Ну, а дальше уже безо всяких происшествий на юг, под горы, до самого Буряндая. Керосину хватило. Хотя лампочка «попрошайки» на последних километрах чуть с ума не сошла.
И въехали на заре.
И по главной улице до самого майдана.
Деревня, что в живописных подножиях гор расположилась, собой справная оказалась. Не чуханская какая-нибудь, каких в этом богом забытом заказнике полным-полно, какие только в основном нынче и чернеют-вымирают в этой забайкальской стране. В стране бичей и офицерских жён. Нет, это приличная оказалась деревня. И главная дорога-улица аккуратная. Без выбоинных выбоин. А вдоль дороги — слева-справа — добротные дома за крепкими оградами темнеют.
Только уж больно как-то неприветливо они темнеют. Ни огонька тебе какого случайного в окошке. Ни движения пугливого. Ни взгляда случайного.
Никого вокруг. Ни человечка. Ни зверушки вездесуще ссущей. Ни единой живой души.
А ведь час такой, что по деревенским меркам пора бы уже было народу кончать ночевать, да за труды праведные приниматься. Вот-вот по радио «Россия великая наша Отчизна» запустят. А тут никого.
Или праздник нынче какой?
Да только ведь всё одно — скотина же праздников не знает. Какой ей праздник может быть? Ей что праздники, что будни, а корма задай. Не шали.
Нет, что-то здесь было не так. Что-то не то.
Ну хотя бы кто-нибудь показался, чтобы можно было пару вопросов задать. Хотя бы какой-нибудь один буряндаец. Или там буряндайка.
И только Виктор об этом подумал, как тут же из левой канавы сквозь кусты — на тебе, коль просил, — выполз на проезжую часть сильно датый бурят. Очень сильно датый. Но живой. И попёр он прямо машине наперерез. Покачиваясь и глупо улыбаясь. Широко улыбался. Будто радость у него нынче приключилась какая-то нечаянная.
Правда, эта его радость, причина коей осталось для Истории неведомой, никак не помешала ему поднять с земли приличный по размеру камень и — твою ж дивизию! — запустил внезапно в переднее стекло их, ни в чём не виноватой, машины.
И случилась на много чего пережившем ветровом стекле ещё одна паутина.
И Лётчик по тормозам, чтоб не сбить аборигена.
И Король Эпизода вновь на пол — со словами: «Это уже не смешно» свалился.
Но каков бурят! А?! Ведь тяжко же ему было наклоняться, — это ж видно хорошо было, что и пьян зело, и ноги неверные еле держат, и земля на месте постоять ни секунды для его удобства не может, — а, гляди-ка, наклонился, рогами упёрся, кусок мраморной породы нашарил, и посмотри-ка, — размахнулся, и, чёрт подери, — швырнул. Да ещё и так прицельно. Пролетарий грёбанный.
Виктор услышав, как в салоне дружно щёлкнули затворы, не оборачиваясь, вверх руку с растопыренной пятернёй поднял, а потом сжал её в кулак. Все его жест поняли, — мол, ша, парни, без моей команды не сметь огонь открывать, и стволы опустили. И отважный метатель преспокойно вернулся в свой придорожной окоп. С чувством честно исполненного долга. А что? Сделал дело, лежи смело.
— Видите же, не совсем человек в себе, — так объяснил свою толерантность Виктор.
— И никогда уже не вернётся, — добавил Испанский Лётчик, пытаясь завести заглохший двигатель очень внутреннего очень сгорания.
Но керосин весь на нет вышел. Сухие баки.
Приехали. В лес за орехами.
К машине!
И так Виктор распорядился. Испанскому Лётчику — спать после рейса. Это как положено. Инструкция. Королю Эпизода — колодец с водой найти и «перекус» организовать. Консервы, галеты, все дела. Йоо с караульной собакой на месте остаются, — оба имущество стеречь наряжаются. Остальным — станции врубить и по деревне рассыпаться. Задача — дом Бажбы Бараса Батора отыскать. Кто первым найдёт, тому премия от щедрот командирского фонда. Двадцать кусков.
Йоо заскулила, — тоже вместе со всеми хотела Баба-баба искать. Не из-за денег. Из интереса. Но тут Виктор ей объяснил терпеливо, что, дескать, в бой идут пока одни старики. Что, мол, видишь, как не спокойно здесь. Того и гляди, каменьями прохожие побьют. Или бичи палками покалечат. И, вообще, приказы не обсуждают, — в них живут и умирают.
— Почему не обсуждают? — задала Йоо глупый и по природе своей вредный вопрос.
— Потому что. Потому что, если приказы будут обсуждаться, то вскоре совсем не понять будет, кто здесь старший. Тогда — беда.
— А старший ты?
— Я.
— И что?
Притомила девчонка Виктора своей разлагающей болтовней. Наклонился он к ней и проорал в самое ухо, да так, что аж Сияющая её Дельта задрожала:
Осень. Вороны.
Та, что выше взобралась,
Каркает громче.
И Йоо всё так сразу ясно-ясно стало. Потому как сделалось ей от этого крика в голове прояснение.
Как в момент просветления.
Или смачного чиха.
12
Никому премию выдавать не пришлось. Сам нашёл.
Когда Мурка пошла налево, а Городовой побежал, соответственно, направо, сам Виктор направился прямо, — дальше вдоль да по улице. Такое направление он себе выбрал. И не зря. Угадал. Метров через сто, у третьего перекрёстка таки попался ему навстречу местный житель. Вернее жительница. Бабка. Обычная такая деловитая бабка. Топала куда-то по утру с бидоном. Виктора как рассмотрела подслеповатыми глазами, так в сторону и шарахнулась. Заметно перепугалась старая, завидев чужака. Тут Виктор вежливо, как мама учила, и доктор прописал, поздоровался. Автомат за плечи закинул. Ну, и, как водиться, спросил первым делом: «А что, бабуля, немцы-то в деревне есть?»
Бабка только плечами пожала. И то, — какие здесь немцы. Нет немцев. Давно уже не привозят. Ни немцев. Ни японцев. Да что там с иноземцев-то взят, когда даже русские, и те перестали на Источник приезжать. Всех Шоно распугал.
Хотел было Виктор бабке ещё пару вопросов задать, да только сильно торопилась она. Недосуг ей было. Но где Бажба Барас Батор живёт показала.
Там.
Перебежал Виктор качающийся деревянный мост, что переброшен был через неширокую, но очень шумную речку, летящую вниз по валунам из горного распадка, и попал на правобережную часть деревни. Поднялся по улице вверх, дошёл до крайних домов, разыскал разбитую молнией сосну, повернул на лесную тропу, пересёк удивительный лес, каждое дерево которого украшено было по бурятским обычаям разноцветными тряпичными лоскуткам, и вышел на поляну, где дом стоял. К лесу задом. К нему, к Виктору, получается, передом.
Объявил по рации всем отбой. И постучал.
Хозяин оказался дома. Живописный был старик. Иероглифы морщин на лице, да глаза узкие умные, — это, во-первых. А во-вторых, — костюмчик. Ещё тот. Халат золотыми нитками расписанный, широким зелёным ремнём подпоясанный. Сапожки красные с носками, в спираль закрученными. Ну и будёновка, конечно, на голове. Вся в орнаменте. В общем, красавец Бажба Барас Батор. Монгол монголом. Как с картинки. Хоть прямо сейчас бери его и на ВДНХ, — улигерами посетителям по ушам ездить.
Впечатление складывалась, что, вообще-то, ждал его дед. Ничего не спросил, а сразу в дом зазвал. Виктор не отказался.
Первым делом клетку увидел. Висела под самым потолком. Вместо торшера. Круглый купол из осиновых прутьев. И почему-то без дна. Потому что старая, наверное. А может потому, что Абсолютная.
Разговор сразу по делу пошёл. Старик первым начал.
— Как зовут?
— Виктором.
— Хорошее имя.
— Не жалуюсь.
— Сдаётся мне, за Клеткой пришёл.
— Есть такое дело. Оттуда знаете?
— Нынче ночью мне муравей рыжий во сне в ухо забрался. Нашептал, что придёшь, и что Клетку просить будешь. Вот ты и пришёл. Ведь за Клеткой же?
— За Клеткой.
— Думаешь, отдам?
— Надеюсь.
— Никому не отдавал, почему, думаешь, тебе отдам?
— Ну это… — Виктор задумался, а потом стал спокойно объяснять: Видишь ли, уважаемый, она же не мне лично нужна, она людям нужна. У тебя она, старик, без дела пылиться, а нам там людей спасать нужно.