– В чем же принципиальная разница с тем, что вы мне только что сказали?

– В том, что мы имеем дело с третьей силой. Силой руссов, которые пытаются восстановить свою независимость, играя на противоречиях своих врагов.

– Господин барон, – усмехнулся Гроссмейстер, – вы, конечно, превосходно знаете ситуацию в Орде, но поверьте мне, русских я знаю не хуже вас. Эта варварская страна побеждена и поделена между нами и Ордой уже больше ста лет. И весь спор сейчас состоит в том, кто из нас будет править в этих землях. Сами русские не способны на организованное сопротивление. Некоторые из них стремятся жить под властью ордена и даже переходят в истинную веру. Некоторые упорствуют в своих обычаях. Но даже они не способны к серьезному восстанию. Впрочем, если дело обстоит так, как вы говорите, это только на руку нам. Мы используем их в борьбе с Ордой. Тогда власть ордена может распространиться до самого Днепра.

– Если русские не способны к сопротивлению, откуда же взялась армия князя Андрея?

– Не понимаю, к чему вы клоните. Бандиты, бегущие как с орденских земель, так и с ордынских.

– Ваша светлость, бандиты не объединяются в армии. А если объединяются, то это уже не бандиты, а воины. А почему вы не направляете против них новгородские и псковские дружины, а гоняете по болотам рыцарей? Я слышал, в русских дружинах есть серьезные воины, они знают местность и обычаи.

– Ну как вам сказать, они малочисленны. И кроме того, они нужны мне для обороны от набегов степняков и литовцев, а с русскими…

– Вы не уверены в их преданности, – закончил фразу барон. – Боитесь, что они повернут оружие против ордена. Они снова ощущают себя единым народом и хотят освободиться от иностранного владычества.

– Правда в ваших словах есть. Я им не доверяю в этом деле. Но только потому, что они могут пожалеть разбойников и дать им уйти. Мы, рыцари, скреплены клятвой чести и вассальской преданности. Русские же живут другими понятиями. Но объединиться против нас? В первом же сражении моя рыцарская конница сметет их.

– А если нам в тыл при этом ударят степняки или литовцы?

– И все-таки, к чему вы клоните?

– Только подтверждаю высказанную вами мысль. Надо использовать русских против степняков, пока ордынцы не использовали их против нас.

– Что вы предлагаете?

– Я готов представить подробный план на рассмотрение вашего сиятельства завтра же.

– Прекрасно, господин барон. Я не ошибся в вас. Прошу вас принять должность моего советника. В старом городе пустует дом. Я выкупил его за долги у предыдущего хозяина, и теперь он принадлежит ордену. Можете поселиться там. Арендная плата будет включена в ваше денежное содержание советника Гроссмейстера. Жду вас завтра после смены утренней стражи. Ориентироваться в городе вам поможет… отец Паоло. Он помощник Великого Инквизитора и верный слуга ордена. Я пришлю его к вам.

Барон фон Рункель стоял у окна своего новообретенного дома и меланхолично смотрел, как на улице ругаются два купца, привезшие товары на рынок. Их телеги мешали друг другу, но ни один из них не хотел уступать другому. Спорили они уже с четверть часа. Если бы хоть один уступил, оба бы уже торговали на рыночной площади. Но сейчас они, похоже, подерутся и скоротают вечерок в подвалах ратуши. Что ж, люди везде одинаковы. Барон вспомнил свои родные места. Замок Рункель, стоящий над мирно текущей, в живописном ущелье, рекой Лан. Когда-то он казался ему раем на земле. Как давно это было. Но и там все то же. Набеги, грабежи, кровь. Почему люди не могут договориться? Почему отнимают друг у друга, перерезая глотки, один ломоть хлеба, вместо того чтобы вместе работать и обеспечить себя всем необходимым вдоволь?

Барон вспомнил степь и тот проклятый день, который лишил его семьи. Он вспомнил, как методично уничтожал заговорщиков. Он не мстил, не ненавидел их. Может быть, в тот момент, потеряв возможность любить, он потерял способность ненавидеть. Он просто делал то, что должен был делать. Он вспомнил холодное чувство, которое сидело у него в груди, когда, с небольшим отрядом, он окружил юрту, где заговорщики ждали известий о его смерти. Как вошел в шатер, охрана которого уже была бесшумно перебита, и сел, молча обведя взглядом собравшихся. Их было двенадцать человек. Он был один. Но они знали, что сейчас умрут. Он читал их мысли, как открытую книгу. Они умерли в тот день. А зачем? Это не вернуло ему семью. Это не помогло ему залечить душевную рану, которая и сейчас, бывает, ноет и не дает покоя.

От невеселых рассуждений его отвлек тихо вошедший Питер.

– Там пришел человек от отца Паоло, – негромко уведомил он.

– Шпион, как всегда? – усмехнулся барон.

– Шпион-то шпион, – сказал, откашлявшись, Питер, – но что-то в нем не так, никак не пойму.

– Не узнаю тебя, Питер.

– Взгляните сами, – смиренно произнес Питер, приоткрыл дверь и крикнул кому-то: – Эй, ты, заходи.

Вошедший, молодой человек лет двадцати семи—тридцати, в форме ополченца магистрата и при мече, вежливо поклонился. Барон быстро оглядел его. Одет аккуратно, брит по немецкой моде, хотя отец Паоло обещал русского и православного, чтобы легче ориентироваться в местных обычаях. Глаза барона впились в стоящего перед ним молодого человека. Рункель был опытный физиономист, он умел видеть людей и привык чувствовать опасность, силу и слабость людей. Сейчас, разговаривая с незнакомцем, он будто сканировал его личность, не забывая подключить столь развитое у него шестое чувство.

– Ты русский? – обратился он к вошедшему по-немецки.

– Да, господин барон, – отвечал вошедший на том же языке, с заметным акцентом, но вполне понятно и четко.

– Как твое имя?

– Артем.

– Ты родился в Петербурге?

– Нет, господин, под Владимиром. В Петербурге я живу около года и нахожусь на службе у магистрата.

– Мне нужен человек, который знал бы русские обычаи и город. Ты справишься с этой задачей?

– Сделаю все, что в моих силах.

– Какого ты сословия?

– Мой отец был купцом.

– Почему ты нанялся в воины?

– Все мои родственники погибли, я остался без средств к существованию. Мне пришлось поступить на службу.

– Как давно?

– В ноябре прошлого года. До этого я служил приказчиком при православном приходе в Петербурге, который приютил меня после ограбления.

– Понятно. А почему все-таки пошел на службу в магистрат?

– Хотел попробовать добыть счастье мечом. Я не склонен к торговле.

– Понятно. Почему ты не остался в землях своих предков?

– Так сложились обстоятельства. Я не мог вернуться.

– Здесь ты будешь моим слугой. Ты будешь стражником в моем доме, кроме того, я и Питер будем давать тебе некоторые поручения. Еще я хочу, чтобы ты помог мне и моему слуге Питеру осваивать русский язык. Готов ли ты к такой службе?

– Да, господин.

– Хорошо, подожди в прихожей.

Когда Артем вышел, барон обратился к Питеру:

– Что скажешь?

– Нам впервые подсовывают шпиона с таким развитым интеллектом. Выражается слишком изысканно для солдафона и даже для купца. Либо Гроссмейстер нас очень уважает, либо наши старые друзья уже здесь. Если так, то дело плохо.

– Нет, наших старых друзей здесь пока нет. По крайней мере нет никаких следов их активности. Эта земля пока не входит в сферу их интересов. Что ты скажешь про этого Артема?

– Он либо замаскированный отпрыск благородного рода, либо тот, кого с детства учили, как минимум, при каком-либо монастыре. Держу пари, он грамотный.

– Совершенно верно. Только монастырь тут ни при чем. Осанка у него человека, который много лет занимается фехтованием. Кто как не ты должен был заметить это первым? Но походка у него не кавалерийская. Стало быть, и благородные тут ни при чем. Судя по лицу, он вовсе не авантюрист, каким хочет казаться. В торговле он тоже ничего не понимает. Но его, безусловно, подослали шпионить. Он умеет служить. Но ситуацию он анализирует прекрасно. Кроме того, Гроссмейстер здесь ни при чем. Я в достаточной степени познакомился с отцом Паоло, чтобы понять, что этот человек ведет свою игру. Так что этот парень – шпион одной из группировок, которая интригует при местном дворе.