Уже больше месяца он жил здесь. Тогда, в конце марта, когда он вывел к Нарвской крепости рыцарей и ландскнехтов, не желавших оставаться в Ингерманландии под управлением русского князя, им позволили переправиться через Нарову и приказали встать лагерем за замком. Потянулись дни томительного ожидания. Через две недели к ним приехал рыцарь, предъявивший грамоту от Гроссмейстера Тевтонского ордена. Он объявил, что все рыцари и ландскнехты могут поступить на службу в Ливонский орден или пройти через его территорию куда хотят. С Паоло же у него состоялся длинный разговор. Священник был вынужден рассказать все, что знал о событиях, сопутствующих перевороту и короткому правлению короля Иоахима. Закончив рассказ, Паоло обратился с нижайшей просьбой пропустить его через земли ордена в его родную Италию, где он намеревался принять пусть самый маленький сельский приход и удалиться подальше от хитросплетений политики на этой окраине христианского мира.

В просьбе ему было отказано. С елейной улыбкой эмиссар Гроссмейстера Тевтонского ордена сообщил, что Кенигсберг намерен восстановить германское доминирование в Северной Руси.

– Мы не допустим тех безобразий, – сказал он, – которые допустили по недомыслию Гроссмейстер Альберт, Иоахим и вы. Однако ваш опыт и ваше знание этой земли бесценны для нас. Поэтому мы нижайше просим вас остаться здесь.

Несмотря на изысканные выражения, было ясно, что Паоло посажен под домашний арест. С тяжелым сердцем священник отправился в Ревель, где снял дом на улице Пик. Нельзя сказать, что он бедствовал. Уезжая из Петербурга, он прихватил с собой казну короля. Разумеется, значительная ее часть пошла на выплату «выходных пособий» рыцарям и ландскнехтам, перешедшим с ним Нарову. Но не забыл Паоло и про свое «выходное пособие». Денег должно было хватить на покупку приличного домика в Италии и достаточно безбедную жизнь. Но сейчас он был вынужден сидеть в Ревеле, тупо уставившись на улицу. Единственное, чего он сейчас хотел, это вернуться в свою родную Италию и забыть все случившееся как страшный сон.

Дверь скрипнула, и Паоло повернулся, чтобы посмотреть на вошедшего. На пороге стоял граф Чиани.

– А, милый граф, какими судьбами? – вскрикнул Паоло, с огромным удовольствием переходя на родной итальянский.

– Услышал о печальных событиях здесь и поспешил узнать все сам.

– Да, граф, события необыкновенно печальные. Проходите, присаживайтесь.

Граф приоткрыл дверь и щелкнул пальцами. Тут же его слуга внес два золоченых кубка и кувшин вина.

– Я решил, что вы соскучились по хорошему итальянскому вину, – произнес Чиани.

– Как вы добросердечны, – произнес Паоло.

– Поддержать в беде соплеменника и собрата по вере – долг каждого итальянца, – произнес Чиани. Перстень с камнем небесно-голубого цвета на его руке сверкнул, когда он ставил перед Паоло кубок.

Они говорили долго. Слуга графа неоднократно ходил в соседнюю корчму за жареным мясом и другими яствами. Граф очень подробно расспрашивал Паоло о всех хитросплетениях восточной политики, в которых участвовал священник. Паоло все рассказал, не забыв упомянуть о своем страстном желании вернуться в Италию.

– Надеюсь, я смогу вам помочь, – произнес Чиани и снова блеснул своим небесно-голубым перстнем.

В конце разговора, когда Паоло, казалось, уже поведал все, что знал, и даже высказал все свои предположения и оценки, Чиани вдруг внимательно посмотрел на него и произнес:

– Мне кажется, вы не все рассказали, падре.

– Вы правы, – отозвался священник, – есть здесь нечто мистическое и необъяснимое для меня. Дело в том, что нами были найдены свидетельства присутствия в Ингерманландии агента некоего неведомого, но мощного языческого государства, поклоняющегося эллинским богам.

– Что? – Граф насторожился. – Расскажите поподробнее.

– Что рассказывать? – Паоло поднялся, открыл свой походный сундук и, порывшись, достал документы и деньги Артема, принесенные Филаретом. Граф принялся их внимательно разглядывать.

– Интересно, – произнес наконец он, – а кто человек, изображенный на этой, э-э-э, гравюре?

– Мы полагаем, что это и есть агент неведомого языческого правителя. К сожалению, арестовать его не удалось.

– Расскажите поподробнее все, что вы знаете о нем, с самого его появления в Петербурге, – полупопросил, полуприказал Чиани.

И снова слуга побежал в корчму, и снова потянулся длинный рассказ Паоло, прерываемый вопросами и уточнениями Чиани. Особенно сильно Чиани интересовал момент встречи Артема с Рункелем.

– Вы убеждены, что ни один, ни другой не искали друг друга? – спросил Чиани.

– Абсолютно, – ответил Паоло. – К великому сожалению, я сам свел их, в чем теперь раскаиваюсь.

– А этот Рункель, – произнес Чиани, – что вы думаете о нем?

– Хитрый, беспринципный интриган, – отозвался Паоло. – Когда он понял, что Гроссмейстер проиграл, переметнулся к Андрею.

– Ну что же, – сказал Чиани, поднимая кубок, – засиделся я у вас, милый Паоло. Большое спасибо за ваш рассказ. Все это было очень полезно и познавательно для меня. Давайте выпьем напоследок. Мне жаль покидать вас, но я обещаю, что сделаю все, чтобы вы долго не засиделись в этом Ревеле.

Чиани широко улыбнулся, и перстень на его пальце сверкнул бирюзой. Они выпили.

– Кстати, – будто спохватился Чиани, – эти вещи языческого агента я бы хотел забрать с собой.

– Ну, я не думаю… – начал было Паоло.

– Я надеюсь, это компенсирует вашу потерю, – произнес граф и бросил на стол увесистый кошелек.

Заглянув в него, Паоло обнаружил там тяжелые золотые дукаты. «Целое состояние», – прикинул священник.

– Не в силах вам отказать, – ответил он. Граф собрал свои приобретения в поясную сумку и вышел. «Милый все-таки человек этот Чиани, – подумал Паоло, – милый и любезный. Хотя и интриган». Ему вдруг показалось, вечер стал очень душным. Он подошел к окну и отворил его. Свежий воздух ворвался в комнату, но не принес облегчения. К горлу подкатил ком, дышать стало еще труднее. Уже теряя сознание, священник понял, что умирает от яда.

Бешеный ритм жизни, который сопутствовал приходу князя Андрея к власти, постепенно сменился серыми буднями. Каждое утро теперь Артем отправлялся на службу в министерство. Проходил обычный рабочий день. Дел было много, но Артем, всегда хорошо умевший организовывать свою работу, быстро перевел ее из пожарного режима в обычный. Появилось достаточно свободного времени и для тренировок с бароном, и для семьи.

В мае Ольга сообщила ему, что у них будет ребенок. Артем был на седьмом небе от счастья, Ольга же вовсе ходила задрав нос. Баронесса, готовящаяся принести супругу юного баронета. В том, что у них будет сын, она почему-то с самого начала не сомневалась.

Их отношения стали значительнее теплее. Теперь они ощущали уже не столько страсть двух влюбленных друг в друга людей, а крепкую связь, спаивающую счастливую семью. Артем, однако, тяготился тайной, которая лежала между ними. В первые дни семейной жизни они были так поглощены друг другом, что он даже не замечал этого. Но сейчас ему казалось, что он злонамеренно обманывает любимого человека, скрывая от Ольги правду о том мире, в котором родился, о своих знаниях, о мире вообще. Но как рассказать человеку, родившемуся в четырнадцатом веке, о веке двадцатом, об автомобилях, телефонах, Интернете, космических полетах и страшном оружии, способном уничтожить целые континенты? А об ордене барона? Да как вообще объяснить, что земля круглая, милой девушке, с рождения «точно знающей», что земля плоская, а на небесной тверди сидит старик Бог в окружении ангелов? И все-таки Артем решил попробовать. Однажды вечером, когда они уже собирались ложиться спать, он произнес:

– Оля, хочешь, сказку расскажу?

– Расскажи, – удивленно согласилась та.

– Знаешь, есть такой мир, где люди живут совсем иначе.

– За морями, за лесами, за широкими полями, – вставила Ольга, чувствуя, что рассказчик отклоняется от канонов жанра.