Вера стояла и смотрела на него, чуть склонив голову набок. …Смешной. Упрямый, ортодоксальный, не похожий ни на кого. Ее Митя, ее муж, родной, близкий, несмотря ни на какие обиды и ссоры, тот, с кем она вместе уже пять лет. Бедный, больной – и не знает, что он болен. Что не может стать отцом, потому что что-то в организме препятствует этому, не дает продолжить род рыжеволосых, упрямых очкариков. Митя, Митя, мы все преодолеем. Мы прорвемся, вот увидишь! Только выслушай меня…

Он словно услыхал ее немой монолог, отвернул лицо от экрана. Глаза его под стеклами очков усталые, веки припухли.

– Ты чего, Верунчик? Что-то случилось?

Она кивнула.

– Случилось. Я только что от доктора.

– Это по поводу ребенка? – уточнил Митя с осторожностью.

– Да.

Он слегка наморщил лоб.

– Ну да, конечно. Если я не ошибаюсь, сегодня должны быть готовы результаты анализов. Верно?

– Верно.

– Ну и как? – Митя откинулся на спинку стула, стараясь не глядеть на соблазнительно мерцающий в полумраке монитор.

Вера улыбнулась.

– Все хорошо.

– В каком смысле хорошо? – не понял он. – Обнаружили заболевание? Знают, как лечить?

– Нет, Митенька, все не так. – Вера уселась к нему на колени, обвила руками шею. – Все совсем по-другому. Ты, главное, не перебивай, дай, я скажу, ладно? – Она прижалась лбом к его виску, тихо и горячо зашептала на ухо. – Я здорова. Совершенно здорова. И могу родить. У нас будет маленький, такой славный, хорошенький. Мальчик, как у Маринки. Или девочка. Только…

– Только? – Митя резко дернулся и попытался отстраниться от Веры, но та не пускала, держала его за плечи, по бледным щекам катились слезы.

– Только ты, Митя, должен лечиться. Врач сказала, дело в тебе. Чем быстрей, тем лучше.

– Чепуха! – Он с силой оттолкнул от себя ее руки и встал. – Вера, ты понимаешь, что это чепуха! Как мужчина, я в полном порядке, ты не можешь на меня пожаловаться!

– Нет, конечно, нет! – Вера подобострастно заглянула ему в лицо. – Как мужчина ты великолепен. Но ребенок…тут другое. Почему ты не хочешь? Там всем помогают, даже тем, у кого рак…

– У меня нет рака, – крикнул Митя и пнул ногой стул. – И я говорю тебе, что никуда не пойду. Если мне суждено иметь детей, они у меня будут. Если нет – значит нет!

– А я? – запинаясь, выдавила Вера. – Как же я? Мне ведь суждено иметь детей.

Митя пожал плечами.

– Имей. Кто тебе мешает?

– Ты хочешь сказать… – Вера не договорила, слезы хлынули градом.

Она закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Упала на кровать в спальне, уткнулась носом в пушистый плед.

Что же он такое сказал? Значит, она для него никто, пустое место? Как можно любить женщину и так разговаривать с ней?

Скрипнул паркет. Над головой у Веры раздалось тихое покашливание. Она еще глубже зарылась в плед, плечи ее вздрагивали.

– Вера, – неловко произнес Митя. – Вер, пожалуйста, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. Так вышло.

Она продолжала рыдать, но от этого ей не становилось легче.

Он сел рядом, осторожно погладил ее по волосам.

– Ты…ты…ты… – Вера давилась слезами. Ей хотелось умереть. И одновременно с этим хотелось жить. Хотелось, чтобы он любил ее – прямо сейчас, здесь, на этой кровати, страстно и ненасытно, как в первый год их супружества. – Ты жесток.

– Нет, – спокойно и мягко возразил Митя. – Я просто не могу так желать ребенка, как ты. Наверное, потому, что я не женщина, а мужчина.

Она, всхлипывая, подняла лицо.

– Ты сказал, что тебе все равно, с кем я…от кого…

– Я этого не говорил. Вернее, я не это имел в виду. – Он наклонился и поцеловал ее. – Пойми, у меня тоже есть нервы. Ты застала меня врасплох.

Вера кивнула.

– Я понимаю. Прости. Мне не надо было так сразу, в лоб. Я дура.

– Ты вовсе не дура. – Митя улыбнулся ласково.

– Обними меня, – шепотом попросила Вера.

Он обнял ее, как ребенка, вытер слезы, укутал ноги пледом.

– Я хочу, чтобы мой малыш был и твой малыш, – лепетала Вера, постепенно погружаясь в сон. – Слышишь меня, а Митя? Я хочу родить от тебя. Только от тебя. Ты слышишь?

– Слышу, слышу. – Митя терпеливо и мягко гладил Веру по голове. Взгляд его ничего не выражал, лицо было спокойным и отстраненным, как всегда. Он дождался, пока Вера начала дышать сонно и ровно, тихо поднялся и, перейдя из спальни в гостиную, сел за компьютер.

Наутро никто не вспоминал о вчерашнем. Оба старательно делали вид, что ничего не произошло. Вера, как всегда, встала первая, привела себя в порядок, приготовила завтрак. Митя проснулся, когда она уже допивала кофе. Вышел на кухню сонный, взъерошенный, без очков. Вера взглянула на его глаза-щелки, улыбнулась и укоризненно покачала головой.

– Во сколько лег вчера?

– Кажется, в три. – Он тщательно прокашлялся, взял с полки стакан, налил воды и выпил жадно, залпом.

Вера выразительно посмотрела на часы, которые показывали семь пятнадцать.

– Знаю, знаю. – Митя усмехнулся и сел за стол напротив. – Пять часов сна – маловато. Но слишком уж гладко все шло, не хотелось прерывать.

«Он загонит себя, – с каким-то обреченным спокойствием подумала Вера. – Доведет до ручки. Почти не спит, ест кое-как, несмотря на то, что холодильник всегда полон. В голове только работа, статьи, студенты, семинары. Мы существуем в разных плоскостях и, как параллельные прямые, никогда не соприкоснемся. Но ведь соприкасались же когда-то?»

Митя внимательно изучал вчерашнюю газету. Вера допила кофе, встала, сняла крышку со стоящей на плите сковороды. Положила в тарелку картошку и пару котлет – то, что накануне предназначалось на ужин. Хотела поставить на стол, но Митя протестующе замахал руками:

– Нет, нет, спасибо, я не голоден. Лучше попью еще водички.

– Сделать тебе кофе? – спросила Вера, послушно убирая еду обратно.

– Я сам сделаю, потом. – Митя перевернул страницу, брови его поползли вверх. – Яхлакову дали заслуженного деятеля культуры! Ты только представь, Яхлакову!

– Ну и что? – Вера непонимающе пожала плечами. – Что тут такого? По-моему, давно пора – он столько лет пишет, издается.

– Но ведь он же ничтожество! – Митя со злостью отшвырнул газету. – Как ты не понимаешь?

– Прости. – Она включила воду и принялась мыть чашку. – Мне всегда казалось, что его статьи достаточно глубоки и интересны. Возможно, я ошибалась.

– Ты ничего не понимаешь! Ровным счетом ничего! – Митя вскочил и нервно заходил по кухне. – Меня вообще удивляет твоя серость, ограниченность. Ну отвлекись ты от этой дурацкой чашки, наконец!

Вера обернулась к нему, держа мыльные руки на весу.

– Митенька, не надо сердиться. Ты прав, я мало что понимаю в твоих делах. Если ты уверен, что Яхлаков ничтожество, наверное, так и есть. И… Митя… ты неважно выглядишь. Тебе нужно поспать хотя бы пару часов.

– Посплю, – буркнул Митя и направился к порогу. Перед тем, как выйти, он остановился, поглядел на Веру с недоумением и растерянностью. – Раньше ты понимала. Когда-то…

Вера стояла, держа вымытую до блеска чашку за тоненькую фарфоровую ручку, и смотрела на дверь, за которой исчез Митя. Неужели это конец? Они утратили связь друг с другом, стали чужими, далекими, как полюса магнита. Нет, полюса притягиваются, а их с Митей уже ничего не соединит. Вчера он не захотел обнять ее, лечь с ней рядом, он не хотел ее тела, так же, как не хотел ее души. Может быть, его давно тянет к Маринке, снится ее колышущаяся грудь, румяные щеки и смеющиеся карие глаза? А может быть, они уже давно…

Нет, нет! Вера даже зажмурилась, чтобы отогнать ужасные мысли. Все будет хорошо, они просто устали. Обычная семейная утренняя ссора – за стеной, у соседей, наверняка такая же. Через несколько дней Митя закончит статью, выспится и тогда она поговорит с ним еще раз. Он обязательно послушается ее, пойдет в центр. Его обследуют, и окажется что-нибудь пустяковое, то, что лечится простым курсом уколов. Уже к Новому году Вера будет в положении, а осенью у них родится маленький. И сразу забудутся все распри и обиды, и глупая ревность к Маринке тоже забудется. Все будет хорошо…