Что касается архиепископа, то напомним, что в его власти были даже собственные вооруженные силы — особый архиепископский полк. Власть и авторитет архиепископа постепенно вытесняли власть и авторитет приглашенных князей и посадников. В его власти мы видим все тот же древний индоевропейский архетип неразделенных властных полномочий царя и жреца в одном лице, столь ярко выраженный в древнем Риме, по-своему проявившийся в светской власти римских пап, носящих древний царский титул верховного понтифика, присущий царям древности как верховным жрецам национального культа. Средневековые легенды о таинственном пресвитере Иоанне, правителе далекой христианской Индии, по-своему воскрешают этот древний архетип Верховного владыки, сосредотачивающего в своих руках власть духовную и светскую.

Древнейшие мифы Индии, отображенные, в частности, в «Бхагаватгите», говорят о том, что в глубокой древности жрецы-брахманы исполняли воинские функции, а цари из кшатриев, т. е. воинского сословия, совершали жреческие жертвоприношения. Речь об этом пойдет ниже.

Возвращаясь к политической роли архиепископа в Новгороде, напомним, что, кроме воинского подразделения, лично у него на службе были и дворяне. Например, потомки Григория Пушки в XV веке служили как Московским Великим князьям, так и новгородским владыкам. В свете этих данных можно заметить, что новгородцам, и в целом русским военным и государственным традициям, не так уж чужда была орденская, рыцарско-монашеская традиция наших средневековых соседей — ливонских немцев. И все эти данные в совокупности говорят о том, что феномен позднего Новгородского державства вполне корректно называть феноменом «теократической демократии», органически связанной с Верховной властью монарха.

Древнейшие корни монархической власти в России, да и в Европе лежат в древнейших функциях князя. Первоначальной формой княжеской власти, которая являлась повсеместным институтом языческих, раннеклассовых обществ, была власть племенного предводителя-военачальника. Племенные вожди не погибли вместе с породившим их родоплеменным строем, но заняли видное место в социальной пирамиде при новых условиях. Предводитель-князь оставался необходимым элементом социально-политического устройства племени и племенных союзов, предшествовавших раннефеодальному государству, выполняя ряд необходимых функций, главной из которых оставалось военное руководство. Но со временем к нему стали переходить и верховные жреческие функции, которые у многих индоевропейских племен были закреплены не за собственно жреческим сословием, а за царями-жрецами или старейшинами рода. Само слово «князь» относится к лексике, связанной с родоплеменными отношениями, и первоначально означало старейшину рода, имевшего также функции главного жреца. Не случайно в польском языке слово «князь» со временем стало обозначать священнослужителя — «ксендза». Однако заметим, что превращение родового вождя в сакрального монарха — процесс не простой и не линейный. Безусловно, монархия изначально строится по модели большой семьи, которая, совершенствуясь, создает развитые и прочные над-этнические институты, основанные на определенном праве, равно понимаемом всеми соотечественниками, что мы и видели на примере Новгорода. Возглавляет эти институты власть божественных избранников — священная и, безусловно, являющаяся таковой в глазах всего социума. Такая власть подобна отражению или персонификации власти Верховного божества в силу самого, зачастую чудесного, избранничества, а не только в силу старейшинства в роду. Иными словами, у истинно монархической власти, кроме аспекта биологического, появляется сакральное измерение, что и выделяет ее из арифметической суммы совокупности властных полномочий, традиционно закрепленных за старшим в роду как носителем нового властного качества. Часто появление сакрального государя в мифах и легендах отчетливо противоречит сложившемуся, «законному» порядку вещей. Это или чудесное рождение «от морского чудища», как у предка династии Меровингов, или незаконнорожденность от морганатической связи властвующей матери или отца. Типичным примером такого правителя в истории являются король Артур и наш князь-креститель Владимир.

Противореча законам земным, такой человек, рожденный незаконным, обретает власть по законам священного порядка, которые были зачастую более очевидными для сознания человека традиционного общества. И его личность, личность священного вождя, овеянная неземной славой, пронизанная сакральными энергиями, которые через него транслировались всему сообществу, через свою сопричастность первообразу Верховного божества способствовали формированию народной массы в единый национальный организм. Сказанное выше применимо как к сообществу языческому, так и к пониманию роли и значения христианского Государя.

В работах этнографа Д. Фрэзера показано, что на определенной стадии развития общества считалось, что Царь и жрец наделены сверхъестественными способностями и являются некими воплощениями божества. В соответствии с этими воззрениями полагалось, что ход природных явлений зависит от их деятельности. «Божественная личность является источником как благодеяний, так и опасности; ее надлежит не только оберегать, но и остерегаться. Священный организм вождя столь хрупок, что может прийти в расстройство от малейшего прикосновения, вместе с тем содержит в себе мощный заряд физической и духовной силы, разряжение которой может иметь фатальные последствия для всякого, кто приходит с ним в соприкосновение. Вследствие этого изоляция богочеловека необходима не только для его личной безопасности, но и для безопасности других». Считалось также, что Царь может утратить часть своей божественной природы, если будет править вопреки священным законам миробытия, определенным в конкретных религиозных системах как универсальный, космический закон, например «rta» у древних арьев. Именно такое понимание сути царского служения и его сакральной природы лежит в основе столь удивительных фактов, как наличие царя у древних славян, который, по данным арабских источников, фактически ничего не делает и даже не сходит со своего Трона, своей недвижимостью как бы сохраняя неизменным священный порядок бытия. И именно из той дальней эпохи, когда такое воззрение на Царя и верховного владыку было повсеместным, по мнению многих современных историков, идет традиция располагать резиденцию князя поодаль от основного городского поселения. Более того, на нее налагалось табу, и простым смертным было воспрещено входить туда. Вероятно, именно такой резиденцией поначалу было Рюриково городище вблизи средневекового Новгорода. Важно отметить, что с древнейших времен и вплоть до падения Царской власти, в России считалось, что именно через сакральную фигуру Царя, в котором видели олицетворение божественного архетипа единоличной вселенской власти, и благодаря наличию на троне Царя, народу подаются блага Свыше. И именно Царь является гарантом того, что эти божественные благодеяния по отношению к народу не прекратятся.

Подчеркнем особо, что древний «тройственный» принцип власти не мог функционировать без «одиначества». Иными словами, это не было сегодняшнее разделение властных полномочий между судебной, законодательной и исполнительной властью. Власть мыслилась единой, и этот принцип составлял существенную черту древнерусского вечевого уклада. Без единодушия веча и нераздельности форм власти как нормы и обязательного правила подобный уклад функционировать не мог. И это «русское начало единомыслия» характеризовало весь политико-юридический быт и Руси домонгольской, и Руси Московской.

Именно из него, а не из некоего деспотизма князей или царей выросла органичная единодержавная Русская монархическая власть!

А.В. Петров, автор уже упомянутой нами книги «От язычества к Святой Руси…», отмечает: «В политическом «одиначестве» на Руси со временем воплотилось нечто большее, чем потребность в устроении власти. «Одиначество» заявило о себе и как религиозно-нравственный принцип народной жизни, готовый и способный к христианизации. В определенном и важном смысле традиционные институты дохристианской Руси становятся теми «новыми мехами» для «вина нового, учения благодатного», о которых писал митрополит Иларион». И это единомыслие стало основой не только нравственной жизни христианского этноса, но и крепким фундаментом такой государственной организации, которая в наибольшей степени отвечала нормам и этике этого «одиначества» — самодержавной монархии. Из древнего вечевого «одиначества» органически вырастала единоличная царская власть, следовавшая установившемуся издревле политическому порядку, стержнем которого являлась строгая централизация и безусловное подчинение неделимой верховной власти всех сословий. Сами корни нашей Самодержавной власти имеют несомненно народоправственную, демократическую, если угодно, природу».