Хотя немой люд исчез давно, никто уже и не помнил когда, колдуны и черные жрецы остались. Мало кто из них мог понимать древний звериный язык, но всем он и не надобен. Если злое начало проявится у всех, друг друга убивать начнут, чтобы только быть главными. И его, слепца, тоже давно бы уже убили, только ведь боятся, знают силу его.

А народ собрать вокруг себя – самое простое. Вон и монахи собрали. И у него поводыри в разных землях, да почитай во всех монастырях и приходах. Изнутри, тайком веру ломают. А когда последнюю жертву, последнюю ветку княжеского рода, который хоть как-то с непокорёнными будет связан, найдут да изведут, вот тут-то род Невзора и выйдет из небытия. Пусть не скоро это будет, но это время придёт, и тогда подземный бог воскресит их из мёртвых, и они будут жить вечно. И тогда преисподняя станет раем.

В середине круга стояла плетённая из свежего прутняка корзина, в которой захлёбывался от плача небольшой – годовалый – ребёнок. Он цеплялся руками за края корзины, но не мог выбраться. Корзина качалась из стороны в сторону, а не опрокидывалась. Никто не подходил к ней. Но вот смолкли бубны, и живой круг пал на колени, а из темноты, перешагнув человеческие блестящие от пота тела, в круг света ступил человек, облачённый в чёрное рубище с капюшоном. Его лицо не имело ни бороды, ни усов. Оно было обожжено и стянуто тонкой синеватой кожей. Человек мог еле открывать стянутый рот. Со стороны он походил на рыбу, вытащенную на берег, а скрипучий голос, будто человек не говорил, а открывал ржавые железные двери подземелья, наводил страх. Вместо глаз, словно два очищенных яйца, торчали бельма. Он был слеп, но вошёл в круг без поводыря: он чувствовал огонь, чувствовал дыхание каждого человека. Ноздри его раздувались, как у загнанного коня, и он то и дело с шумом втягивал в себя воздух и булькал горлом. Потом человек, потянув носом, как зверь, ищущий добычу, направился к корзине. Наклонился над плетёнкой и за ножку, словно щенка, достал заплаканного ребёнка:

– Мы возрадовались, Властитель тьмы! Было мне видение! Жертву тебе приносить через каждые шестьдесят шесть лет, начиная младенцем и до седого старца. И сейчас впервые я, твой верный слуга, тебе жертву творю, плотью и кровью. Возьми сына Судислава! Изведи огнём! И пусть душа его останется навсегда во власти твоей! А нам укажи путь и дай нам таинства немого народа! Дай нам тайну превращения! Чтобы и нас, как и древний народ, боялись и несли дары в пещеры наши!

Завыла по-звериному павшая ниц толпа.

– Мои поводыри проведут меня, куда ты укажешь! И мы принесем тебе царство! Не только под землёй, но и над землёй!

Голые люди двинулись на четвереньках к огню. И взвыла толпа! Тянула к нему тени-руки, и сквозь тихий плач ребёнка хриплые сдавленные стоны неслись над голой вершиной:

– Нас! Выбери из нас! Мы хотим увидеть Всемогущего!

– Вы – дети тьмы и преисподнего огня! У вас великое назначение – нести учение. Вы все, поводыри, не зрячи в истине, но понесёте истину других! И с пеною у рта её восхвалите, юродствуя на паперти или на лобном месте. И вас послушают! Юродством жертву будете творить – так Ему потребно.

И пока слепец говорил, никто не смог произнести ни единого слова. Только шумел огонь, вырываясь из расщелины, да изредка щёлкали нагретые добела камни. И тогда, словно злые осы, летели, звеня и жаля обнажённых людей, маленькие раскалённые осколки.

– Вот и пришёл твой час. – Слепец сдавил ножку ребёнка и по-волчьи оскалился. – Всех изведу!

Взметнулся подземный огонь, получив маленькое тельце, затрещал, и полетели искры в чёрное небо. И снова ударили бубны. И опять заплясала, завертелась толпа, воя и лая, словно пьяный мёд вместо крови потёк по жилам. И опять вместо голых людей на вершине в свете пламени стали изгибаться и переламываться тени. Опять на земле катался живой потный клубок. Царапали себе лица, рвали немытые сальные волосы, хватали за черные полы балахона слепца, кричали неистово:

– Мы видим Его!!!

Слепой же оборотил лицо на огонь, произнес:

– Ищите непокорённый род Невзора и путь в тот мир, в котором он исчез. И как только у последнего из княжеского рода померкнет в глазах солнце, мы станем править на всей земле…

Тот страшный день для колдуна, творившего сегодня жертву, мог бы стать последним, если бы не его предки, давшие ему знания, как хорониться в случае, когда люди потеряют страх перед ним и решат, что он должен сгореть на костре. Когда зажгли люди Судислава избу без окон, скрылся он в небольшой яме под полом, только вот лица уберечь не смог.

При старом-то князе он остерегался читать свои подлинные заклинания, которые имеют настоящую силу над простыми смертными. Старался тихо жить, травами лечил, знахарем прослыл, да только украдкой нес то, чему его учили в пещерах черные жрецы. А княжьего сына Судислава сам притянул к колдовству и в тартарары с ним ходил – показал, на что обречен будет вольный человек в новом времени. Только князь непростой оказался: решил воспользоваться чужими знаниями, но без колдуна. Как стал править сам, страх перед ним потерял. Зелье ему переходное нужно было, только оно ведь никогда ему не принадлежало. О нем ведь только волхвы знали да чёрные жрецы. Только жрецы немого народа со звериными повадками не то зелье делали – от него старели быстро и умирали в новом мире, куда переходили, а то, наоборот, из крепких мужиков в младенцев безумных превращались. А у волхвов же по-другому: бессмертными становились. Видно, силен пока их Даждьбог. Но теперь видение колдуну было, а значит, всё поменяется. Да и первая жертва дьяволу – сын княжий. Поквитался колдун с ним. Только вот надолго ли? Не смирится князь, искать будет и всех его людей на кол посадит.

Колдун шёл по горной тропе с поводырём, положив свой посох ему на плечо. Под ногами хрустели, перекатывались мелкие камни осыпи, под этот шорох и хруст хорошо думалось.

– Отведи меня к монастырю, что за рекой и острожной стеной. Там в обители писца найдёшь, он мой слуга, поможет схорониться. Сам при монастыре тоже будешь. От моей руки ни на шаг, а не то прокляну!

– Не могу я там жить при попах! Я уж лучше при скотине буду, – промямлил жалобно молоденький поводырь. – Тягостно мне с попами…

– Обвыкнешься! Письму обучишься для блага Братства. Напишешь кровью чёрную скрижаль. Мы сохраним, что знаем и умеем, что предки наши нам оставили. И мы должны донести это потомкам, кто встанет на наш путь, чтобы продолжить то, что не успеем. А память человеческая слаба…

Поводырь повернулся что-то сказать, но посох колдуна уперся ему в глазницу.

– Кривым остаться хочешь? – Слышал колдун, как задрожал поводырь. – Никогда не перечь своему владыке! Ты теперь до конца дней своих слуга мне!

– Но я же молод, а ты стар, и ты скорее меня умрёшь!

– Я есть бессмертный, я есть зло…

– А я? Я тоже зло…

– Нет, ты не бессмертный – ты поводырь. Ты только по моему пути идёшь и следуешь моим указам. Мои ученья в люди понесёшь…

– Смогу ли я? Послушают ли люди?

– Не так уж трудно подчинить неизощрённый разум. Тем паче неокрепшие умы. Все люди жаждут волшебства да чуда! А сладострастия в утехах?… Хотя не говорят, но мысленно в грехе купаются, пуская слюни. Боятся, но ворожат! Судьбу познать хотят и отвратить плохое. Но это путь, ведущий к бесу! Их стоит только подтолкнуть: кому-то дать надежду, кому утехи, а кому богатство! А где раздор внести…

– А как же быть с душой, владыка?

– С душой? На всё своя цена и мера. Кто за алтын отдаст, кто за сундук с добром, а кто за лобызание с чужой женой простится.

– Но почему вдруг на меня сей выбор пал?

– На то было видение мне!

– Но ты слепой, владыкаа!!! Как же ты видение видел? – стал заикаться и крутить головой поводырь, словно хотел тоже увидеть видение колдуна.

– А ты глупец, вот потому и поводырь. У меня другое зрение. – Голос колдуна стал дружелюбным. – Я вижу грядущее… Через видения ко мне приходит бог подземный!