Крестьянка Агафья Игнатьева из Смоленской губернии вспоминала, что в 1812 году была уверена: французы ее съедят.

«Французы предались Антихристу, избрали себе в полководцы сына его Апполиона, волшебника, который по течению звезд определяет, предугадывает будущее, знает, когда начать и когда закончить войну, сверх того, имеет жену колдунью, которая заговаривает огнестрельные орудия, противопоставляемые ее мужу, отчего французы и выходят победителями», — вот еще одно представление о французах.

Так что разбегались крестьяне в леса при приближении французской армии зачастую просто со страху. А не от великого патриотизма.

Один из французских офицеров вспоминал, что при вступлении Великой армии в Смоленск часть горожан разбежалась, а другие укрылись в храме, где усердно молились о спасении души. А когда в храм вошли французы с целью раздать жителям еду, русские начали вопить и метаться по церкви с безумными глазами, явно испытывая чисто животный ужас.

Французы с удивлением отмечали, что порой жители деревень, увидев их, падали в обморок. Жена дьячка из деревни Новый двор, завидев французскую кавалерию, лишилась чувств. А когда ее откачали, начала трястись и беспрерывно креститься. Оказалось, она приняла французов за… чертей.

…Какой контраст с людьми из западных областей!..

Русский народ был темен и дремуч неимоверно. Вот как, например, многие русские (горожане!) представляли себе войну. «Не могу рассказать, в каком страхе мы были, ведь мы до тех пор и не предполагали, как это будут город брать, — вспоминал житель Смоленска Кузьма Шматиков. — Ну, положим, мы были дети и около нас все женщины. Но ведь и иные мужчины не умнее нас рассуждали: они думали, что армии пойдут одна на другую кулачным боем. Многие взобрались на деревья, чтобы на это посмотреть».

Жители Москвы оказались ничуть не умнее смоленских аборигенов! Москвич Аполлинарий Сысоев вспоминал, как отреагировали на известие о приходе французов его родственники 2 сентября 1812 года: «Мать заплакала, бабушка чуть со стула не упала от страха, а дед побежал запирать ворота». И это были не тупые крестьяне. Это была грамотная купеческая семья!

Одна московская монахиня, завидев французов, настолько обезумела, что забыла все божьи заповеди и кинулась в реку топиться. Ее спас французский кавалерист, который нырнул и достал дурочку из воды… В Смоленской губернии, увидев живого француза, дворовая девка со страху закатила глаза и шваркнулась без сознания, чем, в свою очередь, перепугала несчастного француза. Солдат похлопал девку по щекам, привел в чувство. А потом, подумав, что она, видимо, голодна, оттого и валится, дал девке хлеба и вяленого мяса. Поступок не удивительный, если учесть, что русское население вызывало у французов жалость, смешанную с презрением. Солдаты наполеоновской армии, как и потом немцы в 1941-м, были просто шокированы той нищетой, в которой жили русские крестьяне. И полным отсутствием всех представлений о человеческом достоинстве. Генерал Компан писал, что во Франции свиньи живут лучше, чем люди в России.

А другой участник похода, Амадей де Пасторе, говорил, как «грустно наблюдать эту иерархию рабства, это постепенное вырождение человека на общественной лестнице». По воспоминаниям участника похода, когда французы вошли в деревню, принадлежавшую княгине Голицыной, «один из крестьян, обратившись от имени всех, просил позволения утопить одну из женщин деревни». К тому времени женщина была уже избита в кровь. Выяснилось, что она указала мародерам место, где помещица Голицына спрятала свои сокровища. Французский офицер предположил, что крестьяне очень любят свою госпожу. Каково же было его удивление, когда он узнал, что Голицыну крестьяне ненавидят, но готовы по-холопски растерзать свою же односельчанку за интересы ненавистной рабовладелицы.

Парадоксы рабской психологии проявлялись по-разному и порой весьма необычно. Так, один из отрядов русских ратников-ополченцев, набранный из крестьян, восстал. Восстание было жестоко подавлено, началось следствие с применением пыток, которое и выяснило удивительно наивную цель восставших. Они хотели перевешать своих офицеров, которые нудно учили их военному делу, и всем кагалом рвануть навстречу Наполеону, чтобы разбить его. Крестьяне рассчитывали, что за такой великий подвиг добрый царь-батюшка смилостивится и дарует всем участникам этого мероприятия и их семьям свободу. Вот такая вот логика — по-собачьи выслужиться перед строгим хозяином, чтобы сменил плеть на милость. Кстати, после Второй мировой среди рабского советского народа тоже ползли слухи, будто после Великой победы Хозяин смягчится и ослабит террор, «убедившись, что народ ему предан».

А если вам мало примеров, рекомендую ознакомиться с тем описанием русских, которое дала в 1812 году мадам де Сталь — враг Наполеона, сбежавшая от него в дружественную Россию. Но сначала пара слов о ней. Мадам де Сталь — дама весьма умная, но, как водится, не красавица. (Батюшков так охарактеризовал ее: «Дурна, как черт…») Она в свое время хотела завести шуры-муры с Наполеоном и даже весьма активно подкатывалась к нему с этой целью. Но Наполеон любил Жозефину, а мадам де Сталь равнодушно отверг. Этого она ему простить не смогла. Дальнейшее может предсказать каждый — вся ее любовь к Наполеону мгновенно обратилась в самую лютую ненависть.

Так вот, несмотря на принцип, «враг моего врага — мой друг», мадам де Сталь не покривила душой, описывая русских: «Охотно верю, что в порыве страсти они бывают страшны: человек необразованный не умеет укрощать свою ярость. По причине той же необразованности они почти не имеют моральных принципов; они гостеприимны, но вороваты; они так же легко отнимают чужое добро, как и жертвуют своим, смотря по тому, что взяло верх в их душе в настоящую минуту — хитрость или великодушие. Оба эти свойства вызывают у них равное восхищение».

Довольно точное описание типичной примитивно-дикарской психологии.

А как относились к французам люди образованные?.. Несерьезно, надо сказать, относились. Например, князь Багратион, командующий 2-й Западной армией, еще до начала войны писал царю письма, в которых просил разрешения побыстрее вторгнуться в Польшу. Да и после того как Наполеон перешел Неман, недалекий кавказский князь требовал от Барклая де Толли немедленно наступать на Наполеона, аргументируя свою позицию так: «Шапками закидаем!» Не зря московский губернатор Ростопчин считал Багратиона человеком глуповатым. Впрочем, и сам Ростопчин умом отнюдь не блистал. Он настолько уверил жителей Москвы, что русская армия никогда не отдаст город Наполеону, что когда французские войска входили в столицу, московский люд, стоя по обочинам, рассуждал, кто же это входит в Москву — шведы или англичане, пришедшие на помощь России.

О том, насколько сам русский народ горел желанием оборонять свое Отечество, лучше всего говорят следующие факты. 12 июля Александр I приехал в Кремль. Посмотреть на живого царя собралось огромное количество народу. И вдруг по этой толпе с быстрой молнии распространился слух, что сейчас запрут кремлевские ворота и всех пришедших заметут в армию — родину от супостата защищать. Мгновенно, на глазах у изумленного царя, Кремль опустел. Причем опустел не только Кремль, но и половина города. Народ бежал от армии.

Некто П. Назаров — крестьянин, забритый в солдаты сразу после начала войны, то есть на волне всячески раздуваемого патриотизма, — свидетельствовал, что никто в его деревне служить не хотел.

После всего сказанного кажутся смешными слова историка Троицкого о том, будто «общенациональный подъем народных масс, выступивших на защиту Отечества, стал главной причиной победы России в войне 1812 года». Не менее смешно, чем фраза академика Пичета: «Великий завоеватель столкнулся с великим народом и был разбит».

Все величие этого тупого, забитого, рабского народа мы только что имели возможность оценить. А вот как выглядела хваленая народная война в предельно честном описании Тарле: «Крестьяне собирались небольшими группами, ловили отстающих французов и беспощадно избивали их».