Флетч встал со стула и потянулся – при желании он мог бы достать до потолка.

– Жена, – проговорил он неторопливо, – ты меня пугаешь.

Поппи тряхнула головой, с удовольствием ощутив, как всколыхнулись не обремененные клеем и пудрой волосы, и, обогнав Флетча, быстро двинулась вперед по коридору. Через мгновение большая теплая рука мужа обвила ее талию, и он сказал ей на ухо своим глубоким голосом:

– Ты плохо вела себя, Пердита.

– Девица получила по заслугам, – через плечо ответила герцогиня.

Флетч рассмеялся, и она ощутила, что кровь быстрее побегала по жилам.

– Жаль, что в твоем декольте маловато места для пудинга, – заметил он, глядя на ее грудь. – Было бы интересно использовать твой бюст как тарелку.

Проследив за взглядом мужа, Поппи тоже посмотрела вниз – сверху ее грудь вовсе не казалась маленькой. К своему удивлению, она почувствовала легкое возбуждающее покалывание во всем теле – ей показалось, что Флетч сейчас прикоснется к ее груди.

Но вместо этого он взял Поппи под руку и двинулся дальше, как будто ничего не произошло.

«Боже, какой же я была глупой», – осенило ее. Возбуждающее тепло, разлившееся внизу живота, и означало желание! Да, она желала Флетча! Как ей хотелось предложить ему угоститься пудингом у нее на груди!

Теперь-то она понимала, что такое желать мужчину так, как говорила Джемма. Но не слишком ли поздно пришло это понимание?

У Поппи горестно сжалось сердце – из-за ее глупых предрассудков потеряно целых четыре года!..

Шанс, что Флетч придет к ней в комнату, все-таки был, пусть и небольшой. Может, он хотя бы захочет пожелать ей спокойной ночи? На всякий случай Поппи достала свои недавние покупки – показать ему, если Флетч все-таки постучит в ее дверь. Но время шло, а он все не приходил. Лежа в кровати, она рассматривала свои сокровища – сначала аметистовую жеоду, потом статуэтку Амура и Психеи.

Сон все не шел. В голове крутились самые странные мысли. Она представляла себе комнату Флетча: вот он сидит без рубашки, как тогда, в Оксфорде, когда принимал ванну… Потом в ее воображении возникла другая картинка – как он поднялся на ноги и отряхнулся, во все стороны разбрызгивая воду…

Поппи крутилась в постели юлой, пытаясь устроиться поудобнее и успокоиться, но где там – Флетч не выходил у нее из головы.

Поппи снова и снова вспоминала, как он вставал из ванны и струйки воды бежали по его груди и животу вниз, к паху. Да ведь прежде она редко смотрела на мужа, особенно в первый год после свадьбы – боялась, что ее стошнит, о чем предупреждала леди Флора.

Раньше ощущения Поппи от его прикосновения были совсем иными, а сейчас ей даже хотелось, чтобы он прикоснулся к ней, она просто таяла от одной мысли о том, что Флетч может…

Поппи снова перевернулась на другой бок. Что с ней происходит? Она вся горит, она облизывает губы, но даже от прикосновения собственного языка ее бросает в пот.

Поппи скинула с себя одеяло, но это не помогло – внутри все кипело. Тогда она подняла и собрала у шеи ночную рубашку, подставляя ночной прохладе обнаженное тело.

С любопытством оглядев себя в лунном свете, Поппи решила, что она выглядит уже немного иначе, чем раньше, как дитя из старинной легенды, похищенное колдуньями и замененное другим, волшебным. Ее груди стали пышнее, соски – розовее и нежнее. Ей было с чем сравнивать – глубокий вырез развязной служанки открывал достаточно большой обзор, но теперь Поппи была уверена: ее грудь гораздо красивее.

А как длинны и красивы ее ноги! Поппи села, чтобы осмотреть их. Ей вспомнилось, что прежде Флетч любил целовать ее бедра. Жаль только, что в это время от страшного зуда у нее горела голова и хотелось лишь одного – чтобы Флетч побыстрее закончил и ушел.

А теперь… Поппи слегка раздвинула ноги. Ах, если бы Флетч поцеловал ее прямо сейчас!

Если бы Флетч целовал ее сейчас, то, наверное, начал бы снизу, потом поднялся бы выше, к колену. Она слегка поежилась, представив себе эту картину, обхватила грудь обеими руками, тотчас почувствовала легкое покалывание. Нет сомнения, что Флетч будет целовать ее все выше и выше и наконец не дойдет до груди. Представляя себе эту картину, Поппи потрогала пальчиком места, куда он будет целовать. А потом Флетч…

К концу второго часа этих мечтаний ночь стала казаться Поппи огромной черной раковиной. Она даже начала вспоминать, как однажды, когда зуд в голове не был таким сильным, Флетч целовал ее страшно сказать куда.

В то время Поппи считала это не поцелуем, а чем-то гораздо более грубым и вульгарным. Но сейчас она решила, что это был как раз поцелуй, и она принялась снова и снова вспоминать, что она в тот момент ощущала и как однажды едва не застонала от наслаждения.

Она не удержалась и начала тихонько постанывать – в конце концов, она была одна во мраке ночи и ощущала себя вовсе не Поппи, а одной из тех женщин, на которых Флетч поглядывал в Париже.

В конце концов, она тоже жила в Париже! Ей ли не знать, как выглядят женщины, которые не принадлежат к числу леди, – их всегда можно было отличить по мурлыкающим интонациями в голосе и по призыву в глазах.

Поппи еще никогда не представляла себя в роли такой женщины.

Она не удивилась, когда вдруг поняла, что в самый прекрасный миг этой ночи думает по-французски.

Бомон-Мэнор, загородное имение герцога Бомона

21 декабря

Шарлотта очень смутилась, сообразив, что приехала в имение Бомонов раньше хозяйки. Она понимала, как это получилось: герцогине со слугами и багажом требовалось больше времени на дорогу, тогда как сестры Татлок выбрали самый дешевый способ добраться до имения, который оказался и самым быстрым: Шарлотта с горничной доехали до ближайшей почтовой станции на дилижансе, а там наняли экипаж, который довез их непосредственно до Бомон-Мэнора.

Дворецкий, разумеется, не сказал ни слова о слишком раннем приезде гостьи. Он только поклонился и спросил, не будет ли мисс Татлок против, если ей придется провести вечера в одиночестве, поскольку другие гости и хозяева еще не приехали. Шарлотта гордо подняла голову и прошествовала мимо с таким видом, словно вина за неловкую ситуацию лежала не на ней, а на припозднившейся герцогине.

Чтобы добраться от ворот имения Бомон-Мэнор, пришлось проехать не одну милю по огромному парку. Дом оказался под стать парку – он был размером с собор, во всяком случае, так показалось Шарлотте. Внутри все тоже поражало воображение: потолки, терявшиеся где-то в сумеречной высоте, бесчисленное количество дверей и запутанный лабиринт коридоров.

Не был исключением и дворецкий, мистер Блант, – одетый в ливрею, сплошь расшитую красными галунами, с высокой напудренной прической, нависавшей надо лбом наподобие козырька, он походил на епископа в митре.

– Полагаю, герцогиня еще не успела распорядиться относительно комнаты для меня? – робко спросила Шарлотта, едва поспевавшая за мистером Блантом. – Я прошу прощения за то, что причинила вам беспокойство.

Дворецкий немного наклонился к гостье:

– Ее светлость прислана нам все инструкции заранее. Она чрезвычайно организованная и предусмотрительная особа.

Они шли по коридору третьего этажа, когда по дому разнесся ужасный крик. Так могло бы реветь от боли какое-нибудь животное, но кричал явно человек. Шарлотта ахнула и выронила ридикюль.

Дворецкий остановился.

– Чрезвычайно сожалею, мисс, что вам пришлось это услышать, – величественно произнес он, – но дело в том, что один из гостей тяжело болен.

– Герцог Вильерс? – спросила Шарлотта, чувствуя, что губы сами раздвигаются в улыбке. – Он уже здесь?

– Да мисс, – ответил мистер Блант, всем своим видом выражая неодобрение.

Герцог снова закричал, и Шарлотта поняла, что он находится совсем рядом, за следующей дверью. Его голос подействовал на нее как призыв к оружию – она не могла остаться равнодушной. Прежде чем дворецкий успел ее остановить, она распахнула дверь и вбежала в комнату.