Шевалье тоже подошел к столу и наклонился, чтобы получше все рассмотреть.

– Нет, это просто очаровательно! – развязно заявил он.

Мадлен промолчала, но лицо ее запылало.

– О, Боже всемилосердный и все святые! – причитала она.

– Тит, – крикнул Сен-Себастьян, – да заткни же ей рот!

– Да, господин, – отозвался Тит и ребром ладони ударил Кассандру по шее. Удар был тяжел: пожилая служанка мешком рухнула на пол и осталась лежать.

Мужчины столпились вокруг мраморного стола. Они хранили молчание, напоминая школяров, ожидающих учительских наставлений.

Долго им ждать не пришлось. Сен-Себастьян, шевельнув ноздрями, томно произнес:

– Полагаю, нам следует перевернуть нашу красавицу. Этим, – он показал метелку, – лучше всего обрабатывать зад и ляжки. Вы, Донасьен, возьмите ее за руки, а вы, мой дорогой барон, – он коротко поклонился Боврэ, – за ноги. Остальные отвяжут ее и снова привяжут. Действуйте осторожнее, она может и укусить.

Эшил с любопытством смотрел на бамбуковую метелку, лицо его выражало явственный интерес.

– Это тот самый гребень, Сен-Себастьян?

– Мне неприятно разочаровывать вас, Эшил, но гребень не будет использоваться еще несколько дней. Нет, это совсем другое. Как оно действует, я вам сейчас покажу.

Мадлен извивалась, брыкалась, пыталась кусаться, но все это ей нимало не помогло. Ее со смешками, словно большую куклу, перекатили со спины на живот и вновь привязали. Теперь голова девушки свешивалась с края стола, а ноги, опять широко разведенные в стороны, вдруг жутко заныли. Она заскрипела зубами, когда Сен-Себастьян, деловито ощупав ее лоно, приступил к обещанному уроку.

– Это делается так. Бить надо быстро, но очень легко, не распаляясь, а просто постукивая, – объяснял он, нанося удары.– Ерунда, скажете вы. Но подождите. Через пару минут вы увидите, как эффективно это китайское изобретение. Я всегда находил, что китайцы – гениальный народ.

Мадлен уже начинала в том убеждаться. К местам, раздражаемым легкими прикосновениями бамбуковых прутьев, прихлынула кровь. Она струилась все жарче, и ягодицы девушки на глазах у затаивших дыхание зрителей покраснели. Кожа на них стала натягиваться, чувствительность ее возрастала с каждым новым ударом.

– Вот видите? – спросил Сен-Себастьян, опуская метелку.– Еще десять минут в том же духе, и попка нашей милой Мадлен увеличится вдвое. Она начнет испытывать жуткие муки даже от касания перышка или капли воды.

– Мы это проделаем? – алчно спросил Боврэ.

– Пока, думаю, нет. Но определенно попробуем это, прежде чем с ней покончить. Повышенная чувствительность ее ягодиц лишит нас множества удовольствий. Согласитесь, что развлекаться с особой, поминутно теряющей от боли сознание, довольно-таки скучно. Отложим китайскую плеть на потом.

Он собрался продолжить лекцию, но ему помешали. Французское окно, выходящее на террасу, с грохотом распахнулось, и в помещение ворвался Робер де Монталье. По полу веером разлетелись осколки стекла и обломки выбитых рам.

– Стоять! – крикнул Робер де Монталье, приставив мушкет к плечу и твердой рукой прицелившись в Сен-Себастьяна. Из-за его плеча с любопытством поглядывал на собравшихся граф Жервез д'Аржаньяк.

Мужчины, стоящие возле стола, пришли в явное замешательство, а Шатороз в испуге присел. Одного Сен-Себастьяна, казалось, ничуть не смутили новые обстоятельства – он, судя по искоркам, мелькнувшим в его глазах, даже развеселился.

– Добрый вечер, маркиз, – сказал барон, убедившись, что Робер не намерен спустить курок тут же. – Вижу, вы решили к нам присоединиться.

– Отойди от нее, негодяй!

– Ну уж нет.– Сен-Себастьян указал на Мадлен.– Ваша дочь – моя собственность, милый. Вы передали все права на нее мне, так что я могу делать с ней все, что угодно.

– Ты не можешь так поступать с ней, подлец! В глазах Робера полыхнуло безумие, голос его сорвался на крик.

– Почему? Потому что тебе самому этого хочется? – Барон обвел рукой своих компаньонов.– Уверен, эти господа подождут. Ты получишь ее… после меня. Право, Робер, удовольствия я тебе не испорчу.

Он игриво подшлепнул Мадлен, шлепок отозвался в ней болью. Она вскрикнула, Монталье задрожал.

– Отпусти ее, Клотэр, – хрипло сказал он.– Отпусти ее, и я останусь. Не важно, что вы потом будете делать со мной и как много времени это у вас займет. Я останусь.

– Конечно останешься, – любезно согласился Сен-Себастьян и в притворном удивлении склонил голову набок.– В самом деле, уж не думал ли ты, что тебе позволят уйти? Я полагаю, в письме все сказано ясно. Ты лучше других должен знать, что мои слова не расходятся с делом.

Жервез, по дороге успевший основательно приложиться к бутылке, подслеповато прищурился и вышел вперед.

– Боже святый, – с трудом выговорил он.– Что это вы тут творите?

– Готовим жертву к обряду.

Сен-Себастьян пренебрежительно отмахнулся от графа, что, впрочем, нимало того не смутило. С настырностью алкоголика, достигшего воинственной стадии опьянения, Жервез забубнил:

– Законами Франции возбраняется совершать такие обряды. Барон, позволяя себе подобные действия, вы можете оказаться в пренеприятнейшем положении. Немедленно развяжите ее.

– Уймитесь, Жервез, – огрызнулся Сен-Себастьян.– Сейчас говорят не с вами.

– Ах, сукин сын! – рявкнул вдруг д'Аржаньяк, выкатывая глаза– Если все вдруг примутся раздевать благородных барышень, привязывать их к столам и пороть, до чего докатится наше общество? – В приступе праведного негодования он обвел взглядом присутствующих.– Согласитесь, нас ждет анархия, господа!

Не обращая внимания на нудеж перебравшего графа, Сен-Себастьян сказал:

– Я человек нетерпеливый, Робер. Чем дольше ты будешь продолжать всю эту мелодраму, тем менее я буду с тобой любезен.

– Отойди от моей дочери, – ледяным голосом произнес де Монталье.

– И не подумаю.

Сен-Себастьян, не оборачиваясь, приказал:

– Тит, если этот глупец застрелит меня, я поручаю тебе расправиться с ним, но не сразу. Способ убийства можешь избрать сам. Остальным повелеваю повиноваться распоряжениям Тита.

Он дал слуге знак выйти из зоны прицела.

– Убийства, – заявил Жервез, хотя на него никто не смотрел, – подлежат разбирательству магистрата.– Он с достоинством повернулся и, хрустя битыми стеклами, двинулся к пролому в стене.– Задержите их, Робер.– Граф приостановился, покачиваясь и заложив руки за пояс.– Я погляжу, нет ли поблизости караульного офицера. Час, правда, поздний, но должен же кто-нибудь…

Сен-Себастьян, разматывая бич, произнес:

– Встаньте в сторону, господа.

Бич взвился в воздух как что-то живое и хищное, его тонкий кончик впился в горло Жервеза. Граф икнул и откачнулся назад, кровь залила его кружевное жабо. Сен-Себастьян подался вперед, словно рыбак, вываживающий крупную рыбу, затем резко дернул свое орудие на себя. В тишине, воцарившейся в комнате, раздался звук, похожий на треск сломанной ветви. Словно марионетка, у которой обрезали нити, Жервез рухнул на пол и там затих.

На мгновение все замерли. Затем с губ Робера сорвался вопль:

– Умри же, злодей!

Дуло его мушкета грозно качнулось. Раздался оглушительный грохот, порох взорвался, но пуля ушла в потолок, ибо проворство барона было ошеломляющим. Кончик его бича вырвал из рук Робера ружье, и оно с сильным стуком врезалось в шкаф со старинными музыкальными инструментами.

– Хватай его, Тит! – повелел Сен-Себастьян, свивая свое смертоносное орудие в кольца.

– Сейчас, господин, – отозвался Тит, подступая к Роберу. Мадлен, предупреждая отца об опасности, закричала.

Маркиз де Монталье отступил на шаг, нашаривая на поясе шпагу. Клинок с легким лязгом покинул ножны, маркиз сделал выпад, и острая сталь вошла в грудь звероподобного холуя.

Тит взвыл, схватившись за лезвие, но по инерции продолжал наступать. Его натиск непременно смял бы маркиза, однако ноги слуги зацепились за тело Жервеза, и гигант повалился на пол, успев лишь свободной рукой хлестнуть противника по лицу.