— Вес пули 4,5 грамма. Я помню, что у пистолета Макарова пуля весит 6,1 при калибре 9 миллиметров, а у Токарева — 5,2 грамма при калибре 7,62. Никаких таблиц у меня под рукой нет, но путем простейших уравнений находим, что при весе пули от 4,4 до 4,6 грамма калибр должен быть 6,35. Стало быть, вероятнее всего, стреляли из пистолета Коровина («ТОЗ-ТК») или из браунинга 1929 года. Возможно — из браунинга образца 1912 года, что менее вероятно.

Теперь ранения. Близкая дистанция выстрела из пистолета определяется экспертами обычно порошинками, пламенем, копотью и газами. Но тоже не так просто. Бездымный порох даже при выстреле в упор не оставляет порошинок. Нет и пояса копоти вокруг входного отверстия, нет и следов пламени. Снаружи нет, — поднял палец Андрей, — но зато все это обнаружено внутри раны. При ранении в упор. У другого же ранения ничего не найдено и внутри.

Котлов, конечно, немного рисовался перед нами, ему, видно, и самому было приятно, что он сумел так быстро все определить.

— Отсюда возможен такой вывод: первый выстрел в спину произведен в упор, второй, вероятно, с некоторого расстояния. Не называю его пока. Также в спину. Можно предположить, что после выстрела пострадавший упал лицом вниз. Вторая пуля прошла навылет через сердце. Никаких других повреждений нет, — закончил Котлов и спросил: — Труп в медпункте?

Я ответил, что мы с Юрой перенесли его на носилках в холодное помещение спасфонда.

— И еще интересная деталь, — добавил Андрей. — Васильева убита из такого же пистолета и тоже двумя выстрелами. Ее застрелили в тот момент, когда она звонила в милицию. Один из выстрелов был сделан также в спину и в упор. Пошли! — решительно скомандовал он.

Котлов открыл ключом дверь комнаты Хударова и отпрянул. Тогда и мы заглянули в открытую дверь. На кровати спала девушка. Она не пользовалась ни ночной рубашкой, ни пижамой, а в комнате было жарко. Отстранив нас рукой, Котлов вновь вошел и прикрыл простыней разметавшуюся во сне молодую женщину. Ее поза и весь вид как бы конкурировали с развешанными по стенам цветными картинками с изображением женщин в подобных «костюмах».

Андрей осторожно потряс ее за плечо:

— Проснитесь, просыпайтесь...

Девушка открыла глаза, посмотрела на него и со смаком потянулась. Но вдруг уставилась на Котлова, и выражение блаженства сменилось на ее лице сначала удивлением, потом ужасом.

— Спокойно, не волнуйтесь, — сказал Котлов, — милиция. Одевайтесь, мы подождем. — И попятился к двери.

Комната Хударова, в которую мы вернулись через несколько минут, находилась в полуподвале, в том же коридоре, где жил и Амарян. Высоко расположенное окно очищено снаружи от снега, что видно при неплотно закрывающей его занавеске. Кровать, шкаф, стол, два стула и тумбочка. А вот на тумбочке стояла вещь необычная для такого жилья. На ней стоял небольшой сейф. Старый, облезлый, видимо, давно списанный, но надежно закрытый.

— Я оперуполномоченный уголовного розыска Котлов, — представился Андрей и раскрыл перед дамой свое удостоверение. — Будьте добры, предъявите ваши документы.

— Документы? Какие документы? — хлопала глазами девица. Веки у нее не зеленые и не голубые, а лицо просто ребячье.

— Паспорт у вас есть?

— Паспорт есть, паспорт есть, — залопотала она испуганно и стала рыться в спортивной сумке. — Вот паспорт. Только я ничего не знаю.

— Мухина Ольга Леонидовна, — читал Котлов, листая паспорт. А мы глядели на растерянную девушку, едва-едва успевшую натянуть на себя тренировочный костюм, — 12 июля 1965 года. Город Кисловодск. Русская. 4-е отделение милиции, 1 августа 1981 года.

— Где работаете?

— Воспитательницей детского сада номер шесть. Но я ничего не знаю. А где Толик?

Смотрел я на испуганную девочку и вспоминал ее гордую осанку и победоносный взгляд, который она подарила на прощание бару.

— Кем вы доводитесь Хударову? — продолжал допрос Котлов.

— Как?..

— Жена, невеста, знакомая...

— Знакомая, — опустила голову девушка.

— Где вы были сегодня, вернее, вчера вечером?

— Мы в баре с Толиком были. Он пошел на работу, а я сюда.

— В котором часу вы ушли из бара?

— Часов в десять.

— И больше вы не выходили из этой комнаты до нашего прихода?

— Нет. Я спала. А где Толик?

Котлов подошел к окну и убедился в том, что его можно открыть и вылезти через него на улицу. Хотя для этого пришлось бы извиваться змеей.

— Вопросы буду задавать я, — отрезал он. — Сейчас в вашем присутствии мы произведем здесь обыск.

Андрей начал перебирать связку ключей Хударова и выбрал два из них, похожих друг на друга сложной конфигурацией. Он подошел с ними к сейфу и без труда открыл сначала дверцу сейфа, а затем отделение в верхней его половине. Мы молча наблюдали, как Котлов выкладывал из сейфа на стол пачки денег, блоки сигарет «Мальборо», две коробки с креплениями «Соломон», бутылку французского коньяка...

— Вот это уже совсем интересно, — проговорил Андрей, кладя на стол пачку табака, коробку с папиросными гильзами и приспособление для набивки папирос.

Он вынул из дальнего угла сейфа две цилиндрические банки из-под кофе и подцепил ключом крышку одной из них.

— А вот и травка! Анаша. — Он протянул банку Юре.

Тот заглянул в нее, понюхал и сказал:

— Вот как она пахнет... дикая конопля.

Понюхал и я. Пахло резко и ни на что не похоже. Пожалуй, этот запах ни с чем не спутаешь.

И тут мы услышали, как Котлов смачно крякнул:

— Н-н-н-да...

Андрей держал в руках тот самый несессер, который мы с ним видели в верхнем баре. Хударов хотел передать его Абдулле, но тот не взял. «Вот они и драгоценности», — подумал я. Андрей положил несессер на стол и раскрыл его. В нем лежали пачки стодолларовых банкнот США. Наш детектив сел их считать. Мы стояли и смотрели на него молча и, надо сказать, не без изумления. Никто из нас такого не видел.

— Десять тысяч, — закончил подсчет Котлов, — десять тысяч долларов.

Найденные в сейфе советские деньги Котлов поручил пересчитать мне вместе с Ольгой. Их оказалось одна тысяча четыреста двадцать шесть рублей. Пока мы считали, Котлов продолжал сантиметр за сантиметром осматривать комнату. Но больше ничего интересного не нашел. Составив протокол обыска, он сложил все обратно в сейф и запер его. Но, подумав, вновь открыл, достал несессер, завернул доллары в газету, а его взял с собой. Протокол Андрей дал подписать и девушке как свидетельнице.

— Сидите здесь и никому не открывайте, кроме меня, понимаете? Это может быть опасным, — сказал он девушке.

— А Толику? — спросила девица.

— Разве только Толику, — последовал ответ.

Светало. Небо очистилось от облаков, но еще не набрало утренней синевы, было блекло-голубым. Сильно подмораживало, снег немного осел, сделался более плотным и леденистым.

— Сначала, как всегда, общий осмотр, — командовал Котлов, — пока ничего не трогаем.

— Да чего тут, Андрей Петрович! Что тут осматривать? — не выдержал я. — Вот, пожалуйста! — Я указал рукой на снег возле стены котельной. Он был выровнен, и на нем видны были следы в виде заледеневших уже полосок.

Открыли котельную, взяли две лопаты, и мы с Юрой начали отбрасывать снег у стены. Почти у самой земли обнаружили пистолет.

Осмотрев его через лупу, Котлов сказал:

— Отпечатков пальцев на металле уже не выявить. Пистолет Коровина, «ТОЗ», калибр 6,35.

— Вот это да! — восхитился Юра. — Вот это работа! Пистолет Коровина, калибр 6,35. Все точно!

Котлов не возражал. Самодовольная улыбка не сходила с его губ. Но тем не менее он сказал:

— Я думаю, нам надо пойти выпить крепкого чаю и поразмышлять.

— «Чисто английское убийство», — пытался я пошутить, когда мы поднимались по пустынной лестнице на второй этаж.