Итак, Пилсудский попытался в отношениях с Центральными державами еще раз использовать фактор общества Царства Польского, точнее Варшавы, где, как он надеялся, у него должно было найтись много сторонников. Но на этот раз козырем в новом туре игры должно было стать не восстание, поскольку прошедший после начала войны год убедительно показал, что жители русской Польши на него не пойдут, а вопрос о пополнении частей польского ландштурма. Учитывая слабый отклик в Царстве Польском на его призывы подняться на борьбу с Россией, Пилсудский не мог не опасаться, что в случае вступления этих немногих волонтеров в легион у него просто не останется человеческого материала для ПВО – его последнего шанса удержаться на политической сцене.
Но в остальном новый план Пилсудского был ремейком его прежних проектов: сформировать в Варшаве некий достаточно представительный политический орган, обладающий моральным правом говорить от имени Царства Польского, который в обмен на обещание обеспечить массовый приток добровольцев в польский легион склонил бы Берлин и Вену к решению вопроса о будущем этой провинции в австро-польском духе. Сам Пилсудский свой план определял как «сфинксирование» Царства Польского. Помимо главной задачи он надеялся попутно решить еще несколько важных лично для него вопросов: освободиться от тяготившего его контроля Главного командования австро-венгерской армии и военного департамента ГНК, вернуть себе роль единоличного лидера движения за освобождение польских земель из-под русского господства.
Однако реализовать задуманный Пилсудским план оказалось нелегким делом. 5 августа 1915 года, в день оставления русскими войсками Варшавы, состоялось собрание деятелей ряда политических партий и организаций, стоявших на платформе освобождения Царства Польского из-под русского господства. Предпринятая на нем попытка создания Национального правительства или Национального совета оказалась безуспешной; удалось договориться лишь о создании Главного комитета объединенных партий-сторонниц независимости. Конечно же и в данном случае речь шла только о партиях Царства Польского, а не всех польских земель. Участники совещания, в соответствии с планом Пилсудского, согласовали воззвание, в котором говорилось о необходимости создания правительства провинции, а также формирования на базе легиона польской армии. Но руководители Польской военной организации в Варшаве, не знавшие о новом плане Пилсудского, придерживались ранее принятой тактики. Они перевели отмобилизованный добровольческий батальон на казарменное положение и обратились к немецкой стороне с просьбой оказать помощь в его отправке в 1-й бригаду польского легиона.
15 августа Пилсудский, оставив бригаду на Казимежа Соснковского, без согласования с вышестоящими инстанциями приехал в Варшаву. Здесь он провел совещание с рядом близких ему политических деятелей, стараясь склонить их к поддержке своего плана, но не получил единодушной поддержки. Как вспоминал позже адъютант Пилсудского, известный поэт Венява-Длугошовский, собравшиеся были поражены и подавлены. Ничего удивительного в этом не было, если принять во внимание, что они мечтали об активном участии Польши в борьбе за независимость, о поражении России, агитировали за вступление в легион. И вот теперь, когда для этого, наконец, возникли благоприятные условия, творец и моральный вождь польского легиона перечеркивает все их усилия и надежды, более того, отказывается от своих собственных идей и начинаний! Пилсудскому не оставалось ничего иного, как бросить на чашу весов весь свой авторитет. Поэтому он решительно заявил, что ни при каких обстоятельствах не допустит дальнейшей вербовки в Царстве Польском добровольцев в легион, пока Центральные державы не примут решения относительно его будущего статуса.
Правда, Главный комендант все же согласился на отправку в его бригаду уже сформированного и находившегося на казарменном положении варшавского батальона Польской военной организации численностью в 300 человек. Идя на этот противоречивший его плану шаг, Пилсудский руководствовался разными соображениями. Одним из них, несомненно, было опасение деморализующего воздействия его отказа на бойцов батальона, рвавшихся в бой с русской армией. Кроме того, факт готовности батальона к отправке на фронт в первые же дни после занятия немцами Варшавы можно было использовать как доказательство того, что в Царстве Польском множество людей, готовых сражаться с монархией Романовых. И если Центральные державы согласятся безотлагательно заняться решением вопроса о судьбе Царства Польского, то таких людей будет во много раз больше.
Первое после длительного перерыва пребывание Пилсудского в Варшаве оказалось недолгим – всего 48 часов. Германские власти, использовав в качестве предлога немногочисленную манифестацию в его честь у гостиницы «Французская», где он остановился, потребовали от него покинуть город. 17 августа Пилсудский уехал из Варшавы и следующие две недели пребывал в ее окрестностях, главным образом в Отвоцке. Здесь он провел ряд встреч, на которых обсуждались вопросы активизации деятельности Польской военной организации, а также приостановки вербовки добровольцев в польский легион. В Отвоцке его посетили, в частности, Сокольницкий, Сливиньский, Сикорский, делегация ГНК. Далеко не все собеседники соглашались с его позицией в вопросе о пополнении легиона.
Новая тактика Пилсудского углубила трещину, возникшую в движении сторонников освобождения Царства Польского из-под русского господства еще в 1914 году, в момент создания Главного национального комитета. Те организации, в которых влияние Пилсудского было преобладающим, пусть не сразу, но переходили на его сторону. Так, Главный комитет объединенных партий-сторонниц независимости 1 сентября 1915 года известил о прекращении вербовки в легионы до проведения в них изменений, учитывающих национальные устремления поляков Царства Польского или соответствующего решения представляющего их полномочного национального органа.
Основным оппонентом Пилсудского стал ГНК, пытавшийся развернуть в Царстве Польском активную пропагандистскую и организационную деятельность в пользу австропольского варианта решения судьбы этой провинции. Биографы Пилсудского обычно указывают на незначительное влияние комитета в русской Польше в тот момент, но ведь и резонанс от деятельности самого бригадира также был невелик. Большинство жителей по-прежнему занимали выжидательную позицию.
Раскол в лагере сторонников изменения статуса Царства Польского выразился, в частности, в том, что с лета 1915 года с легкой руки популярного в то время писателя Юлиуша Каден-Бандровского в политический обиход вводится термин «пилсудчики»: так называлась его опубликованная в июле 1915 года книга. Если распространенный до войны термин «ирредентисты» охватывал всех сторонников освобождения Царства Польского из-под русского господства, то «пилсудчиками» считались только военнослужащие 1-й бригады легиона и преданные своему лидеру политики. Заметим, что круг людей, приближенных к Пилсудскому, не был постоянным. Во второй половине 1915 года своеобразным пропуском в него было отношение к новому плану вождя. Все сомневавшиеся в правильности курса на конфронтацию с ГНК, даже если они были его давними соратниками, начинали терять его полное доверие, постепенно отодвигаясь на второй план. Так случилось, например, с Сокольницким и Сливиньским. Отходили в тень и его бывшие товарищи по ППС, в деятельности которой Пилсудский с начала войны участия не принимал. Их место занимали молодые офицеры 1-й бригады, слепо доверявшие своему командиру.
Во время войны получил дальнейшее развитие наблюдавшийся уже накануне ее процесс нарастания дистанции между Пилсудским и его окружением. Биографы отмечают, что все меньше становилось людей, осмеливающихся делать ему замечания. Он отдалялся от прежних приятелей, а с новыми сотрудниками уже не допускал близких отношений. Если в бытность его в руководстве ППС он со многими соратниками был на короткой ноге, то в годы войны ситуация кардинально изменилась. За исключением Дашиньского, он с 1914 года и вплоть до своей кончины ни с кем не выпил на брудершафт, в том числе со своим начальником штаба Соснковским и своим будущим преемником на посту Генерального инспектора польских вооруженных сил Эдвардом Рыдз-Смиглы. Он вообще никогда и ни к кому не обращался на «ты», даже к рядовым и прислуге, но при этом любил употреблять в разговоре применительно к новым хорошим знакомым уменьшительные имена.
