Высаживаясь из такси в аэропорту, зажав телефон под подбородком, держа в руках сумку, я пытался продолжить беседу, шагая к стойке регистрации.

– Катрин, вы же встречались с ним два года назад, так, с этим садовником? А потом? Он вам не позвонил потому, что еще не нашел искомого доказательства?

На секунду воцарилось молчание.

– Не могу вам сказать. Надо его спросить.

– Как его зовут на самом деле, этого доброго человека?

– Мишель Костеро… Нет, Костелло. Хотите, чтобы…

– Да, дайте мне его координаты.

Я хотел бы быть вежливее с Катрин. Но ничего не поделаешь, я автоматически заговорил командным тоном.

– Я еще не в офисе, а с собой у меня их нет… Я передам вам их по электронной почте, хорошо?

– Да, Катрин, спасибо.

– Можно узнать ваш адрес?

– Записывайте… treo… [email protected].

Я поколебался перед тем, как дать ей самый личный адрес. Тот, которым пользовались только мы с тобой. Но дело было чрезвычайное.

– Тре… как-как?

– Treo. T-R-E-O treo@com.

– О'кей.

– Катрин?

– Да?

– Хочу поблагодарить вас за день. Сплошное удовольствие.

– Мне тоже было очень приятно.

– Я уверен, что мы с вами еще встретимся.

– Зависит только от вас…

– До свидания!

– До свидания, месье Баретт.

Перед отключением ее голос прошептал мое имя, словно на выдохе.

«Я уверен, что мы еще встретимся». Я произнес эту фразу исключительно по привычке. Вынужденный встречаться с людьми, которых никогда не вижу во второй раз… Так и Катрин. Я знал, что в моей памяти она присоединится к череде незавершенных встреч, которыми полнится жизнь. Мне лично это неважно. В этот вечер, уезжая из Стокгольма, я вспоминал, что ты сказала мне однажды об этой фатальности пунктирных встреч. Тебя они утомляли. Приводили в отчаяние. Но не было ли это отчаяние, в конечном счете, одной из прелестей существования? Счастье «мельком» должно заставлять страдать, нет? Может, это и есть одно из лиц счастья?

Когда самолет начал снижаться над Нью-Йорком, то есть спустя восемь часов, я включил компьютер. В папке «Входящие» лежало письмо Катрин. 

Света звезд не хватало, чтобы осветить тропинку. Эмма и Пьер шли медленно. Они прошли залитую гудроном дорожку, затем змеившуюся в основании мыса тропинку. Говорили тихо. У Пьера не было времени ответить на замечание Эммы насчет Интернета, но теперь он не хотел возвращаться к этой теме.

Они сели на большой камень над Голд Бич. Золотой пляж, как его окрестили генералы 6 июня. «Слишком красивое название для поля битвы», – подумала Эмма. Несколько секунд молчания, едва нарушавшегося шумом волн внизу, у их ног. Поцелуй, еще два.

– Почему я? – внезапно спросил Пьер.

Вопрос застал Эмму врасплох.

– Потому что…

Она понимала смысл его вопроса, но сомневалась, что сможет ответить. Лицо Пьера, море и песок вокруг подсказали ей почти непроизвольный ответ. – Потому что… ты красивый.

Он возразил:

– Надеюсь, не только поэтому?

На что он рассчитывал, задавая этот вопрос? Что она объявит, что влюблена в него с первого взгляда, что он – мужчина всей ее жизни? Конечно, нет, она не умеет врать.

С тех пор как они живут с Брэдли, она впервые обняла другого мужчину. Эмма никогда не пускалась в приключения на один вечер, о которых ей рассказывали подруги, проводившие, как она, каждую вторую неделю в командировках. Бизнесмены, с которыми она встречалась в отелях, где останавливалась, или предприниматели, к которым приезжала на переговоры, часто пытались приударить за ней – некоторые, казалось, чувствовали себя обязанными сделать это из галантности, почти что из вежливости, – но она всем мягко отказывала. Со временем она заметила, что некоторые слова, манеры, улыбки воспринимались как предложение. И тщательно их избегала. Кроме того, Эмма узнала, какие формы отказа меньше задевают мужчин: необходимая предосторожность, когда нужно поддерживать с ними деловое сотрудничество. Она отговаривалась – по порядку – избытком работы, нехваткой времени, физической слабостью, приберегая в качестве последней меры самое обидное: «Вы не в моем вкусе». Железная причина, единственная по-настоящему верная – «Я не хочу обманывать мужа», – как ни странно, была наименее эффективной. Говорить донжуану о верности – все равно что размахивать красной тряпкой перед носом у быка. Против бабников есть только одно средство, теоретически более надежное, чем намек на верность: прямое объявление своей нетрадиционной ориентации. Но после этого ситуация могла стать еще опаснее. Одна из подруг совсем недавно говорила, рассказывая о себе: «Все больше мужчин носятся с мечтой вернуть лесбиянку на верный путь…»

Эмма не знала, как объяснить Пьеру: она сама не может определить то, что она чувствует к нему. Для начала, почему она сама ему позвонила? И, кроме того, почему он против всех ожиданий обнял ее на дороге? Она догадывалась по тому, как он сформулировал вопрос («почему я?»), что он не из тех мужчин, кто пользуется любым удобным случаем. Во всяком случае, раньше, в «Супра Дата», такого за ним не водилось. И Эмма решила рассказать ему правду, надеясь, что он в нее поверит. И что поймет.

Он никак не среагировал на ее рассказ. Он ей снился, хорошо. Но почему она вкладывает в этот сон нечто большее – странное, почти навязчивое желание? Ему тоже снятся сны. Часто одно и то же: радость в тот день, когда он выиграл первый турнир регби, падение в бездонные пропасти, красивые девушки, так, ничего особенного. И тем более ничего такого, что после пробуждения превращалось из сна в знак судьбы.

Пьер был женат уже пятнадцать лет и всегда хранил верность жене. В университете он встречался с несколькими девушками, но после знакомства с Кларой поклялся себе, что, если у него получится ее завоевать, он никогда не посмотрит в другую сторону. И сдержал клятву. Несмотря на сюрприз, который открылся ему позднее, или, если быть точным, некий изъян Клары. Помешательство на потреблении, возраставшее с каждым годом совместной жизни. Сначала Пьер не обращал на это внимания. Клара хотела, как все соседки, ходить на занятия в спортзал в Club Med, а не VVF. Хорошо. Но постепенно она поднимала планку: Мальдивы зимой, кухня Boffi за тридцать тысяч евро, шторы в тон коврам, Smart вместо Twingo и так далее. Конечно, он проводил много времени в офисе – особенно с тех пор, как переехал в Марсель и взялся за фирму брата, и смотрел на увлечение жены как на законную компенсацию за те вечера, когда он сидел за своими компьютерами.

Пьер говорил об этом с Анитой, проводившей психологический тренинг на фирме. Вместе с ней он составил карту фрагментов своей жизни: часть, посвященная его роли отца, супруга, главы фирмы и т. д. Третья в списке стала слишком важной, но Пьер не переживал по этому поводу. В остальном бояться Кларе было нечего. Он не обращал внимания на других женщин. Размеренное существование и соответствующая репутация – и количество предложений со временем уменьшалось.

В любом случае, если бы он выбирал «дополнительную» женщину, он не подумал бы об Эмме. Конечно, она не оставляла его бесчувственным. При их первой встрече, когда в «Супра Дата» их начальник представил друг другу, он подумал: «Надо же, а вкус у старика еще есть». Но что-то в ней не давало ему покоя. Отсутствие мягкости и женственности. Раздражение, которое он испытывал, видя ее на работе. Ее успех казался ему слишком быстрым и даже незаслуженным.