И она разразилась рыданиями, глотая слезы и силясь справиться со своими чувствами.

Он хотел убрать свою руку, но она вцепилась в нее, не желая, чтобы он уходил, и положила его руку на свое плечо, а затем уткнулась лицом в его галстук.

Несколькими минутами позже, после того как он погладил ее по плечу по меньшей мере раз сто, уговаривая ее осушить слезы и сказать ему, в чем же она хотела ему признаться, Джулия наконец перестала плакать. Она взяла предложенный платок из его рук и громко высморкалась.

– Я такая глупая, – причитала она, промокая глаза мягкой белой тканью. – И всегда была, вы же знаете. У меня ветряная мельница в голове, так обычно говорит Ларри…

– Чепуха, моя дорогая, – перебил ее Эверард успокаивающе.

– Но это правда! – заспорила она, снова прерывая его. Она слегка отстранилась от него, потом схватила его руку у локтя и сжала. – Вы должны были уже понять, что я не имею и толики ума моей сестры! Но вы всегда предпочитали мое общество, а я… Я по глупости – и умоляю вас, не спорьте со мной, иначе я немедленно уйду! – я делала что-то ужасное, и вы должны простить меня, вы должны!

Эверард почувствовал нежность к Джулии, получая огромное наслаждение от ее искреннего порыва, ее исключительной красоты, доброты ее сердца.

– Скажите мне, – произнес он тихо, – но знайте заранее, что вы уже прощены – и так всегда будет.

Джулия изумленно покачала головой.

– Почему вы так добры ко мне? – спросила она. – Иногда я вас не понимаю. Но не обращайте внимания на это. Я солгала вам о ночи в Опере. Это была не я. Да, меня там вовсе не было. Я знаю, что это поразит вас, но там была Диана, переодетая мною.

Эверард глубоко вздохнул, чувствуя облегчение оттого, что она сказала ему правду прежде, чем он спросил ее.

– Я знаю, – ответил он просто. – Знаете? – спросила она, прижимая ладони к своим щекам. – О, не могу передать вам, какое я испытываю облегчение! У Дианы были свои причины. Понимаете, она…

Он прервал ее:

– Что ж, неважно, какие у нее были причины! Я их не знаю. Все, что я могу сказать, так это то, что очень благодарен вам за правду. Я узнал об этом…

Он почувствовал, как его щеки начинают гореть от чувства вины при воспоминании о том, как всего две ночи назад он держал Диану в своих объятиях и горячо целовал ее, наслаждаясь этим.

– Я узнал об этом вскоре после того, как это случилось. Зачем вы сказали, что были со мной на маскараде? Или вы перепутали одно из своих приключений с другим?!

– Да, я знаю, – сказала она, опустив глаза на свои розовые атласные туфельки. – Это было очень глупо с моей стороны, я поступила нехорошо!

– Но зачем? – спросил он опять, и его прежнее чувство тревоги вернулось с новой силой. Что она скажет, хотел он знать. Как она ответит ему? Что побудило ее поступить так?

– Потому что для меня было чрезвычайно важно, чтобы вы попросили моей руки. Мне хотелось стать вашей женой почти так же сильно, как Диане.

– Так же сильно, как Диане? – переспросил Эверард изменившимся голосом.

– О, да! – воскликнула Джулия, откидываясь назад на диванные подушки.

Однажды признавшись в своем преступлении, дальше она легко говорила все.

– Она была влюблена в вас с самого начала. Да, именно так, хотя я не думаю, что она понимала это, пока вы не поцеловали ее в щеку на день святого Михаила. Господи, она вспыхнула, как сотня свечей, и секунду – о Эверард, это было самое смешное! – она вела себя так, будто собирается поцеловать вас, как жена целует мужа! Я помню это, потому что была поражена, увидев, что моя сестра может испытывать хоть какое-то сильное чувство, не говоря уже о любви. Она всегда в совершенстве владеет собой, как вы сами могли убедиться, и я всегда предполагала, что она останется старой девой, как бедная тетя Феб!

Эверард был уже не в состоянии следить за речью Джулии. Правда, которой он избегал все последние дни, нет, недели, возможно, даже месяцы, теперь вышла наружу, и от этого никуда не денешься. Диана любила его, любила до отчаяния, до такой степени, что, забыв все приличия, встретилась с ним на маскараде в облике своей сестры!

Если бы только она осталась той ночью, вместо того чтобы убежать, напуганная внезапным появлением леди Эпплдор, возможно, он был бы сейчас обручен с ней, а не с Джулией.

Он покачал головой и тихо произнес:

– Я не знал.

– Вы не должны плохо относиться к ней. К тому же, я думаю, она скоро выйдет замуж. Мистер Бифорд совершенно точно решил заполучить ее, а он очень целенаправленный человек!

– Что? – спросил он. Он не слышал ее слов, потому что теперь начал понимать, что заставляло Диану с самого начала пытаться расстроить его помолвку с ее сестрой.

Джулия повторила свои предположения относительно шансов мистера Бифорда завоевать руку Дианы. Эверард должен был бы как-то отреагировать на ее слова и высказать свое мнение по поводу мистера Бифорда и Дианы, но он был все еще слишком потрясен и только кивал в ответ. Он понимал, что она все еще что-то говорит, но не мог отвечать ей.

– Эв! – он услышал, что она окликает его, и поднял голову.

– Да, любовь моя?

– Вы не слушаете меня. Умоляю, послушайте.

Он увидел, что она чем-то очень расстроена, и постарался оставить мысли о Диане и слушать внимательно.

– Я хочу вас кое о чем спросить, – сказала она и закусила губу, не сразу решаясь продолжить. Никогда она не выглядела более юной. – Я знаю, что мы с вами плохо ладили, по крайней мере, не так, как вы рассчитывали, и это моя вина. Но если я скажу вам, что собираюсь измениться к лучшему, я надеюсь, вы искренне ответите, когда я спрошу вас: Эв, вы уверены, что хотите жениться на мне? Я была для вас таким тяжелым испытанием в последнее время!

Она казалась такой беззащитной, когда смотрела на него, ее большие карие глаза были полны тревожного ожидания. Он знал, что в глазах общества и в своих собственных нес за нее ответственность и ни за что на свете не причинил бы ей боли, поэтому он с чувством ответил ей:

– Да, Джулия, очень-очень хочу.

Поднося третью ложку черепахового супа ко рту, Диана заметила изменения, произошедшие в манере, с которой Джулия бросила взгляд на Эверарда, улыбнулась, а затем вновь обратила свое внимание к мистеру Диттишэму, сидевшему справа. Она не могла припомнить, чтобы в течение последних трех недель она была испугана больше, чем сейчас: улыбка, взгляд, сияние любви в глазах Эверарда – все говорило о близости и взаимопонимании.

Черепаха, казалось, не пошла ей на пользу, и она внезапно почувствовала себя нехорошо.

Но после обеда Диана получила еще один удар, когда миссис Диттишэм, довольная тем, что она принимает в стенах своего дома такое блестящее общество, открыла музыкальный вечер в честь Эверарда и Джулии словами:

– Никогда за все годы я не видела, чтобы небеса так явно одобряли какой-либо союз так, как этот.

Стройная жеманная хозяйка поправила свою диадему и продолжала:

– Между национальным героем, который завоевал наше всеобщее уважение за годы его службы у Веллингтона, и Прекрасной Джулией, которую я люблю как собственную дочь.

Она повернулась и улыбнулась жениху и невесте, которые сидели явно смущенные лестью, так щедро расточаемой миссис Диттишэм.

– Мне остается сказать вам лишь одно: да благословит вас Господь!

Она захлопала в знак одобрения руками в перчатках, и к ней присоединились рукоплескания собравшихся.

Диана видела, что Эверард был неприятно поражен таким вниманием, а Джулия засияла вовсю и даже несколько раз грациозно склонила свою голову в сторону публики. Эверард взглянул на нее, и Диана почувствовала, как сердце замерло в ее груди, когда он поднял руку Джулии и поднес ее пальцы к своим губам. В толпе раздались одобрительные возгласы и крики, так что миссис Диттишэм с трудом смогла восстановить порядок в гостиной.

По крайней мере, дюжина молодых леди собиралась показать свое искусство на музыкальном вечере миссис Диттишэм. Диана согласилась добавить свое имя к списку только после того, как Джулия любезно попросила ее сделать это. Она объяснила, к большому удивлению Дианы, что всегда любила ее манеру исполнения. Диана была тронута и в то же время напугана все более очевидными изменениями в нраве Джулии. Никогда прежде она не проявляла даже малейшего интереса к способностям своей сестры к игре на фортепьяно.