– Леди Фибблсворт была замечательной женщиной.
– О да, – согласилась Джемма. – Салли постоянно приезжала к нам до того, как я вышла замуж и уехала в Париж. Меня не было в Лондоне, когда она впервые вышла в свет.
– На самом деле это нельзя назвать дебютом в полном смысле слова. Все произошло очень быстро. Я был слишком буйным юношей, и меня поспешили поскорее женить от греха подальше. День нашей свадьбы – счастливейший в моей жизни.
– Так жаль, что Салли больше нет с нами, – сказала Джемма, и ей показалось, что лорд вздрогнул.
– Разделяю ваши чувства, – ответил он.
Решив, что вступительная тема исчерпана, герцогиня перешла к делу.
– Вы играете в шахматы, милорд?
– Да.
Джемме понравилась сдержанность Стрейнджа – хорошие шахматисты редко хвастают своими способностями.
– Однако, – добавил ее собеседник, – когда я в последний раз играл с Филидором, он сказал, что единственным противником, одолевшим его три раза кряду, были вы, ваша светлость. Я же нанес ему поражение всего лишь раз или два, так что вам, наверное, не захочется терять время на такого соперника, как я.
– Вы играли с самим Филидором?
Лорд Стрейндж кивнул:
– Да, прошлым летом в Париже.
– Мы обязательно должны сразиться!
– Я играю только в Париже или в Фонтхилле.
Джемма прекрасно знала, что Фонтхилл – славившееся своими красотами имение Стрейнджа. По слухам, превращение трехсот акров английской земли в сады Эдема обошлось хозяину в сумму, которая могла бы разорить менее богатого джентльмена, но лорду Стрейнджу были по карману любые расходы. Тем не менее герцогиня Бомон спросила:
– Фонтхилл? Это то место, где вы живете? Простите мое невежество – последние восемь лет я жила за границей.
– Это мое имение. А вы весьма интересная особа – для своего пола, конечно.
– Я стараюсь никогда не отвечать на комплименты такого рода, милорд. Мужчины склонны обольщаться на свой счет, считая себя лучше других своих собратьев, хотя на самом деле они так же заурядны, как остальные.
– Полагаю, я заслужил вашу отповедь, – одобрительно проговорил лорд Стрейндж.
– Мы все заслуживаем многого, но не всегда по заслугам получаем.
– Я бы очень хотел с вами сыграть партию-другую, мадам, но это возможно только в Фонтхилле или Париже. Мне неловко признаваться, но такова уж одна из моих слабостей.
– В таком случае мне придется отказать себе в этом удовольствии, – ответила Джемма с ноткой раздражения в голосе, призванной дать понять нахалу, как она относится к его «слабостям» и тщеславию.
К ее удивлению, Стрейндж рассмеялся и предложил:
– Разумеется, я могу пригласить вас приехать в Фонтхилл.
– Очень любезно с вашей стороны.
– О, как правило, добропорядочные замужние дамы отказываются от моего приглашения. Позвольте, кажется, до меня доходили слухи о том, что вы… не так уж добропорядочны. Неужели они верны?
– Ах, эти слухи… – мило улыбнулась Джемма, переведя взгляд на золотоволосую молодую леди, застывшую возле лорда Стрейнджа, как истукан. – Иногда они оказываются совершенно безосновательными.
– Но часто – весьма точными, – ухмыльнулся Стрейндж, не сводя глаз с герцогини. Он мог быть поистине очаровательным, когда хотел. – Я отбываю в Фонтхилл завтра. Может быть, ваша светлость удостоит меня своим визитом? Уверяю, недостатка в развлечениях не будет, особенно на Рождество.
Нет, визит в Фонтхилл положительно невозможен, решила Джемма, политическое реноме бедняжки Бомона не переживет такого удара.
– Увы, милорд, вынуждена отказаться от приглашения, – ответила она. – Но я по-прежнему льщу себя надеждой когда-нибудь сразиться с вами в шахматы. А пока давайте обсудим другой вопрос. Недавно я приобрела в лавке мистера Груднера одну шахматную фигуру.
– Неужели вы купили мою Африканскую Королеву, как я ее называю?
– Я бы очень хотела купить и остальные фигуры.
Стрейндж расхохотался и отвесил герцогине церемонный поклон.
– Разве вас не предупреждали, что я необычайно упрям и неуступчив? – сказал он. – Без этого качества невозможно занять то место в жизни, которого добился я. Вы получите полюбившиеся вам шахматные фигурки в подарок, ваша светлость, когда приедете ко мне в Фонтхилл. Пока же рекомендую вам свести знакомство с миссис Паттон, – он кивнул в сторону дамы, окруженной группкой людей. – Она – единственная особа женского пола, допущенная на заседания Лондонского шахматного клуба. Вы могли бы присоединиться к ней в этом славном заведении и наслаждаться игрой, сколько душе угодно.
– Я непременно последую вашему совету.
– Знаете, что говорят про репутацию?
– Ах, люди говорят так много, что знать все просто невозможно.
– Верно! Так вот, мне нравится мысль, что репутация – вторая девственность.
– Ее больно терять, но зато потом наслаждайся жизнью, сколько хочешь, да? – с усмешкой продолжила его мысль Джемма.
– Именно. Я потерял свое доброе имя много лет назад. Но что такое доброе имя? Пустой звук, не более. Он исчез, но осталось море удовольствий.
С этими словами Стрейндж еще раз поклонился Джемме, показывая, что разговор окончен.
Лорд действительно был чертовски обаятелен. Если бы не реноме Бомона и не данные ею обещания, Джемма уехала бы в Фонтхилл хоть сейчас. Стрейндж бросил ей перчатку, но герцогиня не могла принять его вызов, и это ее сердило.
Конечно, негодник знал, что она не решится поехать. Она поняла это по его глазам, в которых читалось и некоторое пренебрежение, и даже совершенно бесполезное для нее одобрение.
Джемме страстно захотелось забыть об этикете, о пресловутой репутации и поехать к Стрейнджу. Но… Уехать в имение, пользовавшееся столь скандальной славой, значило бы подвести Бомона. Нет, герцогиня решительно не могла себе это позволить.
Конечно, ее французские подруги разразились бы смехом, узнай они о ее дилемме. Они полагали, что забота о мужьях и чести – удел жен третьего сословия, буржуазии. Да, жизнь в Лондоне оказалась гораздо сложнее, чем в Париже, при французском дворе.
Когда-то, много лет назад, переезд в Париж совершенно избавил Джемму от робости. Она появилась во французской столице совсем юной, одна, без мужа, ее приняли в Версале, и она сразу стала обыгрывать местных любителей шахмат. Любого из этих обстоятельств было бы достаточно, чтобы смутить большинство дам, но не женщину из семейства Рив, как с гордостью думала Джемма.
Однако, разглядывая миссис Паттон, Джемма, даже будучи не робкого десятка, почувствовала некоторую растерянность, причем без всяких видимых причин. Более того, костюм миссис Паттон, невысокой хрупкой шатенки, выглядел довольно эксцентрично, и одно это должно было породить у Джеммы чувство превосходства.
В отличие от большинства присутствовавших в зале дам, одетых в платья с короткими оборками и боковыми турнюрами разнообразных размеров, миссис Паттон не украсила себя ни завитыми локонами, ни оборками, ни турнюрами: на ней были длинный, до бедер, камзол, подогнанный по фигуре, и голубая расклешенная юбка, собранная сзади в крупные складки. Но самое поразительное, что из-под отворотов камзола выглядывал жилет! Эта женщина носила жилет! Джемма внезапно ощутила себя помпезно разукрашенной рождественской елкой.
Обступившие миссис Паттон люди обсуждали какие-то экслибрисы и гарнитуру, о которых Джемма не имела ни малейшего понятия. Наконец невразумительная беседа закончилась, и миссис Паттон повернулась к Джемме.
– Мне уже давно хотелось познакомиться с вами, ваша светлость, – с лукавой улыбкой сказала она. – Я весьма наслышана о вашем мастерстве шахматистки.
– А я – о вашем, – с легким поклоном ответила герцогиня.
– Боюсь, мне до вас далеко. Филидор не дал мне ни одного шанса на победу, когда мы с ним сыграли в прошлом году здесь, в Лондоне. Но он рассказал мне о вас, причем отзывался о вашем мастерстве в таких превосходных выражениях, что я загорелась желанием видеть в вашем лице коллегу по Лондонскому шахматному клубу. Надеюсь, мне не придется уступать вам свое место там, и мы обе сможем стать единственными женщинами в избранной сотне.
