Убитого человека в маске осмотрели Аридаков и Сажин. Винт стоял немного поодаль и не принимал участия в страшных смотринах. Он видел его ещё до смерти и хорошо знал. Знали его и люди из ФСБ, потому что он был всегда на виду и на слуху у людей. А тем более занимал хороший пост в областной администрации и носил значок депутата городской думы. Считался богатым человеком в городе: имел свой бассейн, тренажёрный зал, несколько магазинов и ресторанов. Но это то, что было на виду у всех, как бы верхушка айсберга. Хозяином официально он считался, но владельцами была его многочисленная родня из ближнего зарубежья, а точнее из Азербайджана. А настоящий его бизнес уходил далеко вниз огромной глыбой и простирался по областям Сибири, заполнял имеющиеся пустоты, замораживал жизнь в глубинках, делая людей зависимыми от него, превращая их в рабов. Его КамАЗы с цистернами, с привычными мирными надписями «молоко» и «бензин», день и ночь шли с маленькой узловой станции – везли дешёвый суррогатный спирт. Но сам же хозяин всегда оставался в тени. И в силовых структурах, и во власти знали, кто за этим стоит, и не трогали. Проходил негласную проверку в ФСБ, но дальше никогда дело не шло. И увидеть его сегодня здесь для всех было шоком.
Первым подал голос Сажин, обратившись к Винту:
– Ты что, не мог его до смерти не убивать?
– Да не привык подранков отпускать – зверьё в подранках злое… А эти особенно: у них всегда всё куплено.
– Верно говоришь, только как отписываться?
– Закон – тайга…
– Да не всё так просто. – Сажин посмотрел на Аридакова. – За ним большие люди стоят, многих прикармливал.
– Попоститься тогда не грех! Да и не я эту стрельбу начал… А с кем он был – сами за ним придут, нам-то он ни к чему. Я вот только не понимаю… С такими бабками, что же он киллера не нанял, а сам пошёл?
– Должен каждый внести вклад, своими руками…
Сажин обернулся на заговорившего вдруг Самаритянина.
– Ты знаешь, кто он?
– Координатор от радикального ислама.
– И он тоже был в Братстве?
– Он там с комсомольских времён. Секретарём был когда-то райкома комсомола в одном из районов Новосибирска, но сам пришёл к теням.
– А чем им Ворон помешал? Бизнес?
– Да нет! При чём тут бизнес? Им тоже, видимо, известно, что Ворон – князь, как говорит Данила.
– Пусть даже так, пусть князь, пусть граф, но что может измениться с его смертью?
– Прервётся родовая нить судьбы, прервётся связь небытия и яви. И вот тогда во власть, качаясь тенью, вступит Навь и будет править Русью. Теперь я точно знаю, почему хранил Данила столько лет «живую воду». Чтоб не нарушить законы равновесия! Вы не задумались над тем, что привело вас всех сюда? Кто вас позвал и для чего? Я лишь склоняюсь к одному. Вас память позвала и вольный род Невзора. Вы все потомки его рода…
– А что же позвало тебя?
Самаритянин резко обернулся на голос. Перед ним стоял Леший, которого он никогда не видел, но знал о нём всё или почти всё.
– А ты, наверное, Леший? Зачем же спрашиваешь? Ответ ты знаешь – ты истину познал…
– Быть может, знаю. Виной тому, что здесь ты, прерванная нить.
– Какая нить? О чём ты?
– Та, что связывает человека с его родом через века.
С самого утра Леший ходил по урочищу, пытаясь отыскать хоть какие-то следы пребывания ночных гостей. И вот за два километра от охотничьей базы увидел на реке свежий след пристававшего к глинистому берегу катера. По следу на глаз определил, что катер был большой, а по отпечаткам обуви на песке и на наносной глине – на берег выходили где-то человек десять. Следить, куда они ходили, он не стал, потому как знал: на холм с двумя каменными вершинами. А вот вернулись ли они на катер, не узнал, так как не нашёл следов обратно к воде. Допускал, конечно, что выкинули большой трап и люди не оставили обратных следов, возвращаясь на катер. Но почему-то не верилось, что люди вернулись. Уже под вечер шёл по берегу реки к базе и окончательно понял, что люди остались, спрятались, растворились в тенистой прохладе леса и ждут ночи, чтобы сделать то, ради чего пришли сюда.
Перед самой поляной, где открывалось озеро, вдруг увидел, как тонкая девичья фигура в белом сарафане метнулась между стволов. В голове промелькнуло – это она, Ведея! Он побежал, запинаясь за открытые кедровые корни, и, поскользнувшись на гнилых грибах, ударился головой о дерево. Небо, мелькавшее среди зелёных крон, закрутилось, потом соединилось с землёй, и перед глазами появилась не убегавшая, а идущая к нему его Ведея. Он встал, покрутил головой, стараясь избавиться от наваждения и боли, – видение исчезло. А может, его и не было? А была усталость в глазах от напряжённого поиска следов и отпечатков.
Он привалился спиной к дереву и курил сигареты одну за другой. Сколько уже времени прошло после его комы, в которой он впервые увидел Ведею! И вот сегодня вновь мелькнула она перед его глазами. Она такая же, как прежде! Да разве может она измениться? Она же в памяти… И навсегда останется такой, какой была. Он, Леший, будет стариться, а её не берёт время – оно не властно над ней.
И разве могут сделать что-то приплывшие сюда люди? Конечно нет! Потому что они люди! И навсегда останутся ими – они не станут никогда богами, потому что боги рождаются и живут на небесах. А земля… Она существует для людей: плохих и хороших, вольных и рабов. Человек сам выбирает, каким ему быть, и может меняться в зависимости от условий и жизненных ситуаций. И ничто иное, а только его память, накопившая за тысячелетия опыт выживания, опыт жизнеустройства, опыт противостояния той или иной беде, подскажет и направит на правильный путь.
Вот почему важна родовая нить! И если она прерывалась до времени, то продолжатель рода на какой-то ступени жизни оставался без этих подсказок. Он больше не видит свой дальнейший путь, тот, что начертан ему, и начинает копировать, как живут другие, делать, как делают они, и считает это правильным… Но он повторяет чужую судьбу, идет не своей дорогой и только потом понимает это, потому что не ощущает радости на душе от своей жизни. Живёт потому, что жизнь продолжается, и он выстраивает свою судьбу сам по чьему-то подобию. Но так могут только сильные люди, сильные духом.
А у слабых другая дорога… Слабые же, почувствовав тупик и вакуум вокруг себя, перестают сопротивляться, перестают искать выход и, словно дохлая рыба, плывут по течению: куда вынесет, куда прибьёт. Одни от душевной неустроенности садятся на иглу, другие находят отдушину в вине. Некоторые же, не удовлетворённые ни тем ни другим, прибегают к петле.
Леший достал последнюю сигарету, скомкал пустую пачку и бросил её под ноги. Мысли о родовой нити, пришедшие ему в голову, холодком затронули плечи. Если всё это так, как он думает, значит, Братство Теней изначально, с давних времён, преследовало свои цели, шло тем путём, который показывала их память. Но много среди них тех, у кого эта родовая нить прервана, и они живут, как собратья, хотя могли бы жить по-другому…
А пример тому – Васька. Он вернулся на правильный путь, потому что попал к Ворону, а до этого старался быть похожим на Блина. Значит, не было у него своего пути – шёл чужим, жил чужим умом.
Только человек может сам определить и выбрать, какой дорогой ему идти. Этому невозможно научить. Можно заставить, но тогда человек становится рабом. Вот почему ушёл род Невзора в небытие – он был и остался вольным. На земле бы уничтожили его, а он стал недосягаем ни для кого, он несёт в нашу память мысль, что руссы были всегда вольными. И пока род в небытии, не отнять у русского народа понятие, что такое свобода и воля!
Леший поднялся и пошёл к вотчине князя – охотничьей базе. Для него всё стало на свои места. И когда услышал слова Самаритянина, ответ его не заставил никого ждать.
Ворон лежал посреди двора, накрытый волчьей дохой. Он уже был не в бессознательном состоянии, а просто крепко спал сном уставшего человека. На все просьбы Марии и Винта перенести Ворона в дом дед Данила ответил отказом. Также запретил его будить кому бы то ни было. Пояснил не отходящей от Ворона Марии, что проснуться он должен сам, без чьей-либо помощи. И чтобы лежал Ворон только на земле, точно так, как сам Данила лежал пятьдесят лет назад, когда лечили его старые люди.
