— Да, обещаю. Я просто буду рядом и укажу на него, — сказала Бьянка.

Эван намеренно подобрал самую темную и поношенную одежду и теперь походил скорее на разбойника с большой дороги, нежели на состоятельного судовладельца.

— Мы сначала отправимся к нему домой. Если он дома, тем лучше. Там я его и прикончу. Если же нет, соберем твои вещи и отправимся к Аллегре. Он наверняка уйдет от нее задолго до рассвета, а мы как раз и будем поджидать его.

— Прекрасно, — кивнула Бьянка. — Но, Эван… давай сделаем то, что должны сделать, и забудем об этом.

— Именно так я и намерен поступить, моя дорогая.

Эван вывел жену из каюты и усадил в небольшую весельную лодку — гондольер оказался бы ненужным свидетелем. Он передал Бьянке фонарь, а сам налег на весла. Лодка стремительно понеслась по темным водам лагуны, и вскоре они уже плыли по пустынным каналам.

Сидя в лодке, Бьянка дрожала не только от ночной прохлады, но и от ощущения опасности. Она чувствовала, что и Эван волнуется. Наконец они добрались до дома Стефано. Дом был погружен во тьму, и Бьянка не знала, хороший это знак или нет. Когда Эван, привязав лодку, помог ей подняться по ступеням, она сказала:

— Если он дома, то почему не оставил для меня лампу зажженной?

— Возможно, он не заметил, что тебя нет в твоей комнате. Давай войдем. Пройди к его спальне и посмотри, там ли он. Если там, громко пожелай ему спокойной ночи, чтобы я услышал.

Бьянка судорожно сглотнула.

— Здесь, у двери, есть лампа, — прошептала она и тут же зажгла ее. Языки пламени отбрасывали на стены причудливые тени, которые казались Бьянке великанами, исполняющими какой-то ритуальный танец. — Возьми сначала картину, тогда мы сможем быстро уйти, — прошептала она.

Эван кивнул, но, проходя мимо мольберта, задел его носком сапога. Мольберт вместе с картиной с грохотом рухнул на пол. Эван громко выругался, но тут же, спохватившись, прошептал:

— Если это не разбудило его, значит, ничего не разбудит. Иди и посмотри, здесь ли он. Ну же, иди, пока он не увидел нас!

Взяв у Эвана фонарь, Бьянка крадучись пошла по коридору. Остановившись у двери Стефано, она долго прислушивалась, но из комнаты не доносилось ни звука. Бьянка осторожно повернула ручку двери. Дверные петли жалобно заскрипели, и Бьянка замерла, совершенно уверенная в том, что Стефано сейчас бросится на нее и вонзит кинжал прямо ей в сердце. Но в комнате по-прежнему царила тишина. Бьянка подняла над головой фонарь и увидела, что кровать Стефано аккуратно убрана. Закрыв дверь, она поспешила к Эвану.

— Его еще нет, — прошептала она.

Эван вырезал полотно из подрамника и аккуратно свернул его.

— Тогда нечего шептаться. Собери свои вещи. Я, пожалуй, останусь здесь — на случай, если он вдруг появится.

— А что ты сделаешь, когда он придет? — прошептала Бьянка, все еще опасаясь, что их могут услышать.

— Я вежливо представлюсь, объясню причину своего появления здесь и перережу ему глотку. Поторопись, у нас нет времени на разговоры.

Бьянка молча повернулась и направилась в свою комнату. Побросав все вещи на кровать, она связала концы одеяла и потащила увесистый узел вниз.

Эван бросился ей навстречу.

— Дай-ка его мне, а сама держи фонарь. — Когда они устроились в лодке, он сказал: — Я с трудом представляю, как добираться до палаццо Аллегры.

— Мы должны плыть вот по этому каналу до пересечения со следующим, а потом повернем на запад и окажемся в Большом канале.

Ночь была темная и холодная. Бьянка ужасно замерзла, и ей уже начинало казаться, что они никогда не доплывут до дома Аллегры. Но вот наконец лодка свернула в Большой канал, Эван спросил:

— А как Стефано сюда добирается — пешком или по воде?

— У него есть лодка, но он, как и мы, не осмелится привязать ее у причала Аллегры. Думаю, он оставляет ее где-то поблизости и идет к дому пешком. Он сказал мне, что ждет условного знака на балконе и знает, когда можно войти. Но сейчас слишком темно, и я ничего не смогла разглядеть.

Эван помог Бьянке выбраться из лодки, взял ее за руку и повел за собой. Они остановились чуть поодаль от парадного входа, чтобы сразу заметить человека, выходящего из боковой двери.

— Нам недолго ждать, — сказал Эван и, погасив фонарь, поставил его у своих ног. — Когда кто-нибудь выйдет из боковой двери, он должен будет пройти мимо нас. Если это Стефано, окликни его. Он непременно остановится, чтобы спросить, что ты тут делаешь.

— О, Эван, я совсем забыла об Аллегре. Если она расскажет о нашем визите, Стефано поймет, что я обманывала его.

— Она ничего не скажет, потому что Стефано — последний, кому она захотела бы рассказать о Чарльзе.

Им пришлось ждать довольно долго. Небо уже начинало светлеть, когда они наконец услышали, как открылась и закрылась боковая дверь. Затем послышались гулкие шаги, и Бьянка увидела Стефано Томмази. Она окликнула его по имени, и он резко остановился.

— Бьянка, ты? — изумился художник.

Эван выступил из тени и заговорил с ним, но тотчас же понял, что Стефано не понимает по-английски. Повернувшись к Бьянке, Эван сказал:

— Не могла бы ты представить нас друг другу? Я хочу, чтобы он знал, почему я должен убить его.

Собравшись с духом, Бьянка проговорила:

— Прошлой осенью, Стефано, ты убил человека по имени Чарльз Грей. Ты убил человека, которого любила Аллегра. Но ты ведь нисколько не раскаиваешься, да?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — прорычал Стефано. Выхватив из-за пояса нож, он попятился к стене дома, из которого только что вышел.

Эван двинулся к нему; в его руке тоже сверкнул нож. Вокруг Эвана, одетого во все черное, клубился утренний туман, и вид у него был столь зловещий, что Стефано содрогнулся, глаза его расширились.

— Я убил его потому, что он не имел права соблазнять мою жену! Бьянка, скажи этому человеку, что Аллегра — моя жена! — закричал Стефано.

Бьянка перевела слова художника, но это не остановило Эвана. Стефано в панике бросился к боковой двери, из которой только что вышел, но дверь оказалась заперта, и он стал отчаянно молотить в нее кулаком. Между тем Эван неумолимо приближался, и Стефано двинулся к стене дома, над которой нависали балконы второго и третьего этажей, — он понял, что ему придется защищаться.

Эван пристально посмотрел на негодяя — тот дрожал от страха.

— Ты подлый трус! Мне следует порезать тебя на кусочки и скормить рыбам в канале, они обожают падаль.

Стефано обратился к Бьянке — она была его единственной надеждой на спасение.

— Я всего лишь защищал жену! — прохрипел он. — Он не имел права соблазнять мою жену!

Бьянка смотрела на Стефано с омерзением — ведь он не вызвал молодого американца на дуэль, а ударил ножом в спину, убил подло, как трус.

И тут Бьянка заметила на верхнем балконе фигуру. Без сомнения, это была Аллегра. Бьянка попыталась получше рассмотреть ее, но тотчас отвела глаза, потому что в этот момент Эван бросился на художника. Однако Стефано был подвижен и увертлив и успел уклониться от удара. Впрочем, Эван не торопился заканчивать бой, он предоставил Томмази возможность защищаться. С легкостью отражая удары противника, Эван лишь ждал того мгновения, когда Томмази выбьется из сил и поймет, что обречен. Но вот, в очередной раз взглянув в лицо художника, он вдруг понял, насколько жалок этот человек, продающий свою жену. Он смотрел на Стефано с омерзением, смотрел, понимая: убить этого негодяя — не такая уж большая честь. Эван решил последовать совету жены и передать Томмази в руки властей. Они слышали его признание, и этого было достаточно. Бросившись на Стефано, Эван резким ударом выбил нож из его рук. Глаза Томмази расширились — он был уверен, что сейчас испустит последний вздох. Но Эван окликнул жену:

— Бьянка, скажи ему, что я не стану убивать его. Я сделаю так, как ты просишь: отведу к твоему отцу, чтобы он передал его в руки властей.

Бьянка решительно приблизилась к Стефано и сообщила ему, что он будет наказан за убийство по приговору суда.