– Я знаю. Но ей уже не больно, – сказал он, прижимая ее все сильнее. – Я помню, читал однажды о том, что Иисус был в сердце своего Отца, и я стараюсь думать о Бекки также. Иисус не оставляет нас, он помогает нам жить смеясь и щебеча, как это делала малышка. Она любила поболтать.

Дыхание Рэчел из прерывистого перешло в ровное и спокойное.

– Правда? – чуть слышно спросила она.

Каждый момент, проведенный в играх с этой милой четырехлетней девочкой, вспыхнул в памяти Джейка с небывалой живостью. Один за другим.

– Да, она… она… – Больше он ничего не мог сказать.

Рэчел проснулась счастливой, умиротворенной. Она снова была со своим викингом. Но на этот раз все было по-другому. Никаких драконов. Только он и она, он и его Валькирия в объятиях друг друга. Ветер трепал их волосы, когда они плыли по радуге в… Валгаллу.

Вдруг Рэчел вспомнила, где она, повернулась и посмотрела на место рядом. При бледном свете луны она увидела, что никого, кроме нее, нет в постели. Чтобы быть уверенной, она осторожно пошарила по нежной меховой накидке. Джейка не было. Он, наверное, снова спит в сарае. Неожиданно она погрузилась в пучину одиночества. Это было что-то большее, чем одиночество. Она чувствовала себя грубо отвергнутой, и от этого снова расплакалась. «Не будь такой простофилей!». Она села и вытерла слезы со свирепым упрямством. «Он знает, как ты устала».

Полностью проснувшись, Рэчел подсунула под голову подушку. Она почти успокоилась и натянула огромное одеяло почти до подбородка, чтоб не продрогнуть.

«Да, – думала она, – он был так мил, так заботился. Принес в своих огромных ведрах воды, чтоб она могла вымыться. И как он стоял в сарае, пока она не закончила. Я уверена, он был там. Не раз я посматривала в окно, пока сидела в корыте. Потом он помог ей приготовить ужин. И твердо настоял, чтобы она отправилась в постель, пока он мыл посуду. Во второй раз за четыре дня».

Он определенно не получил то, ради чего так старался. Веселье охватило ее, когда она вспомнила ухмылку, появившуюся на лице Джейка в тот первый день, когда мистер Дорсет вызвал его на улицу и объяснил, какие у нее «достоинства».

Он, конечно, уже не тот грозный гигант, каким казался в первую встречу. Но все же, тот ли он, кого она хотела бы в мужья? Как он может быть тем? Они пришли из миров столь разных, что странным является даже сам факт разговора на одном языке. Джейкоб Обейдо Херувим Стоун – человек с гор, первопроходец, колонист – и Рэчел Элизабет Чэмберс, изнеженная, образованная, такая порядочная леди.

«Да, мы такая пара, – думала она. – Я думаю, что если захочу поговорить с ним, придется приносить ящик и становиться на него». Картина, как она тащит ящик на поясе своего фартука показалась ей такой нелепой, что она рассмеялась. Откинувшись, она засунула руки под голову. «Да, я была вырвана из одной жизни и просто засунута в другую. Это так же точно, как мной играет магический страшный дьявол… или, может быть, меня принес сюда древний корабль викингов по небесам».

В своей другой жизни она просто бы вышла замуж за Гордона Стилла или кого-то, похожего на него. Вежливый, здравомыслящий, с многообещающим будущим – скучным будущим.

Его одежда всегда будет в полном порядке, как у человека, пришедшего на похороны.

Мистер Маклин, несчастный мистер Маклин. В Пеории человек, имеющий такой очевидный успех, принимался бы со всеми соответствующими почестями. Но покрой мужского платья, пожалуй, мало значит для кого-либо в Орегоне. Особенно для Джейка, принимая во внимание его грубое обращение к Маклину. Или может, Джейк был таким дерзким из жестокости?

Ее губки проказливо улыбнулись. А может ли мужчина ревновать женщину, которую он по-настоящему не ценит и не любит?

Внезапно она вспомнила, как неловко она себя чувствовала, как была смущена, когда обнаружила, что Джейк наблюдает у ручья. Ее лицо вспыхнуло.

Почувствовав себя разоблаченной, она спрятала руки под мягкое одеяло. Одна рука легла на грудь. Она снова почувствовала, как холодные пальцы брызгали ледяную воду на шею, на плечи, на ложбинку между… двумя бугорками, ставшими от холода более упругими. Она опустила руку на твердые холмики с торчащими сосками. Когда ее пальцы прикрыли их, страстное желание пронзило ее тело.

Нигде в медицинских книгах не упоминалось, чтобы женское тело впадало в такое состояние от одной мысли о мужском прикосновении… о прикосновении рук Джейка. Если она загорается от одной только мысли об этом, что будет, когда он действительно обласкает все ее укромные местечки?

Сообразив, что опасно быть захваченной эмоциями, она почувствовала движение мышц, заключавших путь в ее лоно. Вместо того, чтобы прекратиться, яростное желание нарастало, и в первый раз она поняла правоту слов «плоть слаба», которые она слышала во время проповеди в церкви так много раз.

«О мой Бог». Внезапно она выпрямилась. Она должна постановить эту странную измену со стороны ее тела, подумать о чем-то постороннем. Но о чем? Женщины. Да, те высокомерные женщины. Неужели всегда будет так? Неужели она никогда не освободится от этого позорного пятна на своей репутации? Отверженная.

Рэчел подтянула ноги и обхватила их руками. «Отверженная», – думала она, положив подбородок на колени. Всего лишь раз грубо перепутали и вот – словословие. Неприятная компания не позволила ей даже приготовить несчастного ребенка к похоронам.

«Бедная малышка… ты не должна. Я не должна думать о грустном, только о том, как сейчас малышка Бекки, как она прижимается к сердцу Христа, чувствуя защиту и тепло… Так же и я себя чувствовала, когда Джейк привлек меня к себе». Ее сердце трепетало подобно крыльям воробья, пульс участился. «Я должна гнать эти непорядочные мысли. Мама была бы шокирована. Была бы?» Рэчел подняла руку с колен. «А может и нет», – думала она, увидев свою маму, впервые для себя, другими, взрослыми глазами. Папа редко проходил мимо, не коснувшись ее. Рука на ее плече, легкий поцелуй в щеку. Частые взгляды. А сколько раз она заставала их обнимающимися…

Мысли о родителях, их руках и взаимной нежности переключились на нее и Джейка, на их объятия, когда ничто не разделяет. Кожа ласкает кожу…

«Мне надо остановиться. Мне никогда не удастся заснуть. Сколько времени?» Она посмотрела в окно на звездное небо. Нет даже намека на рассвет. Ей надо еще немного поспать. Спрятавшись под мягкое одеяло, она повернулась на свою сторону и закрыла глаза, но через несколько секунд они внезапно открылись.

«Так дело не пойдет. Мне надо бы согреть немного молока. Мама всегда говорила, что ничто так не успокаивает, как стакан теплого молока. Успокоить все мое тело». Она улыбнулась, наслаждаясь тем, что ее мысли приняли снова это же направление.

«Остановись!» Браня себя, она села и спустила ноги на пол.

Когда Рэчел вошла в общую комнату, горящие угольки привлекли ее внимание. «Хорошо, – подумала она, – я от них зажгу огонь». Она отодвинула качалку и прошла к печке. Раздув золу, засунула несколько щепочек и немного поленьев.

Скрестив руки перед собой, чтобы сохранить тепло, она наблюдала, как пламя лизало кучу дров. Она всегда испытывала удовольствие, стоя перед очагом, глядя на всеизменяющееся пламя.

Как и облачный закат, хотя эти две картины не были одними и теми же. Внезапно что-то прошуршало. Рэчел остановилась и огляделась. Моментально ослепленная темнотой, она неподвижно стояла. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела его. Джейк не был в сарае – он спал на полу у ее ног, лежа на шкуре медведя. Пальто из буйвола было отброшено в сторону, открывая его великолепные мускулы, прекрасную голую грудь.

Все свои мысли о нем она оставила в постели, а теперь они набросились на нее с такой силой, что ноги подгибались и тряслись. Ее созревшие груди стали твердыми и острыми, натянув ткань ее халата. Кровь стучала в висках. Жарко. Ей было так жарко. Она дотронулась до бретелек и развязала их, все еще не отводя взгляда от ровно дышащей горы, от груди, ровно вздымающейся, и густой шевелюры золотистых волос.