Уже более двух недель Мара старательно избегала Натаниэля Чейза. Она пыталась вести свои дела так, словно его не было и в природе. Но, к своему удивлению, обнаружила, что Чейз так и не назначил Майкла бригадиром. Мара, как прежде, обходила цеха сама. Но когда она пыталась аннулировать решения Чейза, ей это не удавалось. Когда ее решения противоречили указаниям Чейза, работники говорили, что их босс мистер Чейз, и отказывались следовать ее инструкциям.

После четырех лет абсолютной власти Мара чувствовала, что стремительно теряет позиции. Это рождало у нее чувство потерянности и страха. И чем больше она пыталась демонстрировать жесткую позицию, тем больше чувствовала, что прежнего контроля над компанией у нее уже нет.

Она никогда не встречалась с Натаниэлем по дороге на работу. Видимо, он всегда опаздывал, лишь изредка приходя около девяти. Но каждый вечер он следовал за ней до дома и пытался обсуждать с ней, что происходит на фабрике. Она лишь отвечала: «Делайте что хотите. Вы ведь все равно так и поступите».

Натаниэль же всякий раз смотрел, как она входила в свою комнату и захлопывала дверь перед его носом, обрывая его на полуслове. Он расстроенно вздыхал. Натаниэлю хотелось работать совместно. Безусловно, он знал, что она, Мара, была насторожена и боялась всяких изменений. Однако Чейз надеялся найти пути к ней.

Затем Чейз шел в свою комнату и играл на скрипке. Он искал решение, которое позволило бы прекратить этот конфликт, а музыка позволяла ему расслабиться. Однажды, отложив скрипку, он понял, что есть решение. И он надеялся, что оно единственно правильное.

На следующий день, ближе к вечеру, когда фабрика опустела и затихла, Натаниэль подошел к кабинету миссис Эллиот. Постучав в дверь, он открыл ее.

– Я могу войти? Хочу поговорить с вами.

Мара отложила карандаш.

– О чем?

Чейз вошел в кабинет и прикрыл дверь. Мара отметила какой-то плоский пакет в его руке.

– Что это?

Натаниэль прислонился к двери и, не говоря ни слова, долгое время смотрел на нее.

– Это подарок для вас, – наконец сказал он и подошел к столу, положив пакет перед ней.

Мара изучала пакет, обернутый бумагой и перевязанный лентой.

– Для меня?

Чейз устроился в кресле напротив нее.

– Для вас.

Миссис Эллиот подозрительно нахмурилась, соображая, что бы это могло быть. Память подсказывала ей образы Джеймса, дарящего ей фривольные шелка, которые она никогда не носила, и духи, которые она терпеть не могла. Ее муж надеялся, что эти подарки могли волшебным образом смыть боль, рожденную годами пренебрежительного отношения, и вернуть в семью то тепло и комфорт, о которых уже можно было лишь мечтать. Натаниэль уговаривал ее принять подарок, а она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.

Когда Мара открыла глаза, Натаниэль по-прежнему смотрел на нее.

– Зачем? – спросила она затравленно. – Зачем вы делаете мне подарки?

Чейз пожал плечами.

– Это рождественский подарок.

– Сейчас июль, – заметила Мара. Чейз заулыбался.

– Хорошо, по крайней мере на этот раз я не опоздаю.

Мара пыталась сопротивляться его улыбке. Кусая губу, чтобы сдержать себя, она оттолкнула пакет.

– Я не думаю, что это правильно.

Его улыбка стала еще шире. Он наклонился вперед, пододвигая пакет обратно.

– Возможно, и неправильно, зато практично.

Сгорая от любопытства, Мара протянула руку и провела перчаткой по гладкой бумаге.

– Откройте, – мягко настаивал Чейз.

Она еще колебалась, но любопытство взяло верх. Развязав узелок, Мара скатала ленту и аккуратно отложила в сторону. Затем она начала осторожно, чтобы не порвать бумагу, разворачивать пакет.

– Что же вы медлите? – сказал Натаниэль. – Просто порвите и откройте.

– Но бумагу можно использовать снова.

Натаниэль накрыл руку Мары своей ладонью, отчего она остановилась и удивленно посмотрела на него.

– Мара, знаете ли вы, что открывать подарок уже удовольствие? Не лишайте себя этого удовольствия.

Затем Чейз откинулся на спинку кресла, а Мара, секунду поколебавшись, начала разрывать бумагу. Она не могла не признать, что так получается более захватывающе. Наконец она откинула в сторону обертку.

– Что-то интересное? – спросила она, открывая коробку.

– Весьма, – ответил он.

Заглянув в коробку, Мара в замешательстве нахмурилась. Она вытащила странную прямоугольную рамку из черного дерева, украшенного позолотой. На перекладинах были надеты изящные нефритовые бусинки.

– Что это?

– Это счеты. Думаю, они помогут вам в работе.

– Я слышала об этом, – произнесла Мара, перемещая пальцем бусинки и слушая, как они щелкают. – Но я не знаю, как ими пользоваться.

– Я научу вас. Как только вы поймете, как пользоваться счетами, ваша работа существенно облегчится.

Мара провела пальчиком по золоченой отделке.

– Это очень любезно с вашей стороны, – пробормотала она. – Но подарок слишком дорогой. Я не могу принять его.

– Мара, эти счеты я хранил много лет, и у меня никогда не было необходимости пользоваться ими. Вы же знаете, что я не очень силен в бухгалтерском деле. Если это облегчит вашу работу, так пусть лучше они будут у вас.

Мара посмотрела на Чейза вновь и поняла, что не в силах отказаться.

– Хорошо, приму, если вы настаиваете. Спасибо. – Она уложила счеты в коробку. – Но если мы так рано празднуем Рождество, у меня должен быть подарок для вас.

– Уверен, он найдется.

Его стремительный ответ заставил Мару озадаченно замолчать. Внимательно посмотрев на него снизу вверх, она спросила:

– Какой?

– Все, что я хочу, – это чтобы вы были добры ко мне.

Мара замерла с коробкой в руках. «Быть доброй по отношению к нему?!» Холодная волна ненависти прошла через все ее существо. Она отпихнула коробку, словно там сидела жаба.

– Из всех низких и постыдных мыслей, – сказала она, вставая с кресла, – это, должно быть, самое низкое. Если вы думаете, что можно вот так, даря подарки, извлекать из этого выгоду, то…

– То что? – Какое-то мгновение Чейз смотрел на нее, не понимая, чем вызваны ее сердитые слова. А когда понял, то почувствовал, как волна гнева поднимается в нем.

– О чем вы подумали?

С треском надев крышку на коробку, Мара схватила портфель.

– Ни о чем. Вы непростительный хам.

Поняв, что Мара направляется к выходу, Чейз вскочил и пошел за ней, а когда она резко распахнула дверь, вернул ее обратно, захлопнув дверь. Затем всем своим весом задвинул щеколду замка. Открыть его у Мары уже не получилось.

Оказавшись волей обстоятельств в таком положении, она резко развернулась и горделиво подняла подбородок.

– Позвольте мне выйти.

Чейз обхватил ее вокруг талии и легко, словно это был всего лишь букет цветов, сделал с ней три шага, бесцеремонно усадив ее на стол.

– Слушайте меня, миссис Эллиот. Слушайте внимательно, потому что это может быть последний раз, когда я говорю с вами. – Натаниэль судорожно вздохнул, ненавидя ее за то, что она заставила его выйти из себя. – Когда я говорю «доброе отношение», я имею в виду всего лишь доброту в ее банальном смысле. Быть вежливой, вести себя прилично и, наконец, быть просто справедливой. Все!

– О… – Она смотрела на него, и постепенно острые черты на ее лице стали смягчаться. – Я и не думала…

– Естественно, что вы не думали, – процедил Чейз сквозь сжатые зубы. – Вы вообще смотрите на мир ожесточенными глазами, никому не доверяете, раскидываетесь обвинениями и предпочитаете верить худшему, что в нас есть.

Упершись рукой в стол около ее бедра, другой рукой он достал коробку, стоявшую у нее за спиной. Чейз наклонился так близко, что его бедра уперлись в колени Мары. Взяв счесы, он выпрямился, удерживая подарок перед собой.

– Я дарю вам счеты по двум простым причинам. Во-первых, хочу, чтобы вы поняли, что я пытаюсь наладить наши партнерские отношения. Надеюсь на ваши встречные усилия. Во-вторых, хочу облегчить вашу работу.