До него донесся скрип пера по бумаге, который тотчас отозвался в его мозгу болезненной пульсацией.

– Теперь уходите, – собрав последние силы, приказал он. – Отправьте записку с посыльным.

Когда за Финчли затворилась дверь, герцог с облегчением закрыл глаза и нырнул в пруд. К его разочарованию, там не оказалось ласковых светлоглазых русалок, только мелькали какие-то тени и было ужасно жарко, словно внизу клокотало огненное жерло подводного вулкана.

Вильерс набрал в легкие воздуха и погрузился в раскаленную бездну – до следующего рассвета.

Лавка редкостей Груднера располагалась далеко от проезжей части, в самой глубине квартала. «Редкости», в изобилии выставленные в ее остроконечных готических окнах-витринах, по виду больше всего напоминали принесенный с ближайшей свалки хлам.

Сгорая от нетерпения, Поппи торопливо выскочила из экипажа – ей уже много лет хотелось побывать в таинственной лавке, но ее мать, леди Флора, всегда была категорически против. Уайтфрайерз, район, где разместился со своим товаром Груднер, относился к «свободным территориям», которые почтенная леди Селби называла не иначе, как «беззаконными». По мнению же Поппи, улица, открывшаяся ее взору, ничуть не отличалась от остальных – закопченных и заполненных толпами горожан – и совершенно не походила на сердце бандитской вольницы.

Джемма последовала за подругой гораздо медленнее, стараясь не задеть краем кринолина забрызганную грязью дверцу кареты.

– Похоже, мистер Груднер с подозрением относится к мылу и воде, – пробормотала она, оглядев запыленную витрину.

– Ты только посмотри на это, дорогая! – воскликнула Поппи, указывая на одну из выставленных за стеклом вещий.

Герцогиня Бомон наклонилась, чтобы рассмотреть ее сквозь слой пыли.

– Старая перчатка для верховой езды? – удивилась она. – Что в ней особенного? Уж не летает ли она, как птица?

– Она принадлежала самому Генриху Восьмому! Видишь – это написано на табличке.

– А где доказательства, что это правда? – хмыкнула Джемма. – Мы с тобой тоже можем взять какую-нибудь старую перчатку и написать на табличке, что она принадлежала хоть самому царю Соломону – поди проверь!

Лавка оказалась довольно тесным помещением со стенами, покрашенными в приятный темно-красный цвет. Это было настоящее царство стекла – всюду банки со стеклянными крышками, стеклянные полки, и даже подставки для особо ценных экземпляров тоже были сделаны из стекла.

– Вы оказали мне великую честь, миледи, – выступил навстречу посетительницам высокий человек с буйной копной седых волос, из-за которой голова его казалась слишком большой для тощего тела. – Мое имя – Людвиг Груднер. Позвольте предложить вашему вниманию какую-нибудь вещицу, к примеру, перчатку Генриха Восьмого, которой вы изволили любоваться.

– Нет, спасибо, – улыбнулась Поппи. – Меня больше интересуют природные редкости. Если не возражаете, мы хотели бы взглянуть на них.

– У меня есть африканская птица ланао – размах крыла десять футов, чучело прекрасной работы. Я держу его в другом месте, но смогу доставить его к вам уже завтра утром.

– Нет, чучел не надо, только редкости в полном смысле этого слова, – объяснила Поппи. – Мне хочется создать свой собственный кабинет диковинок. Я видела ваше объявление о продаже рога неизвестного животного.

– Замечательный экземпляр, – сказал мистер Груднер, – настоящее чудо. Увы, я уже продал его за триста фунтов.

– Целых триста фунтов! – не удержалась от восклицания Джемма. – Невероятно!

– Но второго такого нет, – возразил хозяин лавки. – Он стоит гораздо больше, уверяю вас, и я отдал его всего за триста фунтов только из уважения к лорду Стрейнджу, одному из лучших моих покупателей.

– Лорду Стрейнджу? – изумилась Джемма.

– О, он великий натуралист! – восхищенно заметил мистер Груднер. – Кроме того, что немаловажно, он может себе позволить столь дорогостоящее увлечение. У него одна из лучших коллекций редкостей в Англии, и большая ее часть приобретена в этом самом магазине у вашего покорного слуги.

– Ах, как жаль, что мне не удалось увидеть рог до того, как вы его продали, – огорчилась Поппи.

– Мой магазин просто ломится от изумительных вещей, – поспешил успокоить ее хозяин. – В наше время каждая дама должна иметь свое собрание всевозможных диковин. Позвольте мне показать вам еще что-нибудь, например, конечность русалки.

Оставив подругу, с интересом осматривавшую жутковатые экспонаты из коллекции мистера Груднера, Джемма принялась прохаживаться вдоль полок в поисках чего-нибудь более приятного для глаз. Очень скоро она обнаружила небольшую картину, целиком сделанную из перьев, и попыталась определить, что на ней изображено – обезьяна, взбирающаяся человеку на спину, человек, поднимающийся по лестнице, или корова под деревом. Когда это наскучило, она продолжила осмотр, и неожиданно ее взгляд упал на одинокую шахматную фигуру, водружению на невысокую подставку.

Белая королева в виде женщины, мастерски вырезанная из слоновой кости, с царственным высокомерием взирала со своего возвышения на разложенный вокруг хлам. Ее голову венчала огромная корона в форме полой ажурной сферы весьма искусной работы. Присмотревшись, Джемма увидела внутри еще одну такую же сферу, поменьше, а в той – еще одну.

– Великолепно, правда? – заметил мистер Груднер, заглядывая посетительнице через плечо. – К сожалению, у меня только одна такая фигура. Остальные принадлежат лорду Стрейнджу, и я до сих пор не смог убедить его с ними расстаться.

– А почему же, скажите на милость, он расстался с королевой?

– Не могу сказать с уверенностью.

– Комплект шахматных фигур без королевы совершенно бесполезен. С какой стати лорду Стрейнджу отдавать ее вам?

– Он мне ее продал, представляете? – хохотнул мистер Груднер. – Один из первейших богачей Англии, а наживается на торговле подобными безделушками.

– Но почему он вам ее продал?

– Полагаю, решил покончить с игрой в шахматы. Как бы то ни было, уверяю вас, что фигурка очень хороша и сама по себе. Внутри короны целых пять сфер, располагающихся одна в другой, в последней же находится самый крошечный шарик из слоновой кости, какой я когда-либо видел.

– Джемма, иди скорей сюда, – позвала подругу Поппи. – Ты должна на это взглянуть!

Герцогиня Бомон подошла к ней с шахматной фигурой в руке – непонятно почему ей хотелось смотреть и смотреть в восхитительное маленькое личико королевы, взиравшей вокруг с высокомерным безразличием, не поколебленным даже потерей короля и всего двора.

– Посмотри, какую я нашла чудесную статуэтку мальчика с бабочкой! – радостно воскликнула герцогиня Флетчер, протягивая подруге свою находку.

– Копия древнегреческой статуи, – тотчас прокомментировал хозяин лавки, – и очень хорошая копия, если вам угодно знать мое мнение.

– Обратите внимание на бабочку, – не унималась Поппи.

Джемма так и сделала, но ее больше заинтересовала не бабочка, а обнаженная фигурка юноши, стоявшего на коленях перед насекомым.

– Кто здесь изображен? – спросила герцогиня Бомон у владельца.

– Эрос, он же Купидон, со своей возлюбленной Психеей. «Психея» значит по-гречески «бабочка».

– А что это? – спросила Джемма, глядя на странный камень в руке подруги.

– Жеода,[11] – радостно сообщила Поппи, возвращая Эроса на полку. – Ее можно открыть. Вот так.

Одним движением она разъяла камень на две половинки, и взгляду Джеммы предстала полость, усыпанная блестящими аметистами.

– Он похож на маленькую пещеру, правда? – восхитилась Поппи. – На волшебный грот!

– Я не мог бы выразиться лучше, – поспешил высказаться мистер Груднер, хотя выражение его лица свидетельствовало, что о волшебных гротах он не имел ни малейшего понятия, зато отлично осознавал, сколько прибыли сулило ему вовремя вставленное слово.

– Я нашла еще кое-что, – не обращая на него внимания, добавила юная герцогиня и показала небольшую фруктовую косточку, видимо, абрикосовую. Одного осторожного нажатия было достаточно, чтобы косточка раскрылась, и Джемма увидела множество тонюсеньких маленьких ложечек, в беспорядке наполнявших пустую сердцевину.