– Тогда мне надо немедленно разыскать его и поблагодарить! За всю мою жизнь я ни разу не была так удивлена и обрадована!

Она побежала прочь из комнаты, оставляя Эверарда с леденящим чувством страха в груди. Он посмотрел на черноволосого мужчину перед собой и сказал:

– Это ведь ваших рук дело, не так ли? Кингзбридж не стал бы расточать свои деньги на такой экипаж.

Лоуренс кивнул головой.

– Вы сами видели, как она обрадовалась, и это все, чего я хотел.

– Я был бы очень признателен вам, мистер Бишэмп, если бы впредь вы постарались воздерживаться от желания доставлять ей подобные удовольствия.

– Я не хотел ничего плохого, – легко ответил Лоуренс. – Просто увидеть улыбку на губах подруги моего детства, к которой я чудесно отношусь.

Сказав эти слова, он повернулся и пошел к дверям.

Если бы Эверард не был так подавлен видом экипажа и восхищением Джулии по поводу подарка Лоуренса, он бы немедленно занялся поисками нового секретаря для лорда Кингзбриджа! Но он лишь взглянул на перебирающих ногами лошадей, вид сияющего розового бархата резанул ему сердце, и чувство глубокой досады, снедавшее его, дошло вдруг до отчаяния. Он опустил руку в карман и достал маленький томик избранных стихотворений Джона Мильтона, который он так заботливо выбирал в подарок для своей невесты.

Лоуренс помог Диане войти в дорожный экипаж, который должен был следовать за экстравагантным ландо Джулии и каретой, где уже удобно разместились ее отец и тетя Феб.

Когда слуга поднял ступеньки и захлопнул за ними дверцу, она обратилась к нему с веселой улыбкой:

– Как вам пришла в голову мысль одарить мою сестру таким роскошным экипажем? Это была отличная идея, поскольку вы должны знать, что Эверард ненавидит пышность!

Лоуренс ударил своей тростью черного дерева в пол экипажа, с нетерпением ожидая, когда можно будет ехать, и ответил:

– Я бы принял ваш комплимент, если бы действительно думал о чувствах капитана Эверарда, когда заказывал ландо для Джулии. Но, когда я делал это, меня совершенно не волновало, что капитану не понравится розовая отделка или лошади, украшенные лентами, как майское дерево. Мои мысли были только о Джулии и о том, как угодить ей!

Он посмотрел в окно на море провожающих, которые разражались аплодисментами каждый раз, когда Джулия привставала со своего сиденья и махала рукой ликующей толпе.

Диана смотрела на его профиль, не зная, верить ему или нет. Действительно ли он не собирался прилагать никаких усилий, чтобы расстроить Эверарда или создать ситуацию, в которой невеста могла вызвать чувство раздражения у своего жениха?

Однако по равнодушному выражению его лица, с которым он наблюдал за волнением толпы на площади, она поняла, что он сказал правду.

– Этим вы убедили меня больше, чем произнесением тысячи прекрасных речей, что любите мою сестру!

– Что? А вы сомневались?

– Иногда. Но больше никогда не усомнюсь!

– Не так уж важно, – ответил он с невеселой улыбкой, – усомнитесь вы или нет, главное, чтобы я сумел убедить Джулию прежде, чем мы прибудем в этот отвратительнейший из городов – Баф! Ужасное местечко! Как может такая умная женщина, как Феб, жить в таком провинциальном городишке?

Лоуренс уже успел завоевать самое теплое, дружеское расположение и тети, и отца Дианы. Феб обожала его, а лорд Кингзбридж, однажды примирившись с присутствием Лоуренса, вскоре тоже искренне полюбил его. Видя, как он хлопает Лоуренса рукой по плечу и ласково называет дерзким щенком, Диана поняла, что ее отец начал относиться к Лоуренсу как к любимому сыну.

Тетя Феб относилась к нему с такой же нежной привязанностью, как ко всем другим членам семьи. Но что сразило их всех, так это то, как Лоуренс умел управлять строптивым нравом Джулии. Одним-единственным замечанием он мог моментально остановить приступ истерики, которую она собиралась закатить. И если она еще продолжала дуться, он тут же предлагал какое-нибудь развлечение – была ли это игра в пикет, или крибедж, или в «Коммерцию», – и Джулия тут же забывала о своем негодовании, а неприятной сцене бывал положен конец прежде, чем она началась!

Конечно, так бывало только в отсутствие Эверарда. Все уже привыкли к тому, что, когда капитан присоединялся к их маленькому семейному кругу, в какой-то момент совершенно необузданная в своих чувствах Джулия начинала плакать или у нее портилось настроение. Эверард пытался успокоить ее тихими нежными словами, и вскоре она в истерике убегала в свою спальню, чтобы оросить слезами подушку, часто отказываясь потом вернуться в гостиную, ссылаясь на головную боль. Его раздражение становилось от раза к разу все более заметным. Однажды он даже ушел в середине вечера.

Та легкость, с которой Лоуренс командовал ею, и полное фиаско нежных уговоров Эверарда производили на всех сильное впечатление, в том числе и на ее отца, который, как видела Диана, все больше хмурился, снова и снова наблюдая за успехами Лоуренса и неудачами Эверарда. Однажды после очередной такой истории он, нахмурившись, повернулся к Диане и с сожалением покачал головой. Выражение испуга делало темней его голубые глаза. Позднее, как раз перед тем как пожелать ей спокойной ночи в коридоре перед ее спальней, он поцеловал ее в лоб и признался без дальнейших объяснений:

– Боюсь, я промахнулся, моя дорогая! Мне очень жаль!

Она поняла, что он имел в виду, и только выразила надежду, что он не будет очень сердиться на нее, если она попытается что-нибудь предпринять, чтобы исправить эту ошибку.

– Делай что хочешь, – сказал он. – Я не стану ни в чем препятствовать. Теперь я убежден, что Джулия выходит не за того мужчину.

Точно в пятнадцать минут второго – время, назначенное Лоуренсом для отправления кортежа, – кучер ландо Джулии тронул шестерку лоснящихся лошадей, и под крики людей, теснящих друг друга, чтобы лучше увидеть, как Прекрасная Джулия и капитан Эверард покидают Лондон, первые десять экипажей двинулись вперед, сначала медленно, а затем постепенно ускоряя движение по мере того, как процессия выезжала на почтовую дорогу, ведущую из Лондона на запад.

Позади Дианы в мягкой четырехместной коляске ехали леди Кловелли и миссис Диттишэм, каждая увенчана большой шляпой, украшенной лентами и искусственными цветами. Следующей была леди Эпплдор, которая отказалась сидеть с ними в коляске и путешествовала в собственном элегантном дорожном экипаже. Следом ехал охотничий экипаж, запряженный четверкой, которым по очереди правили друзья Эверарда – каждый с цветком в петлице. Парный двухколесный экипаж с сильными лошадьми серой масти, капризно ступающими по плитам мостовой, управлялся мистером Бифордом, затем ехал легкий открытый двухколесный экипаж старшего сына леди Эпплдор, потом высокий громоздкий фаэтон, управляемый ее вторым сыном, и замыкала процессию огромная старомодная карета, в которой сидела леди Мэри Кловелли – свекровь леди Кловелли.

В течение предыдущих нескольких дней все слуги, одежда и личные вещи были отправлены в фургонах в Кловелли-холл, где люди Лоуренса распределили их по спальням.

– Итак, вы уверены, что в Кловелли-холле все будет в полном порядке к нашему приезду? – спросила Диана Лоуренса.

– Если нет, – ответил он, удивленно приподнимая брови, – то я знаю трех человек, которые в ближайшее время останутся без работы.

Неодобрение, которое вызвали у Дианы последние слова Лоуренса, должно быть, ясно отразилось на ее лице, потому что он наклонился к ней, похлопал ее по руке и сказал:

– Не тревожьтесь! Эти джентльмены работали на меня так много лет и исполняли мои приказания с таким совершенством, что я буду поражен больше, чем вы, если вдруг окажется, что я должен уволить одного из них или их всех!

Как бы то ни было, Диана не могла не удивиться тому, как идеально была организована поездка. Ни разу их не задержали ни на одной заставе, и она заметила, что на каждой из них их ждали верховые сопровождающие – два впереди группы, два сзади.