Вот сидят главари заговора: Якопо и Франческо Пацци, Джакомо Альмиари и старший Фронзо, шурин живущего в изгнании Чести. Здесь же – могущественный союзник Франческо Сальвиати, архиепископ Пизы. Он вполголоса беседует со своими двумя приближенными – это священники, которые завтра, во время мессы, будут находиться при юном кардинале, племяннике первосвященника. В настоящее время юный кардинал ужинает во дворце Медичи с целью разузнать все подробности о завтрашнем пиршестве. За столом он будет сидеть, по всей вероятности, рядом с Лоренцо Медичи, на почетном месте, он и даст знак в самый подходящий для нападения момент.

Ибо план убийства обоих Медичи уже был четко разработан. На Джулиано нападут двое: Франческо Пацци с помощью Бернардо Бандини из Неаполя. Сын судьи Неаполитанского королевства был весьма далек от деятельности отца. Но кого это касается? Важно, чтобы он хорошо справился с заданием. А по некоторым данным, у него имеется уже в подобных делах кое-какой опыт.

Здесь же, за столом, присутствует отличившийся в боях капитан Монтесекко, надежное доверенное лицо самого влиятельного участника заговора, названого сына первосвященника, Джироламо Риаро. Монтесекко и вызвался покончить с Лоренцо Медичи.

К чему при таком положении дел забота, печаль? Прочь е мрачные мысли, прочь тени с чела!

Хозяин дома, Якопо Пацци, принимает наполненный до краев бокал.

В эту минуту дверь под сильным напором распахивается, отчего стоявший возле нее лакей чуть не падает. В комнату врывается человек со смуглым лицом. Его здесь не ждут, флорентинцы вскакивают с мест, с их уст срывается одно только слово:

– Предательство! Но пизанский архиепископ жестом призывает к спокойствию. Он произносит одно-единственное слово:

– Брат! Это в самом деле его брат и не кто иной, как приближенный Медичи.

Он мрачно оглядывает присутствующих, затем ехидно калит зубы:

– Можете начинать стряпать новый план! Франческо Пацци подскакивает к пришельцу и хватает го за плащ на груди.

– Что ты мелешь, медичская собака?! Сальвиати сбрасывает руку Пацци.

– Перемени-ка тон!

– И я то же самое предлагаю, – рявкает архиепископ. – Могли бы получше ценить таких помощников, которые явились сюда прямо из покоев Медичи. Говори же, брат мой.

– Синьор Джулиано не примет участия в пиршестве после мессы. Он прихворнул, нынче очень рано удалился к себе. На банкете, таким образом, вы сможете заполучить одного лишь синьора Лоренцо.

Заговорщики смущенно переглядываются. Прав этот наемник: план сорван! Как теперь быть?

Первым приходит в себя архиепископ.

– А что, если во время мессы?

– Во время мессы? – Присутствующие вопросительно поворачиваются к нему.

– Не может же быть, друзья мои, чтобы Джулиано не явился в собор? На пасхальную мессу? – елейно произносит архиепископ, но тут же хмурится.

– Скорее всего, придет, – кивает Сальвиати.

– В таком случае, за чем же дело стало? На мессе и должно свершиться… – Последние слова архиепископ произносит четко, по слогам, будто читая проповедь.

– На мессе?! – восклицает старый Фронзо, уронив голову на грудь.

– Как можно во время богослужения? – укоризненно спрашивает Альмиари.

– Да, именно там мы и должны их прикончить! – заявляет архиепископ. Он пристальным взглядом пронизывает каждого из присутствующих.

Оба Пацци согласно кивают, Фронзо пробирает дрожь, Альмиари всем своим видом выражает готовность так же, как неаполитанец.

Только капитан Монтесекко, протестуя, трясет шевелюрой.

– Вот уж нет!

– С благословения его преосвященства! – воздев два пальца правой руки, торжественно произносит Франческо Сальвиати, архиепископ Пизы.

– С благословения или без него, но на мессе я этого но сделаю. Если кто другой возьмется, я ничего не имею против. Но что до меня, то я… я…

Капитан, не окончив фразы, тяжело опускается на стул. Схватив полный бокал, единым духом выпивает все его содержимое. Затем, сплюнув, решительно повторяет:

– Нет!

– Ну так как же? – спрашивает Франческо Пацци. – Может, ты, Сальвиати?

Ландскнехт прикусывает губу.

– Получишь сто дукатов!

– Во время мессы, знаете ли, в церкви…

– Будет тебе! – прикрикивает на него сановный родственник.

Но Сальвиати отрицательно качает головой.

Губы его эминенции кривятся в презрительной усмешке. С этим же выражением он обращает лицо к двум священникам, старший из которых, худощавый, мускулистый, с горящими глазами хищной птицы, в знак согласия опускает веки – окружающим только теперь бросается в глаза несомненное сходство его со смуглым Сальвиати. Второй священник, помоложе, кругленький, со слащавой улыбкой, говорит:

– Данное место для нас привычное. Мы люди без предубеждений, не как некоторые почтенные ветераны…

Капитан Монтесекко, захрипев, швыряет бокал в угол залы.

Хрусталь разбивается вдребезги.

– Осколки! – радостно восклицает неаполитанец Бандини. – К счастью!

– Да, вам повезет, дети мои, – улыбается архиепископ. – Вас будет хранить благословение его преосвященства Сикста IV.

– Итак, в котором часу? – спрашивает Франческо Пацци. – Не будем же мы полагаться на случай. Давайте установим точное время действия.

– В конце мессы молящиеся будут стоять на коленях, – говорит архиепископ после некоторого раздумья. – К тому времени вы сможете полностью подготовиться. Действовать начнете, увидев святые дары, тогда же его преосвященство кардинал произнесет: «Ite missa est».[22] Запомните. С его преосвященством я переговорю до мессы. Ему будет известно, что эти три слова следует произнести громко и внятно.

– Да провозгласят эти слова конец рода Медичи! – гремит голос Франческо Пацци, при этом он так стремительно вскидывает вверх руку с бокалом, что вино расплескивается.

– Итак, завтра – кровь, – шепчет старый Фронзо, но удовлетворения не испытывает: по спине его бегают ледяные мурашки.

Колокола флорентийского собора в этот воскресный день, 26 апреля, гудят громче обычного. Ведь нынче проповедь произносит племянник папы, самый молодой кардинал, Рафаелло Сансони Риарио.

Лоренцо Медичи в сопровождении свиты уже вошел в собор. Младшего брата его пока нигде не видно.

«Неужели не придет?» – с опаской думает Франческо Пацци, но тут же его глаза вспыхивают.

Из-за угла появляется второй, юный, Медичи. Лицо его бледно, шаги медленны. Рядом идут приближенные. Сандро Боттичелли что-то горячо доказывает своему сиятельному заказчику.

Перед собором Джулиано пошатнулся. Неаполитанец Бандини, подскочив к нему, своей длинной, цепкой рукой обхватил его за талию.

– Благодарю, друг, – улыбается Джулиано. – Мне немного нездоровится. Не знаю даже, стоит ли входить туда?

– Прохлада церкви только поможет вашей милости, – вкрадчиво произносит неаполитанец, незаметно ощупывая одежду юноши.

– Ты прав! Я знаю, неаполитанцы – народ смышленый! – улыбается Джулиано. – Подай, пожалуйста, руку мне, так легче будет идти.

У входа Бандини шепчет ожидавшему тут же Франческо Пацци:

– Он без кольчуги.

Джулиано, сняв шляпу, помахал ею братьям Пацци:

– Чего вы не заходите?

– Только после тебя, Джулиано.

– Это очень мило с вашей стороны. Ну как, мой друг Франческо, правда, ведь дома приятней справлять пасху, чем на чужбине?

– Признательность и благодарность моя тебе за это, – склоняет голову горделивый Пацци, нащупывая под плащом кинжал.

Богослужение уже давно началось.

Тревожный взгляд Лоренцо вдруг уловил какое-то странное движение вокруг себя. Что бы это могло значить? Он безмолвно, одними глазами, спрашивает стоящего за его спиной на коленях Полициано. Тот знаком призывает склониться поближе к его устам.

Кардинал уже поднял святые дары, он вполголоса читает последние слова молитвы и вдруг медленно, внятно произносит: