Флетч ухмыльнулся и начал медленно, чтобы подразнить жену, стягивать с себя брюки.
Поппи почувствовала некоторую слабость. Конечно, она уже много раз видела раздетого Флетча, особенно после того, как по его настоянию они стали заниматься любовью при свете, для чего в спальне зажигались все канделябры, а Поппи должна была лежать в постели поверх покрывала. Однако вопреки устоявшемуся мнению леди Флоры о мужской наготе юная герцогиня никогда не считала тело мужа ни нелепым, ни противным.
Тем не менее в прежней жизни Поппи старалась на него не смотреть, да и сейчас при виде обнаженного Флетча ее начала сотрясать дрожь. Он стоял перед ней, упирая руки в бока, большой, гладкий, казалось, только протяни руку…
– Что теперь? – спросил он своим низким обольстительным голосом с таким видом, будто они с Поппи сидели за чаем и он интересовался, сколько кусочков сахара бросить ей в чашку.
Она лихорадочно пыталась придумать такой ответ, чтобы остаться для него страстной искушенной француженкой. Что бы сделала на ее месте настоящая французская любовница?
Поппи думала, не сводя с мужа глаз, но вообще-то ей хотелось только одного – чтобы он…
Нет, это нельзя произнести вслух, как бы ни соблазняла ее такая идея. Но, увы, ничего другого в голову не приходило.
– Дорогая… – пробормотал Флетч.
Его глаза светились добротой, и Поппи поняла: ее затея наверняка провалится, потому что он видит в ней все ту же глупенькую женушку из прежней жизни, а не чувственную француженку с густо подведенными глазами.
– Нет, молчите! – перебила она.
Он послушался, но при этом помрачнел. Поппи взяла себя в руки – хватит думать о провале, надо доиграть свою роль до конца, причем с удовольствием! Наверное, пришло время отправляться в постель, решила она и попросила:
– Лягте, пожалуйста, месье.
К счастью, ей не пришлось делать усилие, чтобы изменить голос, – от волнения в нем и так появилась волнующая хрипотца.
– Не позволите ли мне сперва раздеть вас? – спросил Флетч.
Поппи растерялась – разве французские любовницы позволяют мужчинам себя раздевать? Вроде бы Джемма не давала на сей счет никаких указаний. Но занимаясь наверху подготовкой «плана», Джемма и Поппи с двумя подругами так хохотали, что юная соблазнительница вполне могла пропустить мимо ушей ценный совет.
– Француженки всегда раздеваются сами, – заявила она, напустив на себя уверенный вид.
Флетч понимающе ухмыльнулся, так что, возможно, она и не ошиблась. Спокойно улегшись на постель, Флетч подпер голову руками и скрестил ноги. Поппи облизнула пересохшие губы – его бедра чуть приподнялись.
Затем Поппи начала трогать языком нижнюю губку – Флетч наблюдал за ней с самым мечтательным выражением. Значит, она делает все правильно! Эта мысль ее очень ободрила.
– Здесь жарко, – продолжала Поппи низким страстным голосом. Это был один из приемов, которым ее научила Джемма.
Не сводя с мужа глаз, Поппи приступила к следующему шагу – она расстегнула лиф и спустила с плеч рукава. Флетч уже не лежал, а сидел, глядя на жену, как умирающий от жажды на чашу с водой.
Поппи снова облизнула губы, еще больше приспустила платье, потом еще…
– Дорогая, ты меня просто убиваешь! – не выдержал герцог, и от его полукрика-полустона по телу Поппи побежала горячая волна.
– М-м-м… – промычала она, стягивая лиф еще ниже. Обнажилась грудь. Проследив за взглядом мужа, Поппи тоже посмотрела на нее – пышная, прекрасной формы, она была очень хороша. Поппи очень хотелось, что бы ее коснулись руки Флетча.
Она встретилась с ним взглядом и увидела в его глазах отражение своего желания.
– Поппи, – проговорил Флетч охрипшим голосом, – пожалуйста, подойди ко мне.
Француженка победила, решила герцогиня, и теперь можно уступить инициативу Флетчу. Это было хорошо, потому что…
В этот момент Поппи обнаружила, что спущенные рукава мешают ей двигаться. Она хотела поднять руку, но не смогла.
– Ты в ловушке, дорогая, – сообщил Флетч, как ей показалось, не без удовольствия, и спустил ноги с кровати.
Теперь Поппи уже не была француженкой – разве искушенная французская любовница может запутаться в собственной одежде?
И все же…
Флетч даже не пытался помочь ей освободиться. Он просто стоял перед ней и целовал, не прикасаясь к ней руками, – разве так трудно догадаться, чего ей хотелось? Его поцелуи казались Поппи сладкими, как мед или как первородный грех, или как исполнение самой заветной в жизни мечты.
Постепенно Поппи начала терять самообладание: ей страстно захотелось большего. Но как дать это понять Флетчу? Вспомнив о своем французском образе, она сама провела языком по губам Флетча, сразу ощутив их приятный, чуть пряный вкус.
«Поцелуй же меня по-настоящему, – мысленно молила она, – поцелуй!»
Его губы стали мягче, но не открылись, веселые огоньки в его глазах померкли, уступив место властному выражению, заставившему Поппи поежиться.
– Поцелуй меня, Флетч, – наконец решилась она произнести вслух.
И он это сделал. Он обхватил Поппи одной рукой, привлек к себе и, прильнув к ее рту, начал ласкать его языком.
– Тебе нравится? – спросил он через несколько мгновений.
– Да, – прошептала она, тяжело дыша. У нее заныли притиснутые к его груди соски, и она попыталась немного ослабить силу его объятий.
– Что именно тебе нравится?
Поняв, что он собирается мучить ее расспросами, она сказала:
– Поцелуй меня еще, Флетч!
Просительные нотки, неожиданно для самой Поппи прозвучавшие в ее голосе, заставили ее вздрогнуть от унижения, но Флетч вновь принялся ее целовать, и она забыла обо всем…
Он прикоснулся рукой к ее щеке, потом рука соскользнула ниже, на шею. Все естество Поппи безмолвно молило о ласках, но Флетч почему-то медлил. Почему?
Она хотела попросить, но испугалась, что это будет слишком смело. Флетч с упоением продолжал ее целовать, и Поппи вдруг поняла, что ей самой хочется трогать и ласкать его. Она бы сделала это, не раздумывая, если бы не дурацкое платье. Пытаясь освободиться, она начала извиваться и ерзать.
Флетч оторвался от губ жены и удивленно воззрился на нее. Выражение его глаз снова изменилось: они стали серьезными сосредоточенными. «Он опять видит во мне француженку», – сообразила Поппи и забеспокоилась: что делать дальше?
Но Флетч взял бремя решений на себя.
– La liberie![25] – шепнул он, провел обеими руками по ее шее и груди, отчего Поппи бросило в жар, и одним быстрым движением разорвал путы, так что тонкая ткань полетела на пол. – Очень хорошо, – протянул герцог, обозревая плоды своих усилий.
Опешившая Поппи хотела прикрыть одной рукой грудь, а второй – низ живота, но вовремя вспомнила, что она – француженка. Поэтому просто подняла руки над головой и неспешно потянулась. Она чувствовала, что готова принять Флетча, и в предвкушении этого внутри у нее все пело.
А Флетч улыбался. Направляемая инстинктом, Поппи неспешно забралась на кровать, при этом рука мужа скользнула по ее округлому заду, и Поппи услышала негромкий стон, похожий на сдавленное проклятие. Она легла и перевернулась на спину.
Флетч стоял рядом и смотрел на нее потемневшими от страсти глазами:
– Что теперь вам угодно, мадам?
– Поцелуйте меня, – ответила Поппи и потянулась, зная, что это зрительно увеличивает грудь.
Поппи вновь прибегла к своей французской уловке: она улыбнулась и проворковала единственное французское слово, которое пришло на память:
– Месье?
– О, Поппи! – выдохнул Флетч и припал к ее губам.
Этот поцелуй был как подарок. Они целовались много-много раз, но никогда так, как сейчас, когда оба пылали желанием и когда не только Флетчер, но и Поппи жаждала поцелуя. Он был для обоих слаще нектара и амброзии.
– Хочешь, я потушу свечи? – прошептал герцог, обдав теплым дыханием шею жены.
Поппи не слушала – она обнаружила, что даже простое прикосновение к его мускулистой спине с новой силой воспламеняет желание в ее крови.
