Я слышал — правда ль? — будто встарь Судей таких видали, Которые весьма умны бывали, Пока у них был умный секретарь. X Василек В глуши расцветший Василек Вдруг захирел, завял почти до половины, И, голову склоня на стебелек, Уныло ждал своей кончины; Зефиру между тем он жалобно шептал: «Ах, если бы скорее день настал, И солнце красное поля здесь осветило, Быть может, и меня оно бы оживило?» — «Уж как ты прост, мой друг!» Ему сказал, вблизи копаясь, жук: «Неужли солнышку лишь только и заботы, Чтобы смотреть, как ты растешь, И вянешь ты, или цветешь? Поверь, что у него ни время, ни охоты На это нет. Когда бы ты летал, как я, да знал бы свет, То видел бы, что здесь луга, поля и нивы Им только и живут, им только и счастливы: Оно своею теплотой Огромные дубы и кедры согревает И удивительною красотой Цветы душистые богато убирает; Да только те цветы Совсем не то, что ты: Они такой цены и красоты, Что само время их, жалея, косит, А ты ни пышен, ни пахуч: Так солнца ты своей докукою не мучь! Поверь, что на тебя оно луча не бросит, И добиваться ты пустого перестань, Молчи и вянь!» Но солнышко взошло, природу осветило, По царству Флорину рассыпало лучи, И бедный Василек, завянувший в ночи, Небесным взором оживило. О вы, кому в удел судьбою дан Высокий сан! Вы с солнца моего пример себе берите! Смотрите: Куда лишь луч его достанет, там оно Былинке ль, кедру ли — благотворит равно, И радость по себе и счастье оставляет; Зато и вид его горит во всех сердцах — Как чистый луч в восточных хрусталях, И всё его благословляет. XI
Роща и огонь С разбором выбирай друзей. Когда корысть себя личиной дружбы кроет,— Она тебе лишь яму роет. Чтоб эту истину понять еще ясней, Послушай басеньки моей. Зимою Огонек под Рощей тлился; Как видно, тут он был дорожными забыт. Час-от-часу Огонь слабее становился; Дров новых нет; Огонь мой чуть горит И, видя свой конец, так Роще говорит: «Скажи мне, Роща дорогая! За что твоя так участь жестока, Что на тебе не видно ни листка, И мерзнешь ты совсем нагая?» — «Затем, что, вся в снегу, Зимой ни зеленеть, ни цвесть я не могу», Огню так Роща отвечает. «Безделица!» Огонь ей продолжает: «Лишь подружись со мной; тебе я помогу. Я солнцев брат, и зимнею порою Чудес не меньше солнца строю. Спроси в теплицах об Огне: Зимой, когда кругом и снег и вьюга веет, Там всё или цветет, иль зреет: А всё за всё спасибо мне. Хвалить себя хоть не пристало, И хвастовства я не люблю, Но солнцу в силе я никак не уступлю. Как здесь оно спесиво ни блистало, Но без вреда снегам спустилось на ночлег; А около меня, смотри, как тает снег, Так если зеленеть желаешь ты зимою, Как летом и весною, Дай у себя мне уголок!» Вот дело слажено: уж в Роще Огонек Становится Огнем, Огонь не дремлет: Бежит по ветвям, по сучкам; Клубами черный дым несется к облакам, И пламя лютое всю Рощу вдруг объемлет. Погибло всё вконец, — и там, где в знойны дни Прохожий находил убежище в тени, Лишь обгорелые пеньки стоят одни, И нечему дивиться: Как дереву с огнем дружиться? XII Чиж и еж Уединение любя, Чиж робкий на заре чирикал про себя, Не для того, чтобы похвал ему хотелось, И не за что; так как-то пелось! Вот, в блеске и во славе всей, Феб лучезарный из морей Поднялся. Казалось, что с собой он жизнь принес всему, И в сретенье ему Хор громких соловьев в густых лесах раздался. Мой Чиж замолк. «Ты что ж», Спросил его с насмешкой Еж: «Приятель, не поешь?» — «Затем, что голоса такого не имею, Чтоб Феба я достойно величал», Сквозь слез Чиж бедный отвечал: «А слабым голосом я Феба петь не смею». Так я крушуся и жалею, Что лиры Пиндара мне не дано в удел: Я б Александра пел. XIII Волк и ягненок У сильного всегда бессильный виноват: Тому в Истории мы тьму примеров слышим, Но мы Истории не пишем; А вот о том как в Баснях говорят. Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться; И надобно ж беде случиться, Что около тех мест голодный рыскал Волк. Ягненка видит он, на до́бычу стремится; Но, делу дать хотя законный вид и толк, Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом Здесь чистое мутить питье Мое С песком и с илом? За дерзость такову Я голову с тебя сорву».— «Когда светлейший Волк позволит, Осмелюсь я донесть: что ниже по ручью От Светлости его шагов я на сто пью; И гневаться напрасно он изволит: Питья мутить ему никак я не могу».— «Поэтому я лгу! Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете! Да помнится, что ты еще в запрошлом лете Мне здесь же как-то нагрубил: Я этого, приятель, не забыл!» — «Помилуй, мне еще и отроду нет году», Ягненок говорит. «Так это был твой брат».— «Нет братьев у меня». — «Так это кум иль сват И, словом, кто-нибудь из вашего же роду. Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, Вы все мне зла хотите, И если можете, то мне всегда вредите: Но я с тобой за их разведаюсь грехи».— «Ах, я чем виноват?» — «Молчи! устал я слушать Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Сказал и в темный лес Ягненка поволок. |
