– Еще одна пророческая фраза вспомнилась мне только что, когда я оставляла ключ у администратора. Год назад, во время нашего уик-энда, Дэн увидел, что я убираю ключ от бунгало в небольшую чашу около двери. Смеялся до упаду. Я сказала ему: «Как Ингрид Бергман в „Нескромном“, помнишь этот фильм?» Он мне ответил тогда: «У каждого свои отсылки. Я положил ключ от мира в Версале, как Людовик Четырнадцатый».

Гранье слушал, явно заинтригованный.

– Баретт обожал Версаль, я знаю, – скорчил он гримасу. – Мне ли не знать! Он заставил меня прорыскать целую ночь по Большому Трианону от пола до потолка, чтобы попытаться найти первоначальные планы садов. Труд психа. И все впустую…

Казалось, что, произнося последние слова, Гранье как бы споткнулся. Эмма предположила, что он подумал о шведской хранительнице, которая была с ними в тот день. Знал он что-нибудь о ее смерти?

– Действительно, вы подпитали его страсть, – ответила она. – Но знаете, эта неудача не вызвала у него неприязни к Версалю. Он был так очарован им, что в конце концов купил там роскошную виллу. Дважды меня туда приглашал. Но Амелия ненавидела этот маленький дворец. Так что это было его личное убежище, эксклюзивное владение. Если он хотел спрятать цифры кода в месте, известном только ему, вдали от сотрудников и семьи, то это действительно Версаль.

– Понимаю, – согласился Гранье с серьезным, почти суровым выражением лица. – Конечно, моя машина в вашем распоряжении! Но я не могу позволить вам отправиться туда одной.

– Я не одна, Пьер Шаванн тоже… потому что, даже если я найду код, я не знаю, что с ним делать. Я не так много понимаю в программировании. Для Пьера это легче легкого.

Пьер! Эмма вдруг вспомнила, что не попросила подождать ее. Когда они завтракали вместе, он беспокоился о том, как ему перевезти оборудование. А если он уже придумал, как?

– Все же будет лучше, если я поеду с вами, – сказал Гранье.

Она согласилась и набрала номер Пьера. Занято. Он разговаривал или сеть опять сбоит? Он позвонила ему в номер. Безрезультатно.

– Слушайте, Жан-Филипп, я в отель. Надо его найти.

– Я с вами. Заодно и чемодан соберу.

Регистраторы ничего не могли ей сказать, кроме одного: Пьер еще не оплатил свои счета. Это значит, что он еще в Арроманше. Один из сотрудников видел, как Пьер уходил из отеля, но не знает, куда он пошел. Где его искать? Эмма собралась посидеть в холле, когда заметила двух техников, которые закрывали двери большого зала для конференций.

– Прошу прощения… Вы не знаете, где Пьер? – торопливо спросила она.

– По-моему, он хотел перекусить, – ответил тот, что постарше.

– Наверное, пошел в «Ла Марин», – сказал второй.

– Давно?

– С полчаса, думаю, – произнес первый, глянув на часы.

– Надо же, а я только оттуда! – с сожалением сказала Эмма.

Почему они не встретились? Возможно, он сидел в зале, когда она была на веранде с Гранье. Какая разница. Она вышла из отеля и побежала в «Ла Марин».

– Вы кого-то ищете? – спросила женщина, сидевшая рядом с кассой ресторана, заметившая появление Эммы.

– Да. Одного мужчину, который хотел перекусить, – сказала Эмма, обводя взглядом ресторан.

Женщина из «Ла Марин» улыбнулась ей.

– Высокий месье, один, брюнет, тридцать пять – сорок лет?

– Совершенно верно.

– Я говорила с ним. Говядины больше нет, потому что поставок вчера не было, в таких-то условиях! Клиенты довольствуются рыбой. В конце концов довольствуются – это слабо сказано! У нас сегодня налим под шубой, ванильный соус, гарнир с капустой, чего бы еще желать…

– Он уже ушел?

– Да, поел за пятнадцать минут. Не захотел рыбу.

– Вы не знаете, куда он пошел?

– Он сказал, по-моему, что ему надо на кладбище в Колльвилле.

– На кладбище? В такой час?

– Я поняла, что у него там какое-то дело.

– Но как он отправился туда?

– У него же был грузовик для перевозки аппаратуры, верно? До Марселя бензина не хватит, но до Колльвилля всего пятнадцать километров.

Эмма поблагодарила женщину и побежала в отель к Гранье.

– Какой идиот! – воскликнул писатель. – Кладбище в Колльвилле! Осматривать достопримечательности в таких обстоятельствах!

Эмма выбрала бы для характеристики Пьера другое слово.

– Знаете, я сама собиралась туда съездить, с дочерью – она должна была приехать завтра. Мы хотели провести здесь три дня. Место замечательное, мне жаль, что приходится уезжать.

– Да, берег прекрасный. Особенно дальше на север, в Котантен, Гури, Барфлер… Там места более дикие. Здесь все же многовато американских флагов.

Гранье вдруг понял свою оплошность. Или сделал вид, что только что ее заметил.

– Какой я хам! Забыл, что вы американка.

– Всего наполовину.

– Я могу заслужить прощение?

Эмма улыбнулась ему. Она его не упрекала. У него был просто явно выраженный антиамериканский рефлекс, как у многих французов, особенно из интеллектуальной среды. Всем им непросто признать, что их соотечественники сходят с ума по «Звездным войнам» Лукаса и что «Титаник» собрал во Франции самую большую кассу за всю историю кино.

Эмма даже не могла упрекнуть его за то, что он сказал о Пьере: она не представляла себе, что ее любовник в таких обстоятельствах «прожигает» бесценное топливо, чтобы навестить могилы американских солдат.

– Что же делать? – спросил писатель, кладя руку на запястье Эммы. – Поедем без него?

Она натянуто улыбнулась:

– Я вам уже объяснила. Мне нужны его знания.

Эмма чуть не сказала «мне нужен он». Но она не хотела, чтобы Гранье догадался о том, что произошло между ними. «Нужно беречь сокровенное», – подумала она. И еще потому, что Гранье ее настораживал, несмотря на то что она не понимала: он в самом деле пытался ее соблазнить или только делал вид? Искренней ли была эта ироничная улыбка? Даже многозначительные взгляды казались преувеличенными; она не могла быть женщиной в его вкусе, ведь он встречался с кинозвездами и моделями весом по сорок килограммов. Гранье старше ее на десять лет, но это она была слишком старой для него.

– Значит, едем его искать?

– Я постараюсь дозвониться до него, – сказала Эмма, ища в сумочке сотовый.

– Мало вероятности, что связь есть.

Действительно, ее не было.

– Вы правы. Значит, поехали, – согласилась Эмма, беря сумку. – Вы знаете, как проехать в Колльвилль?

– Без проблем. Дорога только одна, и она недалеко. Я был там в прошлом году, фильм снимали. Сценарий по моему роману «Розовый велосипед». Ардити играл крестника Жана Мулена. Девять миллионов телезрителей, в прошлом месяце фильм шел по France Televisions. Успех! Сейчас в Ницце снимают продолжение, я провел там три дня в начале недели.

Заинтригованная, Эмма смотрела на Гранье. Раньше, когда они вспомнили о Катрин Страндберг, он сказал, что во вторник вечером он был на телепередаче в Париже. Она подумала, допрашивали ли его полицейские, расследовавшие смерть Катрин Страндберг?

– Смотри, Дэн! Радуга!

Склонившись над бассейном Бального зала, возбужденная, как девчонка в цирке, ты показывала пальцем на каскад, потоком лившийся с амфитеатра. Луч солнца, проникая в основание занавеси, рисовал смягчения тонов, вызывавшие у тебя восторг: ленты желтого, оранжевого, красного, индиго и фиолетового цвета танцевали под менуэт Люлли… Туристы, пришедшие смотреть на большую воду, восторгались ракушками, привезенными с Мадагаскара и закрепленными на лестницах невидимой латунной проволокой. Боскет Ракушек в этот день представлял зрителям балетную постановку воды и солнца, но прежде всего пел гимн новым колониям Людовика XIV.

Ты завидовала «королю-солнце» и его двору, слушая чакону Амади.

– Подумать только, они танцевали под эту музыку! Под луной! Ах, мне бы туда!

Габриэль, руководитель смотрителей, поддерживал твое сумасбродство, рассказывая о тайнах ночных балов. В центре этого зала на открытом воздухе мраморная платформа, окруженная маленьким каналом, на которой и происходили танцы. Оркестр занимал места полукругом, расположенные на верхней части каскада, где находятся еще три бассейна, украшенных ракушками. На позолоченных круглых столиках на одной ножке стояли жирандоли и фонари. Спереди на второй половине амфитеатра зрители находили место на засаженных травой ступеньках.