Габриель добрался до третьего этажа и вдруг услышал звук, который ни с чем нельзя спутать, — шум движущегося лифта. Кабина ехала вниз. Габриель развернулся и тоже бросился вниз. Он добежал до второго этажа и услышал, как клетка дернулась и встала. Тяжело дыша, Габриель перегнулся через балюстраду, пытаясь разглядеть того, кто выйдет из лифта.

Дверца хлопнула, на пол упала полоска света. Едва уловимо мелькнул клочок черного шерстяного пальто. Зазвучали легкие шаги, а затем приглушенный свист вращающихся стеклянных дверей в холле. Тишина. Вот и все. Габриель выпрямился, разочарованный и злой.

Дверь в квартиру была заперта на замок, но, едва повернув ключ, он понял, что внутри кто-то побывал.

Явного беспорядка, разумеется, не наблюдалось. Бумаги на письменном столе по-прежнему лежали аккуратной стопкой, из вещей ничего не пропало. Больше всего Габриель переживал за содержимое жесткого диска своего компьютера, но, к счастью, он весь день протаскал ноутбук с собой и не успел подключить его до того, как вышел на пробежку. Зачехленный ноутбук лежал в сейфе под надежным кодовым замком. Компакт-диски с данными также находились в безопасности, запертые в изящном шкафчике вишневого дерева, причем шкафчик смастерили в восемнадцатом веке, а весьма мудреный замок — в двадцать первом.

Тем не менее следы чужого присутствия были налицо. Нижний ящик буфета, где стоял веник, не закрывался, если дверцу не прижать силой, и Габриель намеренно этого не делал, чтобы потом не мучиться с открыванием. Как-то раз он испортил два отличных столовых ножа, пытаясь отодвинуть защелку, и с тех пор никогда не закрывал ящик. Он давно хотел починить запирающий механизм, но все не доходили руки.

Дверцу заклинило намертво. Габриель подергал за ручку, но она не поддалась. Незваный гость проходил мимо буфета и автоматически захлопнул дверцу, не догадываясь, что эта мелочь выдаст его с головой.

Второе подтверждение Габриель обнаружил в спальне. Перед пробежкой он переоделся в шорты и футболку, а брюки и пиджак бросил на кровать, не потрудившись убрать в гардероб. Одежда валялась так, как он ее и оставил. Кроме того, он кинул в бельевую корзину грязную рубашку с длинным рукавом. Рубашка и сейчас была там — ничего подозрительного, но поверх нее лежала пара носков, чего не должно было быть. Сняв носки, Габриель, как обычно, попытался попасть ими в корзину броском издалека. Средняя точность бросков составляла девяносто восемь процентов, но сегодня он промазал, и один носок оказался-таки на полу, что весьма раздосадовало Габриеля. Когда он уходил, правый носок лежал в корзине, левый — рядом. Теперь же в корзине для белья находились оба.

Шаги в холле явно принадлежали женщине, и только женщина автоматически могла поднять грязный носок с пола и положить его в бельевую корзину. Плюс меню ресторана «Баббалу» в мусорной корзине. Все вместе совершенно четко указывало, где искать непрошеную гостью.

Габриель никогда не приглашал сестер Монк к себе домой, интуитивно стараясь скрыть эту часть своей жизни от посторонних глаз, но сегодня одна из них нанесла ему визит.

Алхимией и трансформацией сознания интересовались обе сестры, но лишь одна шагнула во тьму. Магия нейтральна, как утверждал сегодня утром его разрисованный приятель, все определяется намерением мага. Кто же побывал в квартире Габриеля — добрая колдунья или ведьма, задумавшая худое? Он мрачно усмехнулся, осознав, что употребляет слово «ведьма» без тени иронии.

Габриель вдруг похолодел от внезапной мысли. Фотография Роберта Уиттингтона и сестер в парке Хэмпстед-Хит, та, что он стянул при первом посещении Монк-хауса, — где она?

Он почти подбежал к книжному шкафу, вытащил с полки увесистый толковый словарь и открыл его на странице, помеченной буквой «Р». Фотография лежала там, целая и невредимая, вместе со снимком Роберта, который ему дала Фрэнки. Габриель облегченно вздохнул: его тайна не раскрыта. Вопрос, однако, остался без ответа. Кто прошелся по квартире — его возлюбленная или его противница? А что, если это одна и та же фигура?..

Он так и стоял возле шкафа с тяжеленным словарем в руке, когда раздался телефонный звонок. Габриель мгновенно узнал голос и постарался придать своим интонациям невозмутимость.

— Чем могу помочь, мистер Уиттингтон?

— Я бы желал встретиться с вами у меня дома. Если можно, сегодня.

О нет, только не это. Меньше всего Габриелю хотелось разговаривать с умирающим стариком о его погибшем сыне. Не дождавшись ответа, Уиттингтон продолжил:

— Прошу вас. Мы с вами будем одни. Сесилия уезжает на благотворительный ужин.

Ладно хоть не придется встречаться с Фрэнки. Он не видел ее уже пять дней, с той самой ссоры у Исидора. Габриель и Исидор понемногу начали общаться, хотя отношения пока оставались натянутыми, но Фрэнки… Разочарование в ее глазах ранило его не на шутку. Хуже того, в ее взгляде Габриель прочел горькую покорность судьбе, словно она рассчитывала на него, но отнюдь не удивилась, когда он не оправдал ее надежд.

— Пожалуйста, — повторил Уиттингтон. — Я буду ждать вас в восемь часов.

Лицо дворецкого, который открыл дверь особняка Уиттингтонов, выражало страдальческую терпеливость, смешанную с легким отвращением.

— Мистер Уиттингтон вас ждет, — сообщил он с оттенком болезненного удивления в голосе. — Сюда, пожалуйста.

Габриель молча последовал за ним, подавив желание пнуть эту надменную задницу. Неужели кто-то еще держит дворецких? Разве они не вымерли, как динозавры?

Они миновали пропахший политурой холл с внушительным куполообразным потолком и вошли в комнату, которая, очевидно, служила кабинетом. Дизайн интерьера был определенно мужским: низкие кожаные кресла, гравюры со сценами охоты и книги в переплетах из телячьей кожи.

В эркере стоял огромный двухтумбовый стол. В дальнем правом углу стола Габриель заметил фотографию в позолоченной рамке, но кто на ней изображен, не увидел, так как фотография была перевернута обратной стороной. Над камином висел портрет Фрэнки в полный рост. Художнику удалось перенести на холст внутреннюю сущность модели, и картина получилась замечательной. Особенно хороши были глаза, отражавшие уравновешенность натуры Фрэнки, ее отзывчивость и мягкое чувство юмора.

Габриель повернулся к дворецкому, который взирал на него сверху вниз. На мгновение ему показалось, что высокомерный тип прикажет гостю ничего не трогать в кабинете, но тот лишь произнес:

— Ожидайте здесь. Мистер Уиттингтон скоро к вам присоединится.

Габриель уселся в удобное кожаное кресло с невысокой спинкой, скрестил ноги и постарался расслабиться.

Звук открывающейся двери заставил его поднять взгляд. Уильям Уиттингтон вошел в кабинет, и Габриель вновь ощутил силу личности этого человека — нет, не бьющую в глаза агрессивность и высокомерие типичного альфа-самца, а нечто гораздо более тонкое. Одно было несомненно: Уиттингтон — настоящий тигр, даже если ступает неслышно, как кошка.

— Добрый вечер. Спасибо, что пришли.

Хозяин протянул руку.

Габриель заметил под кожей вздувшиеся синие вены, да и рукопожатие показалось ему не таким крепким, как в первый раз. Или он ошибается?

— Выпьете чего-нибудь?

Уиттингтон подошел к застекленному книжному шкафу и положил ладонь на дверцу. За ней открылся бар с зеркальной стенкой, бокалами и рядами бутылок.

— Благодарю. Виски, если можно.

— Бурбон или скотч?

— Скотч, пожалуйста.

Уиттингтон передал Габриелю бокал и сел во вращающееся кресло перед письменным столом. Его лицо исказилось от боли, и Габриеля пронзила острая жалость, хотя такой человек, как Уиттингтон, в его сочувствии не нуждался.

— Ваше здоровье, — поднял бокал хозяин дома.

Габриель кивнул и пригубил виски — лучший, какой он пробовал в жизни. Он покосился на бутылку — марка ему неизвестная, какое-то шотландское название, которого и не выговоришь. И стоит, наверное, фунтов десять за порцию, не меньше.