Мы с Валерием Алексеевичем недавно вместе посмотрели свежую передачку Аркадия Мамонтова из цикла «Специальный корреспондент». Про «бархатные» революции.
Тут и президент, как раз перед думскими выборами, решил возглавить список «Единой России». Все это вместе, видно было, сильно раздражало Иванова.
— Какая связь? — спросил я его, намекая на передачу Мамонтова и партийные списки.
— Самая прямая, ешкин кот, — недобро зыркнул на меня исподлобья сосед.
— И все же?
— Вопрос легитимации власти. Именно легитимации, а не законности.
— Какая разница-то?
— Да та разница, что легитимация — это признание законным. А законная власть, она законная и есть! Ей признания не требуется. И пиара не надо. И обоснований лишних.
Вот мы Мамонтова смотрели с тобой только что! Так ведь он, нехороший человек, историю «бархатных» революций с Сербии начинает! И ни слова, ни намека о том, что сама нынешняя власть в России — это плод первой самой «бархатной» революции — перестройки в Союзе! И когда Ельцина с почестями хоронят в Новодевичьем монастыре, да в храме Христа Спасителя отпевают, когда Путин прилюдно скорбит по Ельцину, он признает публично свою преемственность именно той власти, что заняла Кремль в результате совместного труда советских партийных предателей и западных их наставников! Что это, как не «бархатная» революция? А вся цепь «песенных» революций в Прибалтике, на которых обкатывались схемы для «бархатной» замены власти во всем Союзе? Ведь методы те же, абсолютно, что потом применялись в Сербии, Грузии, на Украине! Те же, что применялись в Восточной Европе, когда Горбачев ее на волю распускал. С Румынией только ошибка вышла поначалу, как и с Молдавией. Уж больно народ дикий — цыгане, одно слово. Но об этом секрете полишинеля — молчок. Все уткнулись в тряпочку… Значит, нехорошие американцы и иже с ними — только тогда нехорошие, когда они мешают российской власти, которую сами же, сами же на престол посадили?!
— Так что же ему — Путину — сплясать на гробе надо было, что ли?
— Нет, конечно. Правила игры, то да се.
Валерий Алексеевич затянулся было уже догоревшей до фильтра сигаретой, посмотрел недоуменно на окурок, ткнул его в блестящую, вертящуюся пепельницу, утопил в ее недрах и тут же потянулся за новой сигаретой.
— Ты бы, Алексеич, курить бросил, а то сам ведь на сердце жалуешься… — некстати намекнул я соседу на перешедшую в болезненную страсть привычку.
— Да при чем тут!.. Ты больше Катерину слушай, она меня лечить любит, только я все равно не поддаюсь, — уже более спокойно произнес сбитый с горячности тона Иванов и попытался продолжить мысль. — «Единая Россия» сегодня — та же КПСС, только не при Сталине, а при Горбачеве. Там большинство — чиновники. А большинство чиновников нынешних — те самые люди, что пришли вместе с Ельциным. В результате той самой — первой «бархатной» перестройки — перекройки по американским лекалам.
— Но Путин же не вступил в партию!
— Пока не вступил, еще не вечер. Но первое место в списке занял! Там, глядишь, и председателем станет. Может быть, с точки зрения полит-технологий это все и правильно. Но по-человечески — противно. Ты пойми, я ведь не о политике сейчас говорю, а о правде. Они всегда почти не совпадают — понятия эти. Я это давно знаю. Я понимаю, почему так боится сегодня власть прямо сказать, что Ельцин — ставленник американцев, пришедший к власти в результате «бархатного» переворота. Так же точно, как Саакашвили, как Ющенко… Но другого выбора у Путина, кроме как рано или поздно признать все это и проклясть публично, отмежеваться, — нет! Не может это продолжаться дальше, если Путин действительно хочет, чтобы в России была законная власть! Пусть будет его власть! Но право на законную власть президент приобретет только тогда, когда назовет все своими именами — без эвфемизмов о «величайшей геополитической катастрофе»!
— Ну нельзя же вот так прямо.
— Нельзя. Я знаю. Но и по-другому тоже нельзя. Вот где собака порылась, соседушко.
Что ты думаешь, я не понимаю, что Париж стоит мессы, а Пасха стоила нам Советского Союза??! Или я не знаю, что никакого эволюционного перехода СССР к русскому православному государству все равно бы не произошло никогда? Для меня лично обретение, пусть только возможное — поскольку грешен зело, — веры в «воскрешение мертвых и жизни будущего века» стоит всего, что я лично пережил. Да и вообще, не было другого пути, сколь бы ни был он кровав, каких бы бед и несчастий он ни стоил. Но не Ельцина, не Яковлева с Горбачевым это заслуга — возвращение и возрождение Церкви! Для них, и для их англосаксонских кураторов Церковь наша — это досадное, но необходимое и вынужденное условие — цена, можно и так сказать, развала СССР, читай — остатков Российской империи. Они только потому и проиграли холодную войну, что не поняли, что возрождение Православия — это наша победа, а не их! Россия в результате выиграла души! А они лишь тело. А тело — оно обманчиво! Сегодня оно одно захотело, завтра — другое. И душа телу хозяин, а не наоборот, как они всегда считали. На том и песец им придет. Но это их проблемы. А у нас вопрос веры и справедливости — главный. Но если Путин стал демонстративно скрывать свои отношения с Церковью, чтобы не раздражать толерастов, если он уже слово «русский» перестал вдруг произносить, а все больше у него «россияне» на устах, — это вопрос доверия к нему русской души, а не российского тела.
— Что-то ты, Иваныч, завернул в такие эмпиреи, что без бутылки и не разберешься!
— Ну так ты бальзамчику хлопни, мне недавно из Риги опять привезли.
— Валерий Алексеевич улыбнулся и деловито полез в шкапчик, продолжая мысль на ходу. — На песке, на вранье, на публично сказанном по телевизору, что «Ельцин дал России свободу» — законной власти не построишь! Ни при чем здесь Ельцин. И все это знают, в том числе и те «дарагие рас-сияне», что миллионами записывались в участники первой защиты Белого дома, а теперь клянут «царя Бориса» почем зря… Я знаю одно: Путин должен сказать правду. Тогда его власть — и так почти царская — станет законной и фактически монаршей властью. Без этого — сам себя переиграет, какой бы гениальный политик он ни был. Без этого — потеряет ту Божью помощь, каковая только и позволила ему совершить чудо — чудо возрождения уже, казалось, погибшей России. Но пока он играет в полит-технологии, пока он старается переиграть всех административным гением, пока он, пусть даже по понятным причинам, не находит сил или, как ему кажется, возможности порвать с проклятием рождения нынешней Российской Федерации и нынешней Российской Конституции — все им сделанное — под угрозой. Пока он твердит о «многонациональности и многоконфессиональности» — Россия под угрозой. И русский народ, все еще не ставший нацией, может ею так и не стать.
Какая постсоветская республика с титульным населением более восьмидесяти процентов считает себя «многонациональной»? Да хоть бы их и половина всего была — как в той же Латвии — «государстве латышей»! А какое государство в мире с таким национальным составом считает себя многонациональным? Россия. Где даже нет уже термина «национальное меньшинство», где каждый якут или табасаранец меньшинством не является! Где татары, которых не более четырех процентов от всего населения страны, и все же вторые по численности после русских в России, требуют себе особых прав и половины власти и добычи! У нас мусульман пять процентов всего верующих — против семидесяти процентов православных. Какая, прости господи, «многоконфессиональность»? Какого черта раввинов везде суют, когда иудеев вообще доли процента по России?!
— Судить легко! Да и как же начинать новую традицию — демократической смены власти? Одно это не позволяет Путину сказать правду о Ельцине! Да и упреков в национализме от Запада хотелось бы избежать!
— Да. Ты прав. Судить легко. Я не сужу Путина. Я им иногда восхищаюсь. Ему Господь урок дал трудный, но Бог не по силам испытаний не дает. Я вот человек слабый, так меня Господь миловал — провел по краешку испытаний, тех, в которых многие и силы, и саму жизнь положили. А Путин — сильный. Но ему и урок дан по силам. Я-то, кстати, помню, что еще несколько лет назад Березовский в Москве сидел! А в Грозном — Масхадов! А страна была в полной жопе. А я с Катей в фашистской Латвии чувствовал себя лучше, чем у себя на Родине, на которую, пока Ельцин был у власти, даже и вернуться не мечтал. Но ты пойми, соседушко, пожалуйста, нас — миллионы!
