В двух шагах от могил стоял круглый кованый железный стол, на квадратном газоне вокруг него – четыре стула.

Очевидно, именно здесь леди Мендль угощалась чаем. В саду, самом очаровательном месте своей виллы, как она и написала. Лицом к своим дорогим собачатам.

Я прошел между стелами, направив радар к земле. Следы эпитафий исчезли, стертые временем и мхом. Ненастье потрепало камни, по углам выросли мхи и грибы. Укрытия, которое им обеспечивало большое дерево гингко билоба, было явно недостаточно для защиты. Но фотографии собак в медальонах под слегка выгнутым стеклом были видны очень хорошо.

Аппарат вдруг завибрировал. Я стоял там, где не было стел, – между вторым и третьим памятником. Поднес экран поближе к глазам.

Я смотрел, как на экране медленно появляется изображение, сначала размытое, потом все более и более четкое, туннеля, уходившего в сторону дворцового парка.

– Иди ко мне! – Эмма покачивалась, протянув к нему руку. Другой она медленно расстегивала застежку-молнию своего комбинезона. Пьер подался в ее сторону, как пьяный.

– Ты с ума сошла! Здесь же камеры везде!

Их тела, свободные от силы притяжения, начали медленный танец.

– Иди же, – повторила Эмма, комбинезон которой был расстегнут уже до талии.

Она подплыла к нему и обняла. Ее волосы ласкали ему щеки, двигаясь, как занавес, вокруг их лиц. Куда исчезли их спутники? И сколько у них времени? Десять минут, пять? Пьер хорошо это знал: этот волшебный момент – на выходе из слоя атмосферы, когда белые сиденья кабины втянулись внутрь, чтобы дать пассажирам испытать невесомость. Но сколько на это отпущено времени? В присутствии Эммы он забывал обо всем.

Его первое путешествие над Землей. Электронные команды мигали на консоли. Голубой шар, изборожденный белым, в иллюминаторе. Облака над Америкой. Но он ничего уже не видел. Он танцевал с Эммой медленный танец в космосе.

Пьер медленно протянул руку и нежно прикоснулся к ее груди. Эмма на ощупь нашла застежку-молнию на комбинезоне Пьера и расстегнула ее. Нетерпеливая, она стянула с него одежду, не отрывая от него взгляда. Провоцирующая. Агрессивная.

Пьера охватило безумие, ярость, толкавшие его к ней. Он сходил с ума от желания.

Тела повернулись в воздухе. Он возьмет ее, немедленно. Пьер обнял Эмму за талию, чтобы прижать ее к себе, другой рукой схватился за эластичную ленту, висевшую на стене. Обернул ее вокруг их бедер и сжал изо всех сил.

Снятые комбинезоны летали по кабине.

Тело Эммы взвилось, когда он вошел в нее. В ту же секунду он услышал звук открывающейся двери.

…Пьер, вздрогнув, проснулся. Повернулся в постели с блуждающим взглядом, схватил телефон, чтобы посмотреть, который час. Полпятого. Он лег спать меньше двух часов назад и дремал урывками.

Он услышал поскрипывание в коридоре. Здесь, на вилле «Трианон», паркет скрипел, перила тоже. Да, он отлично слышал, как открылась дверь, и это было не только во сне. Эмме тоже не спалось? Однако ей не надо было выходить, чтобы найти ванную: в каждой комнате была своя, как в отеле. И сделаны они были не вчера: уже в 1940 году на вилле оборудовано шесть ванных комнат, Эмма рассказывала.

Пьер поднялся, приоткрыл дверь и услышал, как скрипнула дверная ручка.

Он отлично видел.

Это Гранье. Гранье вышел из комнаты Эммы! Никаких сомнений, это была ее комната. Дверь чуть подальше, на противоположной стороне. Деревянная табличка с большим «Я». Самая большая комната, выходившая окнами на двор, которую обычно занимал Дэн Баретт.

Он удивился, что Эмма выбрала эту комнату. Он бы никогда не поселился в комнате умершего человека – хоть Баретт умер и не здесь. Она сделала это, чтобы находиться по соседству с Гранье? Ему Эмма выделила комнату рядом со своей, где жила Бесси, любовница Элси. Комната «Ты»! И отправила Пьера в другую часть коридора, выходящую на сад, покои по имени «Эмма», названные в память об Эмме Браун, дочери банкира, посещавшего «Трианон» во время «безумных лет».

– Запутываю следы, – улыбнулась Эмма, заходя в комнату, носившую ее имя.

Ему эта улыбка показалась заговорщической.

Несколько секунд они находились одни в этой комнате, пока Гранье устраивался в своей. Пьер с удовольствием наблюдал за Эммой, которая показывала ему ванную комнату, открывала встроенные шкафы, поворачивала краны, чтобы проверить, работают ли они. Перед уходом она подошла к Пьеру.

– Желаю доброй ночи! В конце концов, надо отдохнуть.

Она подставила ему щеку и быстро обняла. Он стоял, опустив руки, преодолевая желание коснуться ее.

Когда Эмма ушла, он подумал, что еще никогда женщина не будила в нем такого желания. В конце концов, может быть, влечение к Эмме вызвано ее безупречной грудью. Фиксация фетишиста, реликт подросткового возраста. Но едва эта идея пришла ему в голову, как он тут же отказался от нее.

Грудь Эммы – лишь верхушка айсберга, если вообще уместно так выразиться.

Пьер смотрел, как Гранье на цыпочках перебегал несколько метров, разделявших комнаты. Внезапно Гранье повернулся в его сторону. Пьер отпрянул от двери. Заметил его писатель или нет? Видел ли он, что дверь приоткрыта? Какая разница… Он, конечно, счастлив продемонстрировать свои отношения с Эммой. Может быть, даже нарочно скрипел половицами.

Мразь какая! Конечно, с утра Гранье провел успешную атаку. А она не отказала. Он переспал с ней? Пьер не мог в это поверить. Нет, это невозможно! Не может быть! После того, что они испытали вместе! Но надо признать очевидное: Гранье выходил из спальни Эммы.

Пьер сжал руки в кулаки. В глубине души он едва ли верил в чудо. Счастливая улыбка Эммы, ее медленные жесты, нежность, пылкость, стоны. Уходя с пляжа, она сказала ему, что впервые в тот день земля ушла у нее из-под ног.

Она ломает комедию?

Пьер попытался прогнать отвращение, поднимавшееся в нем. Сегодня ночью у него есть дела поважнее, чем мысли об этом.

Мир на краю хаоса. Знать бы, что Эмма оказалась права, притащив их сюда. Потому что Пьер уже сомневался в цели их приезда: нагрянуть в этот дом, не зная, где Баретт спрятал цифры кода – даже не будучи уверенным, что они здесь, – это ли не безумие? Тоже идея Эммы. За каким чертом он поехал за ней? Он здесь – один из придворных, готовый подчиняться ее капризам.

После бессонной ночи он весь день будет видеть мир в черном свете. Он знал, что стоит ему провести бессонную ночь, и он погружался в депрессию. Это сильнее его. Везет тем, кто умеет мало спать, – живут в два раза дольше, а может быть, в два раза лучше.

Пьер натянул джинсы и рубашку, надел ботинки и спустился по большой парадной лестнице. Эмма сказала, что все комнаты – полностью переделанные Дэном спустя восемь месяцев после покупки дома, – снабжены терминалами, соединенными с центральным сервером. Но компьютеры, за которыми работал сам Баретт, стояли в его спальне и библиотеке. Может быть, стоит начать поиски в этой комнате? Направляясь туда, Пьер, кажется, понял, откуда шел свет, который он сразу заметил из своего окна. Из одной из комнат на первом этаже, готов поклясться. Но кто мог там быть? Охранник жил в маленьком домике у въезда. Гранье с Эммой наверху…

Неужели Эмма все время притворялась?

Он не мог отвязаться от этой мысли. Эмма! Она ведь еще уговаривала его перед уходом:

– Постарайся поспать. Ты, наверное, совсем без сил…

Все со своей лукавой улыбкой.

– …и завтра в семь утра в большой гостиной, ладно?

Конечно, ему и на секунду не приходило в голову, что она ляжет в его постель. Воспоминания о Колльвилле и мысе Манвье всплыли в его памяти. Ему гордиться нечем. Как и ей, конечно. Но после происшедшего не укладывается в голове, что Гранье займет его место!

Пьер дошел до нижних ступенек и бросил взгляд в застекленную входную дверь. Аллея освещена несколькими фонарями, закрепленными на деревьях.

Вдруг раздался сигнал его мобильного.