– Чего вы хотите от бедняжки, – вмешалась Аннабел, – три года, как она вступила в свет, а до сих пор не замужем. – Аннабел самодовольно улыбнулась.

– Бог с ней, с этой Мэри Хамфриз, – сказала Каролина, – ясно, что он обратил внимание на Лиззи. Наверное, он пришлет тебе букет.

– Нет, хотя я надеялась. Кузина Люси говорила мне, что многие мужчины присылают букеты девушкам, которые впервые выезжают в свет. Из любезности. Это вовсе не значит, что они действительно заинтересовались вами. Джон Купер прислал цветы спозаранку. Лукас Купер остановился у него. Он мог бы также вложить свою визитку, безо всяких хлопот. Если бы только хотел.

Китти постаралась ее утешить:

– Наверное, он уехал сразу после бала, Лиззи. У меня кузен в отряде «Красных рубашек», и мы его совсем не видим. Лукасу Куперу, наверное, пришлось покинуть город.

Стюарт Трэдд кипел от злости:

– И я бы мог поехать на бал святой Цецилии и скачки. Все равно мы здесь ничего не делаем.

Алекс Уэнтворт лениво улыбнулся:

– Я предпочитаю ничегонеделанье. Если бы ты, подобно мне, занимался страховым бизнесом, ты бы оценил свободную жизнь героя. – Он поднял бокал с вином. – За генерала Уэйда Хэмптона, губернатора Южной Каролины. В скором времени.

Спустя четыре месяца после спорных выборов в Колумбии и Вашингтоне оппоненты все еще продолжали политику взаимных компромиссов. В итоге Рутерфорд Б. Хайес был введен в должность президента неделей раньше первого марта. Но Чемберлен все еще занимал правительственное здание штата в Колумбии, хотя сам Хэмптон сообщил своим сторонникам, что Хайес, республиканец, согласился его поддержать и вывести войска из Южной Каролины в обмен на передачу голосов штата, поданных за Хэмптона в Коллегию выборщиков.

– Должно быть, сторонники Хайеса надули генерала, – решил Стюарт. – Мы будем маршировать взад-вперед по Стейн-стрит, пока эти чертовы «Красные рубашки» не изорвутся на нас в лохмотья, а саквояжники и черные тем временем оберут нас дочиста.

– Не будь ослом, Стюарт. Где ты видишь парады? Наши преданнейшие законники хлынули на железнодорожный вокзал. День за днем они грузят награбленное, чтобы отвезти его домой, на север. Сегодня ты сам наблюдал такую сцену. Помнишь ухмыляющегося чернокожего с полным ртом золотых зубов, а с ним ту желтую девку в драгоценностях, на которые ушли все налоги за год? Думаешь, они направились на молитвенное собрание? Они везли с собой три вагона багажа.

Стюарт выпил свой бокал до дна.

– Зря мы позволяем им улепетывать. Наверное, папаша Каин сейчас в Бостоне.

– Оставь это, Стюарт. Ты так захвачен преследованием, что с тобой можно со скуки умереть. Собутыльник ты никудышный.

– Это не тебя он едва не убил.

– Тебе известно, что он поклялся меня убить. Он разочарован, что янки отправили на тот свет моего отца, прежде чем он сумел это сделать… Мне следовало сказать – нашего отца.

Стюарт ударил кулаком по заставленному столу:

– Как ты можешь смеяться над такими вещами! Вдруг он почувствовал на своем запястье железные пальцы Алекса. Лицо друга выглядело зловеще в мерцающем свете дымящейся лампы, горевшей на столе.

– Да, я смеюсь. Я вынужден смеяться. Если бы ты не был всецело поглощен собственными скорбями, ты бы понял, каково мне на самом деле. Моя семья опозорена, моего отца клянет во всеуслышание смуглокожий фанатик, матери стыдно показаться на людях, и двери собственного дома закрыты для меня с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Ты считаешь, что у тебя есть причины убить этого самого Каина, потому что он пытался убить тебя. У меня есть тысячи причин. Но я не делаю из себя идиота, разыскивая его повсюду. Я смеюсь, не дожидаясь, когда станут смеяться надо мной. Слава Богу, он уехал из Южной Каролины; возможно, мои внуки будут жить спокойно, не мучаясь подозрениями, что кругом только и судачат об их незаконных родственниках. Да, только к тому времени, надеюсь, все забудется.

– Иисусе!.. Алекс, прости меня. Я очень перед тобой виноват. Ты такой хороший актер, что даже меня способен обмануть.

Алекс отпустил его руку:

– Забудем это. Мы оба ведем себя странно. Я больше ни словом не упомяну о Каине, и тебе не стоит извиняться. Давай закажем что-нибудь на ужин. Хелен отправилась к родственникам и теперь будет их терзать разговорами о ребенке, а мы уж отдохнем.

Стюарт улыбнулся. Хелен и Алекс должны были сделаться родителями через полгода, но Хелен уже теперь беспокоилась, не встретит ли их сын в колледже неподобающую компанию. Беседы ее, к сожалению, не отличались разнообразием.

Едва они свернули на улицу, где жил Алекс, как увидели пламя. Вдруг пламя исчезло; оба подумали, что ошиблись, и ничего не сказали друг другу. Но огонь мелькнул снова, взметнувшись из окна первого этажа, будто язык дракона. Алекс пустился бегом.

– Горит мой дом! – закричал он. – Позови пожарных!

Стюарт повернулся и побежал на угол, где висел пожарный колокол.

На обратном пути он подбегал к каждой двери и стучал в дома рукояткой револьвера, будя обитателей, – было далеко за полночь.

Добравшись до дома Алекса, Стюарт увидел, что фасад не затронут огнем, но внутри бушует пламя. Стюарт помчался по каретному проезду на задний двор. Он звал Алекса. Если Алекс в доме, он тоже войдет туда через заднюю дверь.

Мощенный кирпичом задний двор был залит неестественным, колеблющимся багровым светом из окон дома. Стюарт остановился, пытаясь перевести дыхание. Вдруг он увидел Алекса – с искаженным яростью лицом, которое зловеще озарял мерцающий алый жар. Он стоял на крыше каретного сарая, находившегося у самого входа, не боясь опасных языков пламени. Стюарт устремился вперед. Он хотел увести Алекса подальше от огня. Вдруг кто-то схватил его за руку.

Стюарт обернулся и увидел… Алекса.

Он переводил взгляд с одного Алекса на другого. Освещенные адским огнем лица были совершенно одинаковы. Кожа их не казалась ни белой, ни смуглой, так как была залита алым отсветом огня. Потрясение обострило восприятие Стюарта, и он услышал, что кричит человек на крыше каретного сарая.

– Предатели! – Голос возвышался до визга. – Все обещания, надежды – все пошло прахом! Они купили меня и моих людей, как если бы мы все еще были в цепях! Все, все пропало! Из-за воришки, который сидит в Белом доме. В Белом доме!

Стюарт почувствовал, как Алекс подталкивает его вперед.

– Я вижу его впервые в жизни, – пробормотал Алекс.

Папаша Каин заметил их. Он дернулся, как если бы в позвоночник ему воткнулась игла. Из груди его вырвался ужасающий смех.

– Ты опоздал, белый человек, – язвительно произнес он. – От дома Уэнтвортов останется только зола. Подходи. Арестовывай меня. Я горжусь тем, что сделал. – Глаза его сузились, и он пригнулся, вглядываясь в них сквозь дым, который валил из окна над его головой. – Вы не полицейский, – сказал он и, спрыгнув вниз, вышел из завесы дыма.

Чердачное окно взорвалось от жара, рубиновые в свете пламени осколки уже хрустели у них под ногами. Стюарт слышал, как они ударяются о землю дробным ломким стаккато. Время, казалось, замедлило ход, предметы предстали отстраненными.

Алекс Уэнтворт и папаша Каин не шевелясь, молча смотрели друг на друга; их разделяло двадцать шагов. Из дома донесся продолжительный грохот – в прожорливое пламя рухнула лестница.

Стюарт словно очнулся. Он поднял руку и прицелился из револьвера в Каина, с лютой яростью целя ему между бровей. Сердце гулко стучало от восторга. Медленно, наслаждаясь каждым мгновением, он надавил пальцем на спусковой крючок.

Что-то метнулось возле него, револьвер упал на землю, выстрелив впустую. Выстрел прозвучал громче, чем пушечный.

– Не смей! – приказал Алекс. Он все еще держал Стюарта за руку.

– Да ведь это папаша Каин, дуралей! Я убью его. – Стюарт пытался освободить руку.

– Я тебе не позволю, – сказал Алекс. – Ты что, ослеп? Ведь это мой брат. Я не позволю тебе убить своего брата.