– А ведь нечистое, видно, это место. Недаром такой мужик, как Винт, в петлю полез – не мне чета…
И отогнал сразу от себя эти мысли: на ночь о таком думать – до утра не дотянешь! Страх, он с ума сведёт… Ещё раз всмотрелся в огни у холма: как плясали, так и пляшут. И опять мысли нехорошие. А люди ли это? Вроде как люди, только почему-то все сплетаются, как тени от костров, словно от пламени отблески отрываются и пляшут человеческими фигурами. Странно и удивительно, но тем не менее страшно… Снова побежал в свою сторожку, четыре запасных магазина затолкал в карманы да по радиостанции передал в город в охранное предприятие. В ответ передали: на базу никого не пускать, утром с ним свяжутся. Ну, вроде и отлегло от сердца. Уже вроде как и не один. Может, он сам на себя страху напустил? Может, это просто рыбаки? А все в округе знают, чья это база, и на рожон никто не полезет. Вот и не подошли близко. Хорошо, если так, только опять предчувствие, как тошнота, подкатило, думать не даёт ни о чём другом. Впервые с ним такое! Забрался на открытый балкон сауны, положил карабин на перила. Вроде всё тихо! Отсюда хорошо наблюдать за всем, что происходит.
И тут опять Леший всплыл в памяти. Вернее, слова его: «Отсюда всё и начнётся! Вот только закончится ли?» Что он имел в виду – не знал Васька: Леший как бы и не с ним разговаривал, а сам с собой. Может, и ещё с кем – разное ведь про него говорят. Дошло до того, что чуть ли не инопланетяне его забирали да потом под лесину и подсунули, чтобы всё забыл. Только Васька этому не поверил. Что, инопланетянам делать нечего – под лесину его толкать? Камнем бы хлопнули по голове – и делов-то! А теперь вот слова его словно подстегнули Ваську! Знает, видно, Леший, что-то такое, что никому не ведомо, только не открывается. Может, и правильно делает. Люди говорят в Буранове, что человек к нему иногда ходит, только видеть того человека не каждому дано. Думал: сплетни! Мало ли чего наговорят? Только слушай! Но теперь как бы на свои места всё становится. И вот он… Не такой уж и пьяный был, когда с Блином бабу хотели прищучить, помнит, как всё было. А разве забудешь, когда харю всю развалила? Зубы можно было чистить, не открывая рот. Теперь вот и у сына… Вздохнул Васька скорбно: «Видно, за мои грехи расплачивается…»
От холма доносились глухие удары бубнов. Веселье там не утихало, а на одной из каменных вершин вспыхнул странный огонь. Он, словно огромная свеча, вонзился голубым жалом в ночное небо. Над ним не было ни дыма, ни искр. Издалека казалось, что огонь нарисован, так как пламя огня было неподвижно – казалось, застыло на каменной вершине. Васька протёр глаза и поднёс к глазам бинокль. Он ещё наводил резкость, как вершина вновь погрузилась в беспросветную ночь.
Перед утром, несмотря на то, что в нём жил ночной страх, Васька уснул, уткнувшись головой в перила. Солнце поднялось уже высоко, когда он во сне задел рукой карабин, и тот со стуком грохнулся на пол. Васька подскочил и в испуге глянул с балкона. Боялся: вдруг во время сна кто-то проник на территорию охотничьей базы. Но стояла тишина, одиноко куковала поздняя кукушка, гудели осы, свившие своё гнездо прямо над головой Васьки. Он вжал голову в плечи от мелькавших ос и направился к лестнице. Открыв входную дверь и задрав голову на раскрытую калитку ограды, чуть не споткнулся, увидев человека, сидящего на нижней невысокой ступеньке.
– Как ночевалось, Василий?
– Тьфу, напугал! Ты откуда здесь, Леший?
– Я? Да приехал утром… А ты что, такой боязливый стал? Случилось чего? Глаза у тебя красные – пил небось всю ночь или луну разглядывал? – Леший, смеясь, кивнул на висевший на Васькиной груди бинокль. – Вид у тебя, парень, и правда неважнецкий.
– С похмела… Как же! Попьёшь тут! Всю ночь не спал, страхов натерпелся – не приведи господи! Черти какие-то приехали, костры жгли у холма. А потом… Может, спросонья показалось – не знаю… только так не бывает! Мало ли я костров видел…
Леший насторожился, уже не шутил с Васькой, видел, что обеспокоен егерь не на шутку.
– А чего, Василий, не бывает?
– Да костёр потом кто-то на одной из вершин запалил…
– Ну, Васька! Мало ли кому в голову пришло огонь запалить на вершине? А ты струхнул? – Леший расхохотался. – Насмешил! На Эльбрус люди лезут, имена на скалах пишут – и что из этого? Ты, Вася, по железной дороге не ездил! От Иркутска до самой Читы все скалы расписаны. – И снова засмеялся. – В основном простые надписи, например: «Здесь был Вася».
– Не костёр это был, Леший! Зря смеёшься! Огонь от дров голубым не бывает!.. А вот ещё мне странно, почему ты здесь? Чего забыл в этой глухомани? Или позвал кто?
– О чём это ты, Василий?
– Ты знаешь, о чём… Не зря ты сказал, что отсюда всё начнётся. Так что начнётся, Леший? Мне здесь жить…
– Пойдём, посмотрим на твои костры.
Леший, взяв у егеря бинокль, двинулся на балкон по лестнице. Но сколько ни изучал местность перед холмом: ни костров, ни людей не обнаружил. Но, вскинув голову, увидел, что люди действительно были. На одной из двух вершин, на небольшой площадке, из камней была сложена пирамида полтора-два метра вышиной, которой раньше там не было.
– Прав ты, Васёк! Кто-то был на гольце! Только камни там ворочал зачем?
– Сегодня хозяин людей пришлёт, может, и сам приедет. Найдут, кто был и зачем!
– Приедет, Вася, приедет! Только не всесилен он, как и люди его. Да и не один он приедет сюда…
Леший снова спустился на крыльцо. Удивил его сегодня Васька: догадался вдруг, что неспроста Леший сегодня сюда приехал. А всё ночной сон! Да не сон это был – видение. Знал теперь Леший, чем сон от ночного предсказания отличается: явственностью и неразмытостью – словно воочию всё видишь, а потом – мгновенное пробуждение. Это сон при пробуждении можно забыть, а видение – никогда, постоянно оно о себе напоминает. Вот потому-то и сорвался ни свет ни заря. Жене только и сказал, чтобы скоро не ждала: дела у него в лесу. Восемьдесят вёрст по воде отмахал без остановок, даже баки с горючим менял на ходу, чтобы мотор не заглох, – спешил. И видимо, не зря, зашевелились тени…
Про Братство Теней Леший узнал год назад. Возвращаясь вечером с охоты в зимовье, что на Каменной речке, обнаружил двух незнакомых мужиков у себя на участке. Те сидели на берегу реки, обустроив палатку с кострищем, и изнемогали от безделья. Леший долго наблюдал за ними, не выходя из-за широкой разлапистой ели. Он старался уловить тему разговора, чтобы определить, что это за люди и какая нужда привела их в эту глухомань. Было ясно, что эти люди не охотники, хотя дорогие ружья стояли прислонёнными к небольшой берёзе. Да и вообще… Мало они находились в тайге, так как ни один из них не обратил внимания на кедровок, поднявших стрёкот на всю округу при приближении Лешего к незнакомцам.
Выждав ещё пару минут, после того как мужики повернулись к реке, шагнул за их спины, чем отделил их от быстрого доступа к оружию.
– Природой любуемся? Или как?
Леший видел, как вздрогнул высокий, но, обернувшись, не подал вида, что появление человека было для него неожиданностью.
– Природой – а чем ещё? Однако долго вы ходите.
– А вас кто-то сюда пригласил? – Леший в упор глянул в глаза высокого. – Что мне вас тут выжидать? Я своей дорогой хожу, по своему путику, чужие не переступаю. А вы что на чужом участке делаете? Да и охота любительская здесь запрещена – так что, мужики, не туда вы, кажется, попали…
– А ты не спеши. Никто в этом мире не знает, туда он или не туда попал, никто не ведает своей судьбы. Тебе ли этого не знать, Леший? По рассказам, ты даже был вне его…
Леший сначала оторопел:
– Вне чего?
– Вне мира, Леший, того, что нас окружает.
В уме стал прикидывать, кто же это может быть? Прозвище знают, о его странностях тоже наслышаны.
– Уже интересно. Знать, прямой дорогой ко мне шли, не заплутавшие… И что же от меня надо?
– Да пока ничего! Мы только приглядываемся – узнать хотим, тот ли ты человек, за которого выдаёшь себя… Нам ты не нужен, нам нужен твой сын!
