– А я останусь с твоей матерью? Ни за что. Свою работу я взял с собой. – И Флетч показал ей кипу документов.

Поппи уселась напротив мужа, который тут же снова углубился изучение бумаг, и окинула его внимательным взглядом. Ах, он по-прежнему был невероятно привлекателен. Чтобы отвлечься от мыслей о Флетче, она стала думать о докторе Лаудене. Он всегда так внимательно ее слушал, по-видимому, считая достаточно компетентной. Не далее как сегодня утром Поппи написала ему письмо, в котором выразила сомнение относительно определения недавно найденного на Цейлоне грызуна как мускусной крысы. Согласно исследованиям доктора Фартинга, опубликованным три года назад, зверек не мог быть мускусной крысой, как утверждал доктор Лауден. Представив себе лицо молодого ученого, когда он прочтет ее письмо, Поппи невольно улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – не поднимая головы, спросил Флетч.

– Так, ничему.

– О чем ты думаешь?

– О докторе Лаудене.

Флетч не ответил, только хмыкнул, но его явная досада дала Поппи маленький повод торжествовать – пусть его светлость герцог Флетчер Великолепный знает, что на свете есть мужчины, для которых мускусные крысы важнее самых дорогих и модных камзолов!

– А что ты так внимательно изучаешь? – спросила герцогиня. – Я, например, совершенно не могу читать в дороге – укачивает.

– Это исключительная по глупости статья о законопроекте относительно торговли с Францией. Единственная мысль, перепеваемая на разные лады на двенадцати страницах, – что французский коньяк слишком дорог.

– И что же автор намерен делать?

– Плакать и жаловаться на судьбу, – ответил Флетч. – я поражаюсь, сколько бумаги изводят зря эти люди в палате, бесконечно обсасывая какие-то мелочи. Если бы я выступал по поводу этого законопроекта, то прежде всего привлек бы внимание пэров к положению английских фермеров. Знаешь, я собираюсь выплачивать субсидии людям, которые работают на землях вокруг моего имения, потому что при нынешних ценах на зерно им просто не выжить. В билле о торговле надо забыть о проблемах с коньяком, главное – не пускать в страну французскую пшеницу.

Когда ужин в гостинице «Лиса и колибри» подошел к концу, Поппи объявила, что отправляется в свою комнату спать.

– Хочешь знать правду? – вдруг выпалил Флетч. – Устроила ли наш брак твоя мать, или мы сами придумали себе эту любовь, но я люблю тебя и, безнадежный упрямец, никак не могу заставить себя разлюбить!

От изумления Поппи, которая уже начала подниматься со своего места, села опять. «Представляю, как я сейчас, должно быть, комично выгляжу», – подумала она.

– Я понимаю, это звучит глупо, принимая во внимание твое душевное состояние, – продолжал Флетч сердито, как обычно говорят мужчины, когда разговор заходит о чувствах. – Но я не могу позволить тебе думать, что я тебя не люблю, потому что это не так. Я люблю тебя и очень хочу, чтобы ты знала: я тебя понимаю. Наверное, тебе всегда будет чужда физическая близость, по крайней мере со мной, но я готов это принять.

– О Боже, – прошептала Поппи.

Сердце у нее ухнуло куда-то вниз, будто провалилось в черный колодец. Сколько себя помнила, она старалась жить так, чтобы оправдать надежды, которые на нее возлагались, но все-таки подвела Флетча. Какая мука снова переживать свою вину… Она сжала кулачки – ей захотелось выпрыгнуть в окно и бежать, бежать, куда глаза глядят.

Он взял ее руки в свои и разжал пальцы:

– Это не твоя вина, дорогая. И не моя. Просто так распорядилась судьба. Неужели ты этого не понимаешь, Поппи?

– Мне ясно одно – нужно было прилагать больше усилий, – проговорила она тонким безжизненным голоском, как бывало всегда, когда она боролась с подступавшими слезами.

– Но ты ведь старалась, разве нет? – В глазах Флетча было столько тепла, что Поппи уже с трудом удерживала слезы.

– Да, старалась…

Он пожал плечами:

– Что ж, теперь мы прекратим эти попытки.

– Но ты не можешь!

– Почему бы и нет?

– Мужчине необходима близость с женщиной.

– Ты думаешь, что мужчина не может без этого, а женщина может? – проговорил он с улыбкой, легонько барабаня пальцами по ее руке, чтобы она успокоилась и улыбнулась.

– Ты очень добр ко мне, Флетч, но я думаю, тебе лучше некоторое время пожить отдельно. А когда мы решим завести наследника, то мы опять съедемся и выполним задуманное.

– Ты меня не слышишь, – вздохнул он.

– Нет, слышу.

– Я люблю тебя, Поппи, понимаешь?

Поппи судорожно сглотнула.

– Я не хочу проводить время в обществе куртизанки, – продолжал Флетч, – которая будет прикидываться любящей и страстной. Мне не нужен и адюльтер с женщиной вроде твоей подруги Луизы.

– Нет, нужен.

– Действительно, было время, когда я об этом задумался. Но когда представил себе, как ложусь в постель с другой женщиной – Луизой или еще какой-нибудь, не важно, – то не смог переступить черту. Черт возьми, да мне было бы гораздо легче, если бы я смог тебе изменить! Я бы тотчас отправился в Фонтхилл на рождественские праздники и вдоволь порезвился бы с половиной продажных женщин королевства.

– Да, так было бы легче для тебя, – отважно согласилась Поппи, – и для меня тоже. За чем же дело стало?

Взгляд Флетча померк, и на мгновение герцогине показа лось, что он оскорбился, но в следующий миг Флетч сжал ее руку и сказал:

– Мы с тобой уже не принадлежим себе, дорогая. К несчастью, делая тебе предложение руки и сердца, я не знал, что оно не будет иметь срока давности.

У Поппи голова пошла кругом, сознание раздвоилось – с одной стороны, ее переполняла радость, хотелось кричать от счастья, пуститься в пляс; с другой стороны, ее охватил страх; все вернулось на круги своя, опять придется ложиться с Флетчем в постель, где его ждет только разочарование, потому что с ней, Поппи, что-то не так…

Герцог как будто прочел ее мысли, потому что покачал головой и сказал:

– Я вовсе не прошу тебя снова лечь со мной в постель, Поппи. Мы будем делать только то, что ты захочешь. Без супружеской близости, дорогая. Если ты не хочешь заниматься любовью, я как-нибудь обойдусь.

– Ты не будешь требовать у меня выполнить супружеский долг? – Поппи не верила своим ушам – его слова в корне противоречили тому, в чем ее уверяла мать.

– Я все больше прихожу к убеждению, что супружеская близость нужна мне не так сильно, как я предполагал. Суди сама: ты уехала от меня несколько месяцев назад, а я до сих пор ни разу не нарушил свои брачные обеты.

Поппи окинула мужа внимательным взглядом – Флетч был очень серьезен. Неужели он сказал правду? Почему бы и нет? Раз она, Поппи, прекрасно чувствует себя без близости с мужем, может быть, и Флетчу целомудрие не повредит?

– Мы просто будем игнорировать эту сторону жизни, пока не решим обзавестись потомством, – добавил герцог.

– Я не уверена, что у нас получится, – с сомнением проговорила Поппи. – Мы женаты уже четыре года.

– Это ничего не значит, – пожал плечами Флетч. – Мои родители прожили в браке десять лет, когда я родился, и потребовалось еще восемь лет, чтобы на свет появился мой брат, а за ним еще последовали близнецы. То есть всего мои отец и мать дали жизнь четверым детям.

– А если у нас вообще не будет детей, тебя это очень расстроит?

– Не особенно. Моим наследником станет один из братьев. Видишь, дорогая, я все обдумал. Единственное, что нам нужно, – сделать вид, что альковные дела для нас не существуют. Уверяю тебя, хоть мы не занимались любовью уже много месяцев, я чувствую себя очень хорошо.

Однако Поппи не разделяла его оптимизма – во Флетче ощущалось какое-то напряжение, как будто внутри его пела туго натянутая струна. Но ей не хотелось об этом думать. Больше всего на свете Поппи жаждала одного – верить ему.

– Если только ты хочешь, чтобы я был рядом… – не совсем к месту добавил Флетч, видимо, обеспокоенный затянувшимся молчанием.

Герцогиня не спешила с ответом – пусть Флетч не думает, что она с радостью бросится выполнять его просьбу, полная рабской благодарности за любое проявление внимания. Он сидит с несчастным видом, уставившись в пол? Вот и хорошо.