МУРКА. На счёт «пять» взрываю.

Виктор СМОТРИТ ей В ГЛАЗА. И понимает, что она не шутит.

МУРКА. Три!

Виктор хватает Йоо за руку и бежит по коридору. Дюк за ними.

МУРКА (ТОЛЬКО ГОЛОС). Два!

Виктор бьёт плечом запертую дверь. Она не поддаётся. Йоо разбегается и ВЫБИВАЕТ ДВЕРЬ ногой.

МУРКА (ТОЛЬКО ГОЛОС). Один!

Виктор, Йоо и Дюк выбегают на задний двор.

МУРКА (ТОЛЬКО ГОЛОС). Один с прицепом!

Виктор, Йоо и Дюк прыгают в канаву.

МУРКА (ТОЛЬКО ГОЛОС). Добро пожаловать, суки!

Мы видим невероятной силы взрыв, снятый шестью камерами с земли и двумя — с вертолётов… Гостиница разносится в щепки. БА-БА-БАХ!

А потом — тишина. И в этой тишине мы слышим, звук лопнувшей первой струны.

Когда дым над грудой развалин оседает, из-за горизонта сквозь розовые облака пробиваются первые лучи солнца.

ЗАТЕМНЕНИЕ.

ГОЛОС, ПОХОЖИЙ НА ГОЛОС КАЙДАНОВСКОГО, ЧИТАЕТ НА ИСПАНСКОМ:

ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.

Мексиканская сельва. Верхняя часть КАДРА отфильтрована в песчаные тона, нижняя в грязно-жёлтые.

Виктор откинув большой камень, сосредоточено достаёт из тайника припрятанные ночью вещи.

Йоо вся заляпанная кровью сидит на песке и гладит Дюка. Пёс, всхлипывая, подвывает.

ЙОО. Мурку жаль.

ПЕЛЕВИН. Жаль.

ЙОО. И Гитариста.

Виктор пожимает плечами.

ПЕЛЕВИН. Каждый сам выбирает, где и какую музыку ему играть.

ЙОО. Пелевин, а как ты тогда спасся?

ПЕЛЕВИН. Когда?

ЙОО. Когда тонул и встал на камень. Как ты с него сошёл?

ПЕЛЕВИН. Я по-прежнему стою на нём.

Виктор, держа в руках элементы одигония, устало садится рядом с Йоо. И они, размышляя каждый о своём, долго ещё сидят так — спина к спине.

КАМЕРА ОБЛЕТАЕТ их и начинает ПОДНИМАТЬСЯ. ВСЁ ВЫШЕ И ВЫШЕ.

И мы видим С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЁТА эту умиротворяющую картину: посреди бескрайней равнины в полной тишине сидят МУЖЧИНА и ДЕВУШКА. А рядом с ними лежит их ПЁС.

Неожиданно начинают звучать меланхоличные гитарные переборы.

А пару секунд спустя на ЭКРАН медленно и неуверенно выползают ровные строчки ТИТРОВ.

Роща, через которую они шли, была наполнена светом и бабочками. Роща была прозрачной. Свет был лазурным. Бабочки были махаонами. Бабочек было миллиард миллиардов, и они не боялись людей. Они, эти смелые, а точнее, непуганые, бабочки даже иногда садились на головы Виктора и Йоо. И лишь с Дюком у этих эфемерных созданий были другие отношения. Пёс спуску им не давал. Во всяком случае, старался. Прыгал, прыгал, прыгал… Но уж больно крылатых было много…

Всю дорогу молчали. И только, когда присели на пару минут у ручья Виктора после вчерашнего давил сушняк, — Йоо вдруг спросила:

— Пелевин, ты про эту ночь когда-нибудь, напишешь?

— Нет, — быстро, не задумываясь, ответил Виктор и начал плескать воду на лицо.

— А вот Квентин написал.

— Ты же говорила, что его не знаешь.

— Прикидывалась… А почему не напишешь?

— Не вижу смысла.

— А вот Квентин…

— У него там фишка была.

— Какая?

— У него там всё построено на парадоксе. Полфильма мы считаем этих братьев-отморозков воплощением Зла, а всю вторую половину мы должны за них переживать, потому что они, типа, встречаются с Настоящим Злом, и отважно вступают с ним в борьбу… И их злодеяния на фоне материализации этого Абсолютного Зла отходят куда-то там на второй план, забываются и даже как бы прощаются. На этом финте у Квентина и Родригеса всё там построено… А сегодня ночью… А сегодня ночью Воины Света встретились с Воинами Зла. И Воина Света победили. Как тому и положено. И в чём здесь фишка-то? Нет фишки. А если фишки нет, то о чём разговор? Шедевра не получиться. Получится сплошная дидактика и отстой. А кому это надо? Никого же не торкнет.

— А ты, похоже, Квентина как-то не очень…

— Да нет, почему… Нормально всё. Просто мне не нравится изначальный посыл. Они хотят сказать, что Зло имеет градации. И тем самым они как бы обозначают возможность его оправдания.

— А Зло не должно быть оправдано не при каких обстоятельствах? Да?

— Зло не нуждается в оправдании. Ни Зло, ни Добро. Зло есть Зло, Добро есть Добро. И не надо делать вид, что мы их не различаем. Да Добро может вырождаться в Зло, а Зло становиться Добром. Так оно всё и крутиться. Но всегда сейчас и тут есть Добро и есть Зло. И есть специальная штука, дающая возможность их отличить. Эта штука называется Совестью.

— Сейчас ты скажешь, что Бог есть.

— Бог есть.

— И ты в Него веришь?

— Главное, что бы Он в меня верил. Вставай. Пошли.

Пройдя через рощу, они вышли к лугу. Луг был зелёным. Небо голубым. Солнце жёлтым. И всё вокруг было таких насыщенных и сочных цветов, какие бывают разве что только на иллюстрациях в брошюрах кришнаитов. Ну, знаете, в тех, которые они раздают спонсорам строительства Белого Храма.

На той стороне луга возвышалась скала, в скале зияла дыра Последней Пещеры.

Вот она — конечная цель их Путешествия. Рукой подать. Всего-то и дел оставалось, что пересечь луг. Но смущало одно обстоятельство. Вернее — три. На лугу пасся злобный бык. В воздухе барражировал хищный орёл. Пещеру охранял хотя и сонный, но без всякого сомнения, свирепый лев. Вот этот весь зоопарк и смущал.

Но они попытались, — ступили на пышные травы сказочного луга.

И тут же бык рванул на них рогами вперёд. И тут же орёл с криком начал пикировать на их головы. И тут же лев предупредил их грозным рыком о своих прозрачных намереньях.

А по лугу уже мчался какой-то старик и яростно махал им своим сомбреро — назад, мол, придурки, назад!

Виктор и Йоо отступили. Бык вновь стал щипать свою траву. Орёл клевать облака. Лев досматривать сны.

Старик был весь от бега в поту. Кое-как отдышался. Высморкался. И стал ругаться:

— Вам что, так-перетак, не сказали, чтоб в роще меня дожидались? Попёрлись! Да и ещё и с псом! Жить надоело?!

— А вы Сан Педро Смаги Ведро? То есть — Ведро Смаги?

— А кто же ещё? Владимир Маяковский, что ли? — не унимался старик, но всё же перешёл к делу и спросил: — Всё принесли?

— Кажется всё, — неуверенно ответил Виктор

— Так давайте.

И Виктор протянул старику Абсолютную Клетку, Надёжный Повод и Спасительноё Кольцо. Сан Педро всё это богатство внимательным образом осмотрел, — чуть ли не на зуб каждую вещь попробовал, — и, кажется, остался доволен. Кивнул, ждите. И пошёл по лугу. И вышел он на его середину. И приступил.

Сперва достал колбу с Абсолютной Клеткой. Раскупорил и вылил содержимое на траву. И в том месте, где упали мутные капли, мгновенно пробился из земли тонкий зелёный росток. Росток стал тянуться вверх, подниматься, и вскоре, прямо, что говорится, на глазах, стал крепким деревцем. Деревце продолжало расти, и вскоре — пяти минут не прошло, — стало высоким деревом. А дерево превратилось в могучий дуб, ствол которого, взявшись за руки, не обхватили бы, пожалуй, и шестьдесят четыре человека. И верхушка его пробила небо. И звёзды шарахнулись в стороны.