– Наконец-то, – тихо произнесла женщина, – очнулся…

– Мара… – Он попытался коснуться ее, но она легко ускользнула, отстраняясь.

С таким же успехом можно было бы попытаться поймать ветер.

Вокруг лес. Невдалеке пасется конь, в траве стрекочут кузнечики.

«Чего они вдруг? – удивился Вергун, щурясь в лучах пробивающегося сквозь ветви деревьев солнца. – В середине осени».

– Сколько я пролежал без сознания?

– Сутки, – поднявшись, Мара легко прошлась по траве.

Сын Карны беззастенчиво разглядывал ее. Обнаженное тело было прекрасным, стройным, безупречным. Женщина куталась в ниспадающие до земли черные волосы.

– Что смотришь? – она игриво улыбнулась. – Словно видишь в первый раз.

– Может, и в первый.

– Ты какой-то странный сегодня…

Вергун не ответил, любуясь ее бархатной чистой кожей.

– Не знаешь, далеко ли я успел убраться от Вельрада?

– А мне откуда знать, но, думаю, далеко. Благодари своего коня, это он тебя вывез, в очередной раз…

Сын Карны встал на ноги, игнорируя ломоту во всем теле, и не спеша приблизился к пасущейся неподалеку лошади. Лихорадка отступила, острый период миновал, теперь при следующем обращении никаких проблем не будет, только небольшая слабость. Поглаживая коня по холке, он подумал о том, что так и не удосужился дать ему имя. Но так легче не привязываться, так легче терять.

– Отчего загрустил? – Мара подошла ближе, и он уловил сладкий, дурманящий аромат ее великолепного тела.

Изящные руки вспорхнули вверх, ложась на плечи, и сразу же все тревоги отступили. Она осторожно прижалась к нему, обнимая, заключая внутрь себя, и он сквозь одежду почувствовал ее совершенство. Она по-прежнему любила его. В этой любви не было ничего плотского, не было страсти, а лишь что-то чистое, дающее надежду, спасающее в часы неизбежного, сводящего с ума одиночества. Ловчему хотелось избавиться от объятий, но он не знал, как это сделать, потому что боялся ранить ее. Догадывалась ли она, какая для него пытка одновременно хотеть и сдерживать себя каждый раз. Их близость была допустима, но она неотвратимо разрушит то удивительное, что возникает каждый раз, когда они вместе, рядом друг с другом и одновременно невероятно далеко.

– Мне хотелось бы узнать твои мысли.

– Боюсь, они тебе не понравятся.

– Ты думаешь обо мне?

– А разве можно думать о чем-то другом, когда ты рядом?

– Я последняя.

– Я помню об этом.

– Помни и цени.

Она убрала руки с его плеч, и ему стало легче.

К концу дня Вергун окончательно окреп для того, чтобы тронуться в путь. Ему предстояло одно небольшое дело, ну а затем… Сын Карны снова будет свободен от любых обязательств и долгов, свободен как осенний ветер. Кто-то желал его смерти, но Ловчий не думал об этом. Пусть себе желает. Желать отмщения никому не возбраняется, даже врагам. А в том, что они у него были, Вергун ни на секунду не сомневался. Тот, кто не имеет врагов, недостоин называться воином, и чем у тебя их больше, тем больше расположение Непостижимой. За свою жизнь Сын Карны пролил немало крови и прожил при этом больше обычного человека, немало повидав на своем невообразимо длинном веку. Время не было властно над ним, как и старость, пока Мать Карна заботилась о своем Сыне. Но прошлое забывалось, и будто не было той долгой жизни, а был лишь призрачный вчерашний день, яркое сегодня и звонкое, готовое разлететься на мельчайшие осколки завтра.

Наверняка кто-то пытался отомстить за чью-то давнюю смерть. Устроить ловушку было нелегко, но слабое звено нашлось и в Братстве. Кто-то подкупил Посредника, узнав об очередной жертве Сына Карны. А дальше все проще простого. Предупредить. И всю работу за тебя выполнят другие. Но Ловчий умел прощать врагов своих. Презирать вот не умел, а прощать… запросто. Он заранее прощал того, кто пытался его уничтожить. Враг был дерзок, враг вызывал уважение, враг не знал, что его попытка окажется бесполезной. Враг шел до конца. В любом случае Непостижимая осталась довольна, а значит, все свершилось не без ее ведома.

Мара ехала на коне, а он шел рядом, по-прежнему любуясь ее безупречностью. Ей наверняка нравились его откровенные взгляды, и она время от времени игриво улыбалась, безмолвно отвечая на них. Они прекрасно понимали друг друга без слов. Затем лес закончился, и впереди среди деревьев стала видна широкая наезженная дорога. Женщина вопросительно посмотрела на Сына Карны. Ловчий кивнул.

Тень сожаления… дрогнувшие уголки губ…

Мара потянула поводья, останавливая лошадь, затем скользнула в высокую траву, войдя во внезапно сгустившийся воздух.

Вергун улыбнулся, поднимая из влажной травы свой меч.

Клинок как всегда был слегка теплым.

– Безупречна, – тихо проговорил Ловчий, бережно погружая клинок в ножны.

До Твердыни Братства он добрался на четвертые сутки. Твердыня располагалась в глухой местности, и не каждый смог бы отыскать туда дорогу. Огромный горный массив превратил Волчий край в неприступную крепость. В каменном лабиринте можно было легко заблудиться, и только Сыны Карны да их Посредники знали безопасную дорогу. Твердыня была постоянным местом жительства Посредников. Все рано или поздно возвращались сюда, и Вергун рассчитывал если и не найти тут Безликого, то хотя бы выяснить, где старик может находиться. Иголка в стоге сена…

Сами Ловчие в беспорядке рассеяны по белому свету, неукоснительно исполняя волю Великой Матери. Твердыня же готовила Посредников, помощников сынов Карны. И если Ловчие были орудием Непостижимой, то Посредники – ее устами. Однако воля Карны не всегда руководила действиями отмеченных. Иногда Посредники да и сами Ловчие принимали решения на свой страх и риск. А риск был велик…

Впрочем, Непостижимая всегда одобряла самостоятельные поступки своих слуг.

Помощники Сыновей Карны не могли претендовать на вечную жизнь, уж слишком незначительными были их обязанности, но кое-что перепадало и им. Они получали гарантию того, что благополучно доживут до глубокой старости. А это уже немало. Если в каком-нибудь городе встречался дряхлый старик, можно было не сомневаться, что это верный помощник Сынов Карны. Ряды Посредников постоянно нуждались в пополнении, поэтому Ловчие время от времени покупали на невольничьих рынках детей. Обученная всему необходимому молодежь сменяла стариков, ушедших в Серую Зыбь. Число же Ловчих не менялось. Вергун не знал, сколько их всего, да и никто, пожалуй, не знал, кроме самой Непостижимой. Хотя никакой тайны здесь не было.

Горные тропы были довольно узки, но достаточны, для того чтобы по ним мог проехать всадник. Вергун наслаждался царящим вокруг покоем. Легкий белый туман стелился в глубоких ущельях, из-за чего те казались бесконечными. Отвесные монолиты скал причудливыми глыбами нависали над петляющей дорогой. Воздух был чист и наполнен ароматом горных цветов, растущих на недоступных для человека вершинах. В одном месте Сын Карны увидел дикую дха. Животное долго и внимательно следило за проезжающим внизу человеком, покачивая массивными изогнутыми рогами. Всадники в этой местности были редкими гостями.

Твердыня открылась его взору внезапно. Просто за очередным поворотом раздвинулись скалы, явив утопающий в зелени островок жизни. Вырубленная прямо в скальной породе древняя крепость величественно возвышалась над плодовыми садами и маленькой речкой, которую питал горный водопад. Без сомнения, всадника давно заметили. Высоко над деревьями парило странное устройство, придуманное одним из Посредников. Это был большой, надутый теплым воздухом кожаный шар, под которым болталась плетеная корзина. От шара вниз тянулась прочная веревка, и Ловчий с интересом подумал, что будет, когда та однажды оборвется. В корзине находился дозорный, следящий за единственной ведущей к Твердыне дорогой.

Первый сторожевой пост беспрепятственно пропустил Сына Карны. На втором его задержали. Из незаметного с дороги укрытия вышел начальник Оборонного Круга молодой Посредник по имени Рахмат.