?

— Конечно, может. Будем искать. Бывали случаи, когда человек жил под снегом часами и даже сутками. Если очистить снег от лица, если им не забиты дыхательные пути, то под снегом, да под свежим, жить можно. Часто погибают от страха, от безнадеги... А у этой характер... Пойдем, что делать? Я пойду с той стороны, а ты с этой. Смотри, не торчит ли...

Мы обошли лавинный конус и вернулись к лесу. Юра поглядел на часы и стал снимать рюкзак. Он достал рацию, вновь посмотрел на часы, растянул антенну и сказал во встроенный микрофон: