– От безделья, старлей, от безделья… – осклабился Сидор.

– Ты бы лучше американские диалекты зубрил.

– Если меня в те края и пошлют когда-нибудь, так только замаскированным под обезьяну. Меня от этого английского уже воротит.

– Тебе и маскироваться не нужно…

Я слушал их пикировку, и на душе становилось покойно и светло. Я был среди своих, среди друзей, и будущее казалось вовсе не таким мрачным и безысходным, как в тот день, когда мы с Волкодавом сидели на конспиративной квартире в Пирее и он рассказывал, кто я на самом деле и что собой представляю (Сидор присоединился к нам уже в день отплытия).

Наверное, он не сказал всего, а многое и не знал, но и тех фактов, что Волкодав выложил напрямую, без малейшей неловкости и даже без намека на сочувствие или жалость, хватило на бессонную ночь тягостных размышлений.

Я понимал, почему Волкодав был со мной так жесток, называя вещи своими именами, – мы с ним были одного поля ягоды, только взращенные разными садовниками, что вовсе не меняло нашей сути.

И я был ему благодарен – лучше такая страшная правда, чем доводящая до безумия неосведомленность.

А мне было отчего прийти в ужас: оказалось, что я наемный убийца, осужденный к высшей мере, "кукла" в спецшколе ГРУ, снова киллер – уже международной мафии, а затем ликвидатор, так сказать, на "поднайме" у спецслужб, дерущихся за влияние на власть имущих.

Нет, я не впал в отчаяние и не стал рвать волосы на голове. Я уже предполагал нечто подобное. Я только мысленно обратился к своему учителю Юнь Чуню и попросил у него прощения – за то, что был гораздо хуже, чем мог себе представить…

Утром я был спокоен и уравновешен. Настолько спокоен и уравновешен, что даже Волкодав посмотрел на меня с удивлением. Похоже, он не знал, что у всякого своя карма…

– …Нет, зачистку по полной программе не производили. – Это Сидор отвечал Волкодаву. – Как только вы уехали, мы заперли оставшихся в живых охранников и прислугу в подвале. Между прочим, под виллой находился целый склад оружия и боеприпасов.

– А что с остальными?

– Не знаю. Их забрали люди шефа. В том числе и "торпед" Сеитова.

– Жаль ребят…

– Да. На их месте могли оказаться и мы…

– Давайте выпьем за тех, кто "в поле" и "на холоде"…

Я пригубил свой стакан вместе с ними. И почему-то в этот момент вспомнил об Анне.

Я смог ей только позвонить. Она поняла все сразу, едва я начал разговор. Некоторое время Анна молчала, а затем сказала тихим, до неузнаваемости изменившимся голосом: "Я буду тебя ждать… Я буду тебя ждать всегда…"

В ту минуту мне хотелось заплакать, хотя я знал, что не смогу выдавить из себя ни слезинки…

– …Ерш! Ты не уснул? – Сидор выпутывался из пледа. – Идем в нашу каюту. У меня для вас сюрприз.

– Может, позже? – Волкодав с сожалением посмотрел на недопитую бутылку. – Хорошо сидим…

– В каюте и продолжим. Благо и повод достойный появится. – Сидор загадочно ухмылялся…

Закрыв дверь на ключ, он вытащил свой объемистый чемодан, выбросил на койку вещи и, немного поколдовав, эффектным жестом вскрыл двойное дно.

Мы с Волкодавом в изумлении вытаращили глаза – тайник был набит долларами в банковских упаковках!

– Только не подумайте, что это Кончак отвалил. – Сидор лучился от удовольствия.

– Никак, ты успел еще и банк ограбить? – со смешком поинтересовался Волкодав, но его голос дрогнул, выдав вполне объяснимое волнение.

– Зачем? Просто знал, где и что искать на вилле господина Софианоса. Наш шеф свое получит и так, поэтому я как-то забыл ему доложить об этой находке. Здесь чуть больше миллиона. По триста тысяч с хвостиком для каждого из нас. Хорош сюрприз?

– Акула… Сукин ты сын… – Волкодав обнял сияющего Сидора.

– А я думал с вами поделиться, – сюрприз, так сказать, преподнести – да ты опередил, – сказал Волкодав. – Кончак отсыпал на мой счет целых полмиллиона. За Толоконника. Думаю, на кой ляд мне одному столько? Ах, Акула, черт тебя дери…

И вдруг они начали хохотать. Со стороны можно было подумать, что Сидор и Волкодав повредились умом. Но я их понимал – наступила разрядка после стольких дней балансирования над пропастью на пределе человеческих возможностей…

Ночью мне снова привиделось лицо. И я теперь знал, чье оно.

Но лицо все равно не проявилось до конца, оставшись сияющим пятном с неясными деталями; я так и не увидел облик жены. Память по-прежнему напоминала мозаику, и даже сведения, почерпнутые из рассказов Волкодава и Сидора, не добавили стройности и упорядоченности моим обрывочным воспоминаниям. Я все еще был книгой с выдранными страницами.

У каждого человека своя карма…