— Ну да, я согласен, и когда я услышал все это от Лобсанга, мне снова показалось, что я напрасно теряю время. Я вспомнил одного знакомого по университету, который, узнав, что я интересуюсь тибетским буддизмом, презрительно спросил: «И чему же, интересно, можно научиться у неумытых скотоводов? Да они до сих пор коровьим дерьмом костры топят, и в этом же дерьме и живут. Ты совсем свихнулся, Дэни, сравнил эти шаманские прибамбасы и КУЛЬТУРУ! Гете, Шопенгауэр, Кант, Руссо… — это значит все не то, а вот пойду-ка я с вонючими скотоводами пообщаюсь… только вымойся хорошенько, когда вернешься, а то всю мебель дома испачкаешь».

Лобсанг с полуслова понял мой вопрос и ответил, что подавление и устранение — это два совершенно разных процесса. При подавлении эмоции ты продолжаешь испытывать ее, или начинаешь чувствовать какую-то другую негативную эмоцию, а при устранении ты именно совершенно перестаешь ее испытывать — ее просто нет, нечего скрывать, ты словно «впрыгиваешь» в состояние свободы, в котором негативной эмоции нет вовсе, вспоминаешь себя, испытывающего радость или нежность, в этот момент уже нечего подавлять, и если ты сделал все правильно, то сразу же после устранения ты испытываешь особую тихую радость. Он сказал, что сложнее всего преодолеть многолетнюю привычку испытывать негативную эмоцию, это трудно, и даже может показаться нереальным, но все-таки это возможно, и после этого перед тобой открывается Путь… Ну теперь скажи, что ты думаешь по поводу этой истории.

— Звучит красиво… а что на практике? Ты попробовал сделать это?

— Пробовал, конечно… много раз пытался, но пока что мне так и не удалось пережить то, что Лобсанг назвал «тихой радостью». Он сказал, что когда это переживание возникнет, я ни с чем его не перепутаю, и что тихая радость — это не поэтический оборот, а точное описание восприятия. У меня же в лучшем случае получалось придти к состоянию, в котором ничего не происходит — нет ничего негативного и ничего позитивного, но и это мне нравится, все-таки это лучше, чем быть агрессивным или разочарованным.

— Так почему тогда ты так уверен, что это вообще возможно? Прошел целый год с тех пор, как ты узнал об этой практике, и в твоей жизни до сих пор ничего не изменилось…

— Это не так. Я же сказал, что кое-что изменилось. Я стал чувствовать себя несколько более свободным, гораздо реже стал впадать в состояния безнадежности, апатии. Стал гораздо чаще замечать свои негативные эмоции в тех ситуациях, когда раньше они проскакивали как само собой разумеющееся — теперь я словно спотыкаюсь о них.

— Ну… откровенно говоря это какие-то общие фразы, которыми люди так любят обманывать себя… Я и сама могу убедить себя в чем угодно, а потом все равно рано или поздно наступит отрезвление, ведь нафантазировать свое «просветление» можно лишь до известной степени, а правда все равно вылезет. У меня так было не раз — начинаешь читать какую-нибудь книжку по йоге… ну ты и сам хорошо понимаешь, как это бывает.

— Отрезвление? Что ты имеешь в виду?

— Ну читаешь, мечтаешь, воображаешь себя просветленной, радостной, могучей, ходишь обалдевшая день или два, а потом на тебя обрушивается реальность, и ты снова впрягаешься и несешься как очумелая…

— Обрушивается реальность… но на самом-то деле ничто не обрушивается, это просто способ выражаться, просто случается что-то, с чем ты не можешь справиться, а насколько я понимаю, речь как раз и идет о том, чтобы переломить свою привычку, которую ты называешь «реальностью», ведь реальны лишь обстоятельства, а не необходимость испытывать негативные эмоции. Тут как раз вот и есть тот крючок, за который можно зацепиться, ты видишь это? — Дэни сделал паузу, налил себе сок. — Тебе налить?

— Нет, не хочу… вижу что?

— Ну смотри, допустим ты разбила свой стакан. В одном случае ты можешь рассердиться или огорчиться, а в другом — рассмеяться.

— Ну естественно, ведь это зависит…

— Вот об этом я и говорю! Это зависит! От этого, от того, от сего… то есть нет такой твердой закономерности, что если случилось что-то, то это непременно вызывает огорчение. Твоя реакция зависит от многих факторов, но ведь это и означает, что есть принципиальная возможность выбирать.

— И что?

— А то, что когда на тебя «наваливается реальность», то это тоже набор неких событий, и ты тоже можешь выбирать, что испытывать.

— …

— Ты понимаешь?

— Ну хорошо… и чем закончилась та история?

— Лобсанг поднялся, и я понял, что беседа подошла к концу. Взгляд его стал строгим и немного отстраненным. Он уже было попрощался, но удержал меня у выхода. Взяв карандаш и блокнот, он нарисовал знак и сказал, что этот знак — символ практики прямого пути. Затем он чуть поклонился, взял обоими руками мою руку, пожал ее и попрощался. Лицо его приобрело выражение суровой, деятельной красоты, чуждой всякой сентиментальности.

В тот же день я покинул монастырь и вернулся в Муктинатх, где собирался поработать немного с тем, что услышал от Лобсанга, а потом, если возникнут вопросы, попробовать снова посетить тот монастырь, заодно хотел все-таки подучить тибетский, но в Муктинатхе я встретил очень симпатичную девушку из Ирландии (ну вот, уже тонкой иголочкой уколола ревность, хорошо было бы ее устранить, но как?), так что единственными словами по-тибетски, которые мы вместе с ней выучили, были «ласкать» — «чурчур-дже», целовать — «о-дже» и обнимать — «там»…

— «Там»?:) Смешно. По-русски «там» значит «there».

Подошел официант, принес счет и убрал со стола посуду. Дэни достал деньги… вопросительно посмотрел.

— Что-то не так?

— Разве ты не собираешься платить за себя? — его вопрос застал меня врасплох.

— Ммм… да нет, ну почему, конечно собираюсь… сколько с меня?

Дэни улыбнулся.

— Нет, ты неправильно меня поняла. Ты ведь думала, что я за тебя заплачу, ведь так?

— Ну да, так, — я криво улыбнулась в ответ, пытаясь скрыть, что мне неприятна такая мелочность с его стороны. А может у него мало денег?…

— Конечно я заплачу, это не проблема, меня это удивило потому, что европейские девушки всегда платят сами за себя, даже если мы выпьем по стакану содовой, и если я попытаюсь заплатить за кого-то, то это будет расценено чуть ли не как оскорбление, как дискриминация, как намек на несостоятельность, второсортность.

— Какая глупость! — мне опять стало легко и приятно рядом с ним, — ну я понимаю, когда дело касается значительных расходов, но тут… вот так сидеть и всерьез делить два доллара со своим бой-френдом?

— Я с этим согласен, но… как и говорил Лобсанг — привычное ложное умозаключение вызывает у девушек привычные негативные эмоции:)

Незаметно накопилась усталость — то ли от длинного разговора, который потребовал так много внимания, то ли в целом день оказался перенасыщен впечатлениями. Немного хотелось спать… или еще немного побыть с Дэни.

— Поедешь ко мне? — он задал этот вопрос так непринужденно, что захотелось звонко и по-детски рассмеяться.

— Поеду, если обещаешь, что дашь мне хоть чуть-чуть поспать:)

— Ну разве только чуть-чуть:), — он крепко прижал меня к себе, и спать тут же расхотелось.