– Вы член клуба? – спросил он, желая нарушить молчание.

– Это наше владение, – отозвался Карвер. – Мы имеем сеть таких клубов во всем мире.

– То есть вы занимаетесь клубным бизнесом?

– Не совсем. – На лице Карвера отразилось приятное удивление. – Мой отец, Густав, открыл этот клуб в конце пятидесятых для проведения встреч с особо важными клиентами. Затем появились другие, в том числе и в Лондоне, Париже, Стокгольме, Токио, Берлине… Это вроде как бонус. Если фирма заключает с нами серьезный контракт на определенную сумму, человек, представляющий фирму, становится пожизненным членом клуба. Бесплатно. Мы побуждаем их давать рекомендации своим приятелям и коллегам, которые, разумеется, платят за членство. Так что эти клубы дают немалую прибыль.

– Значит, членом этого клуба нельзя стать, просто заполнив бланк?

– Нет, – усмехнулся Карвер.

Выговор Карвера – приглушение некоторых гласных и подчеркивание других – выдавал «истинного американца», аристократа с восточного побережья. Английская школа, диплом «Лиги плюща».[8]

Амплуа Карвера – герой-любовник. И стареет он с достоинством, не пытается молодиться. Макс прикинул его возраст в сравнении со своим – вероятно, на год или два моложе. Сбалансированная диета, следит за здоровьем. Однако шея в тонких морщинках и в уголках небольших острых голубых глаз «гусиные лапки». С такой золотистой кожей он мог сойти за белого латиноамериканца, аргентинца или бразильца, с корнями в Германии. Несомненно, красив, вот только рот подкачал. Плотно сжатые тонкие губы, точно по ровному месту полоснули опасной бритвой.

Принесли кофе в белом фарфоровом кофейнике. Макс налил себе чашку, добавил из кувшинчика сливок. Кофе был ароматным и крепким, а сливки не оставляли на поверхности маслянистой пленки. Напиток для гурманов. Зерна только что прожарили и смололи. Не то что непонятно какое пойло, получающееся из продукта, который вы прихватываете в супермаркете.

– Я слышал о смерти вашей жены, – произнес Карвер. – Примите соболезнования.

Макс склонил голову, показывая, что принимает к сведению. Затем перешел к делу:

– Вы говорили, что у вас есть для меня работа?

Карвер рассказал о Чарли. Макс выслушал и отказался. Карвер назвал сумму гонорара, и Макс задумался. А Карвер тем временем протянул ему большой коричневый конверт. Внутри лежали две глянцевые черно-белые фотографии девочки.

– Мистер Карвер, мне показалось, вы упоминали о сыне. – Макс показал на фотографии.

Карвер поморщился.

– Понимаете, у Чарли был какой-то пунктик насчет волос. Мы прозвали его Самсоном, потому что он никому не позволял к ним прикасаться. Он родился с необычно длинными волосами и уже в год немедленно поднимал крик, заметив, что нему приближаются с ножницами. Причем это был не просто детский плач, когда ребенок капризничает. Чарли вопил оглушительно, как от жуткой боли. Слышать это было невозможно. В конце концов мы оставили его в покое. Решили подождать, пока подрастет.

Макс кивнул.

С лица Карвера на несколько мгновений сползла пелена холодного высокомерия, оно стало более человечным. Для Макса, чтобы проникнуться к нему теплыми чувствами, этого оказалось недостаточно, но начало было положено.

Он внимательно рассмотрел первую фотографию. Чарли не похож на отца. Глаза и волосы очень темные, рот большой, полные губы. Мальчик не улыбался. Казалось, он был расстроен, что его отвлекли от какого-то занятия. Взгляд взрослый и пронзительный.

На второй фотографии Чарли стоял перед кустами бугенвиллеи с почти таким же выражением лица. Длинные волосы заплетены в две тугие косички. В веселеньком платье с оборками, в цветочках.

Макса чуть не затошнило.

– Это не мое дело, мистер Карвер, и я не психолог, но так наряжать парня не годится.

– Моей жене почему-то захотелось.

– Вы не похожи на подкаблучника.

Карвер коротко рассмеялся, будто откашлялся.

– Видите ли, у нас на Гаити даже хорошо образованные люди не свободны от… хм, разного рода суеверий.

– Вуду?

– Мы называем этот культ вуду, мистер Мингус. Гаитяне на девяносто процентов католики и на все сто вудуисты. И в этом нет ничего дурного. Во всяком случае, не хуже, чем поклоняться прибитому к кресту полуголому мужчине, пить его кровь и есть его плоть.

Он вгляделся в лицо Макса, ожидая реакции. Макс спокойно смотрел ему в глаза.

«Можешь поклоняться хоть тележкам в супермаркете, это твое дело…»

Макс снова посмотрел на фотографию Чарли в платье. Бедный ребенок.

– Мы его искали, – продолжил Карвер. – Всюду. Почти весь девяносто пятый год во всех газетах, по телевидению, радио каждый день объявления. Где только можно расклеили плакаты с его фотографией и обещанием солидного вознаграждения за любую информацию и много больше за самого Чарли. Как понимаете, в желающих получить вознаграждение недостатка не было.

– Что-нибудь толковое удалось узнать?

– Ничего. До вас за дело брались несколько частных детективов. С тем же успехом.

«Это он тебе бросает наживку. Не поддавайся. Зачем тебе нужно это дерьмовое соперничество?»

И все же Максу было любопытно. Сколько человек работали по данному делу? Почему потерпели неудачу?

Он изобразил на лице безразличие.

– Не станем опережать события. В данный момент мы просто ведем разговор.

Карвер, наверное, был уязвлен. Ему не часто приходилось слушать отказы. Скорее всего его окружали люди, которые заразительно смеялись его шуткам и стремглав неслись выполнять любую просьбу. Таковы они все, очень богатые, родившиеся и выросшие в роскоши. Они плавают в своих собственных водоемах и не дышат тем же воздухом, что и простые смертные. Живут в параллельных мирах, своей особой жизнью, им неведомы неудачи. Ждал ли когда-либо Карвер конца месяца, когда получит жалованье и купит себе пару ботинок? Отвергала ли его какая-нибудь женщина? Ездил ли он по городу, чтобы купить что-нибудь дешевое на распродаже? Едва ли.

Затем Карвер сказал Максу об опасности, если он возьмется за расследование. Намекнул, что с его предшественниками случилось нечто ужасное. Но Макс по-прежнему не поддавался на провокации. Он шел на встречу с Карвером на тридцать процентов уверенный, что не возьмется за работу. Теперь процент повысился до пятидесяти.

На Карвера произвело впечатление его безразличие, и он перевел беседу на Чарли. Как ребенок начал ходить, какой у него обнаружился замечательный музыкальный слух. Потом начал рассказывать о Гаити. Макс слушал с притворным интересом, а сам пытался кое-что сообразить.

Ничего не получалось. Просматривались лишь два очевидных мотива похищения ребенка – деньги и какие-то дела, связанные с этим самым вуду. Но поскольку требование выкупа так и не поступило, то, видимо, следует предполагать второй мотив. О вуду Макс знал немного больше, чем показал Карверу.

Кстати, а может, и Карвер тоже знает много больше? Например, о Соломоне Букмане? Наверняка знает. Как может не знать, если на него работал Торрес? О чем еще осведомлен этот надутый богач? Не припрятано ли у него что-нибудь в рукаве?

Макс не любил начинать работу с недоверия клиенту.

Он пообещал Карверу подумать над предложением. Тот вручил ему свою визитную карточку и попросил дать ответ не позднее, чем через сутки.

Макс ехал в отель на такси, разложив на коленях фотографии Чарли Карвера. Размышлял о десяти миллионах долларов и о том, что мог бы с ними сделать. Продать дом и купить апартаменты где-нибудь в тихом приличном месте, например в Кандле, фешенебельном пригороде Майами. Поселиться в курортном местечке на острове. Или вообще уехать из Майами.

Потом Макс начал думать о Гаити. Взялся бы он за это дело до тюрьмы? Да. Его привлекла бы сложность задачи. Никаких юридических препятствий для расследования, просто загадка в чистом виде, работа для мозгов, возможность помериться умом с серьезным преступником. Но его талант сыщика чах в тюрьме от неупотребления, так же, как мускулы слабеют, если их не нагружать. Очевидно, такое дело теперь ему не по зубам.