Он знал, за что его взяли. И, наверное, даже ждал этого. Такова уж особенность всех революций: рано или поздно высокоранговых революционеров берут. В то утро, и днем ранее, и днем позднее по всей Франции шла волна арестов: в столице произошел очередной революционный переворот — в борьбе за власть одна революционная шайка арестовала и казнила другую шайку. Были арестованы и обезглавлены Максимилиан Робеспьер, его брат Огюстен, Кутон… И вот теперь по всей стране шла тотальная зачистка — подметали людей, преданных старой верхушке, знакомых с казненной верхушкой и протежируемых ею.

Арестованному не повезло: он был не просто знаком с братом Робеспьера, но и являлся его протеже: именно стараниями Огюстена парню было присвоено генеральское звание. Никаких иллюзий по поводу своей судьбы арестованный наверняка не питал, прекрасно видя, что творится вокруг, и потому, когда за его спиной захлопнулась дверь каземата в антибском форте, юный генерал вздохнул: пришло время подводить итоги непродолжительной жизни. А что еще делать в заточении, когда день сменяется ночью, проходят сутки за сутками, неделя за неделей, а дверь не открывается? И даже непонятно, плохо ли это — что она не открывается. Потому что пока она не открывается, ты точно живешь.

Опустившись на солому, арестованный глянул в зарешеченное окно. Небо было таким же голубым и спокойным, как в его не столь уж далеком детстве.

«Дикие люди, дети гор» — так можно было бы охарактеризовать жителей островной французской провинции Корсика. Они жили родственными кланами, в ходу была кровная месть, что порой приводило к небольшим гражданским войнам районного масштаба. Этот южный корсиканский темперамент унаследовал и наш герой.

Он, правда, родился не в горах, а в небольшом городке Аяччо в 1769 году. Его матери Летиции тогда было всего 19 лет. Почувствовав родовые схватки, она вбежала в гостиную, где и родила — довольно быстро и относительно безболезненно. Так в семье обедневшего дворянина Карло Бонапарте родился второй сын, которого назвали Наполеоном. Обычное французское имя. Отец специально не стал давать парню корсиканского имени, поскольку за три месяца до рождения мальчика Корсика потеряла независимость и стала французским владением. Понимая, что огромная страна предоставит парню больше шансов для карьерного роста, чем маленький провинциальный остров, отец и дал ему французское имя. Весьма мудро…

Надо сказать, маленький мальчик не сразу понял великую глубину отцовской мысли: как все юноши, он страдал политическим радикализмом и поначалу по-детски расходился с отцом во мнении о будущем Корсики. Все дети — большие патриоты маленького местечка своего рождения! И юный Наполеон не был исключением: он видел Корсику независимой страной. Вообще, стремление к независимости — неважно, от родителей или от метрополии — есть признак неразвитости ума, признак глубокой детскости. Позже, когда Наполеон выехал с родного острова в большой мир и увидел Францию, он понял, что Корсика — обычная провинциальная дыра, в которой нечего ловить человеку его масштаба. Но это было потом. А пока горячий корсиканский патриот, размазывая сопли, бегает по Аяччо, играет и дерется с другими мальчишками.

Надо сказать, драчливость у Наполеона проявилась с детства. Частенько доставалось и старшему брату Наполеона — Жозефу. Причем хитрый Наполеон каждый раз, после того как поколотит брата, немедленно бежал жаловаться на него маме. И справедливая Летиция ругала Жозефа за то, что он обижает маленького. Позже Наполеон с улыбкой вспоминал: «Мое коварство приносило мне пользу, так как иначе мама наказала бы меня за драчливость, она никогда не потерпела бы моих нападений!»

Мама Летиция нарожала мужу Карло целую кучу детей — восемь человек. Обратной стороной межклановой островной розни была внутриклановая солидарность — исключая мелкие детские ссоры, семья жила очень дружно, все любили друг друга и заботились друг о друге. В семье часто слышался совместный хохот. Впоследствии любовь Наполеона к его семье назовут одной из самых больших ошибок в его жизни. Что ж, недостатки — это продолжение достоинств. Впрочем, не будем забегать вперед.

Денег было мало, но отец очень заботился о детях и с помощью знакомых устроил Наполеона во французскую военную школу в Бриенне. Наполеону, впервые покинувшему так надолго отчий дом, едва исполнилось 9 лет. И это, конечно, был стресс для ребенка. Но Наполеон все понимал: он знал о стесненных условиях семьи, знал, как непросто далось отцу устроить его в эту школу на казенный счет, и что, получив образование, он в будущем сможет помочь своей семье.

В школе ребенку пришлось несладко. Во-первых, будучи смуглым корсиканцем, он внешне отличался от более бледных французов. Во-вторых, он был маленьким и потому выглядел слабым, легко обижаемым. Но самое главное — его речь. Он почти не говорил по-французски! Любой из этих причин было достаточно для травли. И она началась. Однако продолжалась недолго: любая насмешка грозила обернуться жестокой дракой. Причем никакие массо-габаритные характеристики противника никогда не останавливали Наполеона. Он пер напролом и почти всегда выигрывал, порой, правда, неся ощутимые потери. Как выяснилось позже, это свойство осталось с ним на всю жизнь.

Так закалялась сталь.

Один из учителей проникся жалостью к худенькому мальчику и взялся учить его французскому в свое личное время. Через три месяца Наполеон уже довольно сносно болтал по-французски, насмешки со стороны одноклассников прекратились ввиду его драчливости, но пропасть отчуждения между «дикарем» и «французами» не исчезла. Он был одинок.

Одиночество мальчик заполнял книгами. Они были его единственными друзьями. Он поглощал книги в невероятных количествах, читал очень быстро и крепко запоминал.

Среди всех школьных предметов Наполеон больше всего ненавидел мертвую латынь, но зато ему легко давались математика и география, он прекрасно знал историю Древнего Рима и Древней Греции.

Еще одним увлечением мальчишки была игра в солдатики. Самих солдатиков у него не было по бедности, их заменяли камушки. Камушки поменьше — рядовые. Камушки побольше — офицеры. А совсем большие камушки — генералы. Мальчик уединялся в небольшом палисаднике и играл в войну, выстраивая камешки в батальоны. Однажды его за этим занятием застал один из соучеников и обсмеял. В гневе Наполеон вскочил, схватил одного «офицера» из своей армии и швырнул в обидчика. Камень угодил тому в лоб. О том, какого ранга был брошенный «офицер», и об ущербе, нанесенном им обидчику, может рассказать следующая история.

Четверть века спустя императору Наполеону доложили, что его аудиенции добивается некий офицер, утверждающий, что император знает его лично по школьным годам. Поскольку император никогда не отказывал во встрече людям, знавшим его по прежней жизни, и поскольку все об этом знали и часто пользовались этим, чтобы добиться аудиенции, обманно называя себя то школьным, то корсиканским другом Наполеона, император попросил адъютанта уточнить имя просителя. Тот сходил, узнал и доложил.

— Не припоминаю, — покачал головой Наполеон.

Другой бы на этом отказал в аудиенции, но император относился к людям не так, как этот нехороший «другой».

— Попросите этого человека напомнить какие-нибудь обстоятельства, при которых мы встречались, — велел император.

Адъютант вышел к просителю и передал слова Наполеона. Вместо ответа пришедший поднял со лба волосы и показал шрам на лбу.

— Он просто показал мне шрам на лбу! — растерянно доложил адъютант.

Наполеон улыбнулся:

— Точно! Я бросил в него генерал-аншефом! Пригласите скорее.

У него всегда было хорошо с чувством юмора. Иногда в дипломатии ироничность его подводила, как это было в случае с царем Александром, когда язвительность Бонапарта сделала русского царя личным врагом Наполеона, о чем еще будет разговор. Но чаще наполеоновский юмор был поводом для анекдотов, расходившихся по всей Франции.