Но не это было главной его радостью. В январе Ольга родила сына. Его сына. Артем был на седьмом небе от счастья. Сына назвали Генрих. Имя не слишком православное, но не вызвавшее удивления в космополитичном Петербурге.

Впрочем, как ни странно, его ближайшим другом и советником, после барона, разумеется, стал теперь отец Людвиг, с которым они работали над созданием университета. После отставки с министерского поста, Артем смог посвящать этой работе больше времени, и она его увлекла. Отец Людвиг был очень интересным собеседником, широко мыслил, блистал глубокими для своего времени познаниями в различных областях. В прошлом настоятель кафедрального собора в Новгороде, после – капеллан католиков войска князя Андрея, теперь он был ректором Санкт-Петербургского университета. Отец Людвиг с самого начала своей пасторской деятельности заботился о создании школ для детей и об образовании паствы. Притом заботился не столько о пропаганде католичества, сколько о распространении знаний. За это он и был сослан Великим Инквизитором в Новгород еще восемь лет назад. Пожалуй, перед Артемом был один из первых просветителей наступающей эпохи.

Единственное, о чем сожалел барон, это то, что к этой работе нельзя было подключить покойного отца Александра.

– Знал бы ты, как много знал и понимал этот человек, – говорил он Артему, – жаль, что ты не успел с ним пообщаться, когда уже понял те вещи, которые объяснял тебе я. Он был потрясающим собеседником, всегда способным совершенно по-новому взглянуть на любой предмет.

– Он был членом нашего ордена и обладал теми же знаниями, что и вы? – спросил тогда Артем.

– Нет, ему это было не нужно, – ответил барон. – Такой мудрый человек, каким был Александр, может понять все сам. А тот уровень духовного развития, который был у него, намного превышает мой.

Теперь на стол Артема ежедневно ложились списки наиболее заметных ученых Европы. Было интересно читать о научных открытиях или даже «гипотезах», сделанных великими учеными мужами, которые еле дотягивали до уровня знаний ученика младшей школы из мира Артема. Впрочем, всему свое время. Артем представлял, как смешно выглядят «изобретения» ученых его времени для обитателей «центра», из которого пришел барон.

Сам барон тоже принимал участие в создании университета и сумел договориться с неким арабским медиком, попавшим в немилость у своего халифа, о преподавании на медицинском факультете. Это вызвало бурю негодования среди населения Петербурга, и прежде всего духовенства, как православного, так и католического. Была послана делегация к князю с прошением «не допустить лекаря нехристя до христианских страждущих». Вообще, отношения между двумя ветвями Церкви складывались непросто, но в этом вопросе они достигли потрясающего единодушия. На делегацию князь Андрей кричал так, как не кричал на ливонцев в битве на Великой, и, произнеся последнюю фразу:

– Серыми хотите быть, так дайте другим дальше собственного носа увидеть, – подписал поданное отцом Людвигом приглашение и сопроводительную грамоту для араба в Петербург.

Это событие было поворотным и в политической жизни страны. Как и предсказывал барон, новые придворные достаточно быстро организовали несколько партий и принялись увлеченно интриговать друг с другом. Достаточно сильная оппозиция сформировалась и против самого барона. Поскольку возглавлялась она боевым другом князя Андрея боярином Алексеем, то чувствовала себя достаточно уверенно.

Личного врага получил и Артем. Поскольку в его функции входил контроль за экономической политикой, его рекомендации периодически стали пересекаться с интересами казначея Великого князя, который имел совсем иное видение экономических преобразований. Связано это было не то с привязанностью к устаревшей феодальной модели, не то с его личными интересами. Он дружил со многими купцами и менялами, и Артем подозревал, что казначей втихую проворачивает какие-то коммерческие делишки. К марту схлестнулись они с Артемом не на шутку, и все это переросло в длительную чиновничью войну, сопровождаемую большим числом кляуз Великому князю на Артема от казначея и всех его друзей.

Короче, Артем вел нормальную жизнь придворного вельможи, государственного советника и счастливого семьянина. И только ежедневные занятия с бароном делали ее другой, совсем другой.

Они прогуливались по берегу Наровы. В этом году весна началась довольно рано. И потому десятки ручейков, журча, сбегали к реке, быстро несущей свои воды в Балтику. Но снег еще лежал во многих местах подтаявшими пластами. И вот по этому снегу неспешно шагали двое. Главнокомандующий войсками князя Ингрийского боярин Алексей, облаченный в легкий доспех, в шлеме и с мечом на поясе, и невысокий итальянец в богато расшитой золотом одежде, в накидке и шапке из меха серебристой лисицы. На боку у него висел длинный тонкий меч с витой золоченой рукоятью. На противоположном берегу реки грозно вырисовывался силуэт Нарвского замка. Говорили собеседники по-немецки.

– Да, вы правы, милейший граф Чиани, – говорил Алексей, – ваш план действительно великолепен. Впрочем, я не понимаю, в чем ваша выгода от всего этого.

– Ну, во-первых, я нахожусь на службе у его святейшества Папы Римского Климента VII, и те порядки, которые насаждает этот ваш сумасшедший барон, сильно беспокоят нас. Мы опасаемся, что Рункель убедит князя переметнуться на сторону наших врагов.

– Князь – мудрый и отважный воин, – отрезал Алексей.

– Не спорю, – спокойно и вкрадчиво произнес Чиани, – но вы ведь сами жаловались, что барон имеет на него абсолютное влияние. Князя Андрея пока не интересует то, что не касается его княжества и государств, граничащих с ним. Барон же опытный интриган и не преминет воспользоваться этим к своей выгоде.

– Вы абсолютно правы, граф, – высказался Алексей, – с тех пор как Андрей встретился с этим проклятым бароном, его словно подменили. Он не слушает более ничьих более советов, только Рункеля.

– Далее, – продолжал с улыбкой граф, – этот кошмарный университет, который создал барон с подручными, этот рассадник ересей.

– Ну, это дела поповские, – презрительно хохотнул Алексей.

– Не скажите, – запротестовал Чиани, – смута начинается с вольномыслия, а что является вольномыслием, как не утверждение таких бесовских университетов?

– Но в ваших же католических странах этих университетов полно, – изумился Алексей.

– Университет университету рознь, – наставительно произнес Чиани. – До тех, где преподают не освещенные святым учением Церкви знания, мы скоро доберемся, вот только разделаемся с Урбаном. Что же до остальных, то грамотные и преданные престолу святого Петра богословы всегда нужны. Но когда в христианскую землю призывают нехристианского лекаря, это не годится никак. Кроме того, все эти депутаты от низших сословий в думе подрывают общие устои морали. Если простой суконщик или пивовар решит, что может голосовать или не голосовать за закон, по которому надлежит жить целому государству, то далее он захочет руководить благородными воинами, такими как вы с князем Андреем. Эти заразные идеи передаются от страны к стране подобно моровой язве. Не успеем мы и глазом моргнуть, как наши сапожники из Милана и Неаполя тоже захотят думу по ингрийскому образцу.

– Да, здесь я с вами абсолютно согласен, – произнес Алексей, – чернь должна знать свое место.

– Ну вот видите, вы прекрасно понимаете меня, – просиял Чиани. – Ну что же, если все детали нами согласованы, я желаю вам успеха.

– Надеюсь, вы посетите нас в Петербурге, когда мы добьемся успеха, – произнес Алексей.

– Непременно, непременно, – расцвел в улыбке Чиани.

В тот же день Артема пригласили в бывшую резиденцию инквизитора, которую теперь занимала православная миссия, а вернее, представительство нового митрополита Новгородского Иоанна. Недоумевая, зачем потребовался попам, Артем с трудом выкроил полчаса и верхом прискакал к миссии. Когда он вошел в приемную, навстречу ему поднялся какой-то худощавый монах с желчным лицом и объявил: