На следующий день в четыре часа утра они выехали в Содо. За рулем сидела Шанталь. Водопад находился всего в сорока милях на север от Порт-о-Пренса, но тридцать из них надо было преодолеть по ужасной дороге. В хороший день поездка туда и обратно занимала в среднем десять часов. В плохой – в два раза дольше.

Шанталь приготовила плетеную корзину с едой.

Пищу здесь надо есть только свою. Конечно, по дороге им встретятся несколько кафе, и у водопада есть небольшой туристический поселок Вильбонейр, но в тамошних заведениях могут подсунуть домашних грызунов под видом свинины, курятины или говядины.

– Зачем, собственно, мы направляемся в Содо? – спросила Шанталь.

– Во-первых, хочу поговорить с этим Лебаллеком. Фостин знал, кто похитил Чарли. Он мог рассказать это ему. Во-вторых, в городок Кларнет ездили мои предшественники. Надо выяснить, что их туда потащило, что они там увидели или услышали. Вероятно, натолкнулись на что-либо.

– Вы не думаете, что организаторы похищения уже давно приняли меры, чтобы там не осталось никаких свидетельств?

– Да, – кивнул Макс. – Но ничего нельзя знать заранее. Вдруг они что-нибудь недоглядели? Всегда есть шанс.

– Небольшой.

– Главное, что есть. Я, например, всегда надеюсь, что мой противник окажется тупее меня. Иногда везет. – Макс усмехнулся.

– Вы еще не упомянули ссылку на водопад Филиуса Дюфура.

– Эту чушь насчет того, чтобы «идти к источнику мифа»? Последнее, что я собираюсь делать, – это следовать советам предсказателя. Мне нужны факты, а не фантазии. Свяжешься с оккультизмом, – и все, на расследовании можно поставить крест.

– Вы ошибаетесь, – промолвила Шанталь.

– А почему он мне ничего не сказал, если что-то знает о похищении Чарли? Неужели ему не жаль ребенка?

– Может, ему не позволено говорить.

– Кем не позволено? Духами, с которыми он общается? Шанталь, Дюфур знает столько же, сколько я. То есть ничего.

Примерно час они ехали в полной темноте. Оставили позади Петионвилл, пересекли равнину. Дорога пока была на удивление ровной. Но вот машина завернула за первый холм, и началась тряска. Шанталь сбавила скорость и включила радио. Радиостанция американских войск передавала «Я хотел бы уметь летать» Роберта Келли. Шанталь крутанула ручку настройки, и зазвучала песня «Америка умирает медленно» в исполнении Клана Ву-Тан. Она продолжала крутить ручку. Заговорило гаитянское радио, потом трансляция церковной службы, потом станции Доминиканской Республики, угостившие смесью сальсы, болтовни и спортивного репортажа. Еще одна церковная служба, все на испанском.

Ей надоело, и она вытащила из сумочки кассету. Нажала кнопку «воспроизведение».

– Это Хипповый Мики.

Запись была сделана с концерта. Голос у Хиппового Мики напоминал звук, который издает терка для сыра, когда ее чистят наждачной бумагой. Пения вообще не было, лишь крики, рев, вопли, смех. И все на высоких нотах в неистовом ритме, который не ослабевал и не смягчался. Шанталь увлеклась песней, пританцовывала, постукивала ладонями по рулю и ногой по педали, двигала головой, торсом и бедрами. Улыбаясь, повторяла шепотом припев, складывая ладонь в форме пистолета и пуляя в воздух. Ее глаза блестели.

– О чем он пел? – спросил Макс, когда Хипповый Мики закончил. – Агитировал за мир во всем мире?

– Нет, – улыбнулась Шанталь. – Он пел о танце, который исполняют на карнавале, когда двигаются по городу, переходят из деревни в деревню. Карнавал длится несколько дней. Проходит бурно, с оргиями и даже убийствами.

– Веселый праздник.

– Вероятно, вы увидите его.

– Когда он проходит?

– Перед Пасхой.

– Ну это вряд ли.

– Вы собираетесь находиться тут, пока не найдете Чарли?

– Да. Но надеюсь, это не займет у меня так много времени.

Шанталь улыбнулась:

– А что вы будете делать, если след простыл?

– Он и сейчас не горячий. Пока я лишь проверяю слухи. Ничего любопытного.

– А если и это иссякнет? Что тогда?

– Посмотрим.

– А если мальчик действительно погиб?

– Скорее всего так оно и есть. Однако моя задача – найти место, где он похоронен, отыскать убийц, выяснить, почему они это сделали. Мотивы – важная вещь. – Макс посмотрел на нее. – В общем, рутина.

– Вы не из тех, кто сдается.

– Просто не люблю оставлять работу незавершенной.

– Вы привержены этому с юности?

– Пожалуй, да. Но это у меня не от родителей. Отца я не знал. Он ушел, когда мне было шесть лет, и не вернулся. Фактически мне заменил отца Элдон Бернс. Коп-боксер, который тренировал подростков в Либерти-Сити. Я поступил к нему в двенадцать лет. Он научил меня драться и еще много чему. Элдон тренировал и одновременно воспитывал. Например, в раздевалке на видном месте повесил свод правил. Одно из них гласило: «Всегда заканчивай то, что начал». Если это бег и ты плетешься последним, все равно не дури и не переходи на шаг. Беги, пока не достигнешь финиша. Если схватка и тебя побили, не ползи к своему табурету, сражайся, пока не зазвонит колокольчик. – Макс улыбнулся. – «Держись, – говорил он, – и когда-нибудь тебе воздастся». Хорошее правило.

– Из-за него вы стали копом?

– Да. Потом он был моим боссом в полиции.

– Вы с ним общаетесь?

– Редко.

Они поссорились перед тем, как Макс сел в тюрьму, и не разговаривали более восьми лет. На суде Элдон свидетельствовал в его пользу и был на похоронах Сандры, но и то и другое делал по обязанности, как бы отдавая долги. Теперь они в расчете.

Шанталь ощутила, как Макс напрягся, и снова включила радио. Завертела ручку настройки и нашла ненавязчивое фортепианное соло с импровизацией на тему «Я хочу быть рядом».

Поднималось солнце, впереди показались горы. Черные силуэты на фоне рассветного неба.

– Как ваша мама? – спросил Макс.

– Умирает, – вздохнула Шанталь – Медленно. Страдает. Говорит, что не дождется, когда все закончится.

– Чем занимается ваш папа?

– Я его не видела. Мама забеременела во время обряда. Тогда она была одержима духом, как и мой отец. Духа звали Шевалье. По-французски «рыцарь», а по-нашему «божественный».

– Значит, вы дитя Бога?

– А разве мы все не Божьи дети, Макс?

– И этот Шевроле как-то повлиял на вас?

– Не Шевроле, а Шевалье, – поправила она с шутливыми негодованием. – Нет, не повлиял. В последний раз я присутствовала на обряде, когда мне было пятнадцать.

– Все еще впереди, – сказал Макс.

Она взглянула на него так, что перехватило дыхание. Он не мог оторвать глаз от ее рта и небольшой темно-коричневой, похожей на запятую, родинки под нижней губой. И уже не в первый раз Макс подумал, какова же Шанталь в постели. Решил, что потрясающая.

Стало совсем светло. Дорога была по-прежнему ухабистой. Кругом ни деревьев, ни кустов – одни кактусы. В Штатах тоже есть места с подобными пейзажами. Макс знал об этом по открыткам.

Они поднимались в горы, которые были совершенно не похожи на Скалистые горы и Аппалачи, здесь они напоминали огромные кучи коричневой мертвой земли. Трудно представить, что когда-то весь остров покрывал тропический лес. Таковы результаты экологической катастрофы. Макс предположил, что живущие тут люди должны выглядеть как узники фашистского концлагеря или жертвы голода в Эфиопии.

Но он ошибся.

Селяне, конечно, были тоже очень бедны, однако жили лучше, чем городские бедняки. Дети, хотя и тощие, но не рахитичные и в отличие от своих ровесников в Порт-о-Пренсе не смотрели, как загнанные голодные зверьки. Деревни, которые Макс и Шанталь проезжали, не были похожи на трущобы. Домишки с крытыми тростником крышами и толстыми стенами, покрашенными в яркие цвета. Животные тоже выглядели лучше. Свиньи меньше похожи на коз, козы меньше похожи на собак, собаки меньше похожи на лис, а куры меньше похожи на страдающих отсутствием аппетита голубей.

Дорога стала совсем скверной, и машина медленно поползла. Приходилось объезжать рытвины глубиной почти два метра, тащиться на крутых поворотах на случай, если кто-нибудь выедет навстречу. Но Макс пока не увидел ни одного движущегося автомобиля. Правда, несколько стояло на обочине, разбитых вдребезги, ободранных до каркасов. Что же стало с их водителями?